С предприятиями и делами предпринимателя Фокса Мэва понимала, что ее страна может получить большую выгоду. Она пообещала прислушиваться к лисам, хотя строго намекнула, что закрывать глаза на их противозаконные действия она не намерена.
Как закончилась война, Арньольф и его пираты раскланялись с королевой и подружившимися с ними солдатами и поспешили в море, грабить и убивать, чтобы самим побыстрее получить освобождение и очищение в смерти. Мэва не могла понять философии островитян, но и не спешила осуждать их уклад. Коротко поблагодарив за помощь, она проводила взглядом удаляющие полуголые татуированные фигуры.
Исбель была не против остаться при дворе, хотя это предложение ей не особо понравилось, а потому Лиса предложила чародейки просто открыть свою собственную практику в городе или небольшой деревушке, чтобы быть если что поближе к королеве, но и помогать простым людям. Целительница с удовольствием согласилась на такой расклад, довольная тем, что в ее жизни наступит спокойное время и она сможет заняться любимым делом, не вредя людям.
Махакамских «добровольцев» Мэва со спокойной душой отпустила домой, намекнув, что если они пожелают спуститься с гор, то армия королевы примет их в прежнее звания и с распростёртыми объятиями. Вскоре после этого ей пришло послание от Брувера, в котором он восхищался упорством людской бабы, соболезновал потере сына и благодарил за вернувшихся бойцов. Староста Махакама непрозрачно намекнул, что сотрудничество с некоторыми советниками королевы оказалось удачