Руки плавно поднялись к плечам, не задевая ранение. На пол упали лисья шкура и куртка. Маленькие пальчики здоровой руки потянулись к застежке его камзола, они прошлись сквозь ткань по торсу парня, погладили напряженные мышцы и потихоньку, пуговка за пуговкой, начали расстёгивать и снимать одежду. Гаскон поймал взгляд Лисы. Голубое море искрилось, как в лучах солнца. Терпкий коньяк плескался в бокале, отражая блики огня камина. Оба замерли на месте, всматриваясь в глаза друг друга. Синхронно потянулись за новым поцелуем. Плавное касание губ, отдающими морской солью и горечью алкоголя. Медленные, почти мучительные, движения, чтобы распробовать, впитать и больше никогда не забывать этот вкус.

— Лисенок… — выдохнул он ей в лисье ушко, аккуратно снимая рубашку и избавляясь от своего одеяния.

— Гаскон… — простонала она на выдохе, когда сильная рука нежно, но крепко, сжала левую грудь через перевязки.

Освободив манящие полушария от оков перевязки, парень припал к одному из сосков, нежно обводя ореол горячим языком, аккуратно посасывая губами, но ни в коем случае не кусая. Девушка крепко вцепилась в плечи и руки Гаскона, стараясь балансировать на грани реальности и блаженства, кое-как держась на негнущихся ногах. Сильные руки спустились к штанам, расстегнув ширинку, игриво проникли внутрь. Лишь слегка коснулись заветно места, а потом покинули желанную территорию, перемещаясь на попу разбойницы, подхватывая под ягодицы лисичку и направляясь к кровати.

— Гаскон… Ах! — отзывалась она на каждое его движение, пытаясь пододвинуться ближе, стать с ним одним целым, отдать себя всю только ему.

— Лисенок… — любовно прошептал парень, опустив любимую на холодные простыни постели и потянув вниз ее штаны и сапоги.

Освободившиеся ножки девушки сразу обвили поясницу Гаскона, притягивая ближе для нового поцелуя, более страстного и требовательного. Кобелиный князь улыбнулся в поцелуй: его девочка нетерпелива и настойчива. Руками он прошелся по нежным изгибам любимого тела, по шелковистой коже, местами испещрённой шрамами и синяками, обводя каждый. Оторвавшись от губ, он взглянул на нее еще раз: искрящиеся глаза, довольная улыбка, небольшой румянец — прекрасна! Переместил поцелуи на тонкую шею, пульсирующую венку, замотанное плечо, где он аккуратно и нежно покрыл поцелуями каждый миллиметр кожи вокруг раны. Руки сжимали аппетитную грудь, по комнате разносились одобрительные стоны на каждое его движение, Лиса инстинктивно терлась промежностью о выпирающий бугорок штанов Гаскона.

— Лисенок… — еще раз выдохнул он, направляя поцелуи ниже: к вздымающейся груди, твердым соскам, плоскому животику, где он обвел языком все шрамы и царапины, ниже и ниже, к самому эпицентру ее жара.

— Ах! — только и смогла издать Лиса, когда шершавый влажный горячий язык Гаскона прошелся по нежным складочкам ее лона.

Он был счастлив. Быть так близко к ней, чувствовать ее запах, пробовать ее на вкус, слышать ее стоны от его движений. Плавных, неторопливых, с упоением вылизывающих все ее соки, проводящий по клитору, нажимающих на маленькую горошинку возбуждения, проникающих внутрь всего на чуть-чуть, обводящих и посасывающих нежные лепестки этого прекрасного цветка. Он вдел, как мышцы ее живота напрягались от таких движений, чувствовал, как трепещет перед ним каждая клеточка ее тела. Маленькие пальчики зарылись в короткие черные волосы Гаскона, притягивая его ближе, ища разрядки в его плавных движениях. Но он хотел взять ее, нежно и плавно, любить ее всю ночь, входя медленными движениями в податливое лоно.

Быстрым рывком он освободился от остатков одежды и пододвинулся ближе к ее лицу. Волосы растрепаны по подушке, на лбу видна испарина, и голубую гладь заволок туман желания. Он впился в нее поцелуем, нежно, страстно, медленно, проводя языком по губам, оттягивая их зубами, играясь с ее собственным языком. Руками поглаживая ножки, разводя и притягивая их к себе, он плавно вошел в нее, ловя губами стон блаженства. А потом началась затеянная ими обоими долгая игра. Медленные толчки, плавное скольжение, страстные поцелуи, томные вздохи, собственнические касания и наслаждение. Она старалась подмахнуть ему бедрами, чтобы достичь желанной разрядки. Но он удерживал ее, игрался с ней, дразнил, ускоряя и замедляя амплитуду толчков. Нашептывал на ушко комплименты, входя до самого основания, чтобы замереть и прикусить ее губу, а потом резко выйти и резко войти, чтобы слышать громкие стоны. Игрался с грудью, перекатывая соски между пальцами, задержавшись глубоко внутри лона Лисы, чтобы чувствовать, как ее стеночки сжимают его, желая продолжения. Менял угол вхождения, иногда касаясь пальцем набухшего клитора, чтобы она получила максимум удовольствия от процесса. Делал небольшие перерывы между толчками, чтобы самому перевести дух и отогнать подальше надвигающийся оргазм. Целовал ее кожу, нежно, не оставляя засосов и укусов, возносил ей свои молитвы и поклонялся ее красоте и сексуальности. Ловил каждое ее тихое и страстное «Гаскон», чтобы вернуть не менее ласковое и желанное «Лисенок».

Мокрые тела блестели в свете свечей, на широкой спине, плавно опускающейся на хрупкое тельце, играли блики огня, а они сами плавились в своей страсти и любви, сгораемые и возрождаемые их связью и единением тел и душ. Рука парня прошлась по телу рыжей: по шее, груди, животику, устроилась, фиксируя, на ягодице, и придвинула ближе к себе. Толчки стали быстрее и резче. Вторая рука нашла ручку разбойницы, сжимая и переплетая их пальцы. Карие омуты всматривались в синее море. Он чувствовал ее приближение к грани, ощущал свое желание кончить, выдыхал ей в губы и ловил каждое их движение.

— Лисенок… — выдох через быстрые толчки, приводящих к разрядке. — Я люблю тебя…

— Я… — на секунду взгляд прояснился, но быстро был возвращен в прежнее состояние резкими движениями парня внутри девушки, — тоже… Ах! — стенки влагалища приятно начинают пульсировать, приближая к вот-вот… — люблю тебя! — наступившему оргазму.

— Р-р-агх! — зарычал он ей куда-то в шею, опуская голову на любимое тело, не желая выходить из нее, не желая прекращать, желая кончить внутрь, чтобы она чувствовала всю его любовь, все то, что она с ним делает, что он готов сделать для нее.

На последнем толчке он выходит, бурно изливаясь на живот. Голова еще лежит на сгибе ее плеча, слыша стук ее сердца и хриплые вздохи, перед глазами мельтешат черные круги, а в ушах звенит. Зубы, оказывается, впились в нежную ключицу. Не сильно, но заметно. Руки отказываются слушаться, сотрясаясь мелкой дрожью.

Через пару минут он поднимает голову. Ее взгляд направлен куда-то вверх, в уголках глаз блестят слезы, а на губах застенчивая улыбка. Поднимается полностью, вытирая то, что он натворил, с чувством выполненного долга и дикой усталости ложится рядом, сгребая в охапку лисичку.

— Ну? Ты чего? — нежно шепчет он, когда она утыкается в его плечо, и он ощущает мокрые дорожки ее слез.

— Я люблю тебя, — тиха выдыхает она.

Он прижимает ее ближе, успокаивая, качая в руках, и без остановки шепча: «люблю тебя» …

Перед Мэвой замаячил Оток, город, который некогда славился множеством мануфактур и литейных заводов. Теперь почти все они были закрыты. Почему? Причиной тому Махакам. Когда его ворота отворились для человеческих купцов, те быстро обнаружили, что тамошнее оружие дешевле и лучше товаров из Отока. С тех пор караваны направлялись в горы в обход Ривии… Однако королеве было любопытно, что же такого придумал Барнаба и за производство чего взялись лисы. Она надеялась, что это пусть и не поднимет Оток, а вместе с ним и всю Ривию, в глазах жителей Севера, но хотя бы оживит ярмарки и торговые площади.

При виде наступающих лирийцев черные бросили город, оставив за собой открытые настежь ворота. Бежали они, однако, не с пустыми руками, а с обозом из десятков доверху нагруженных возов.

— Интересно, что это они увезли? — проговорила королева, останавливая коня.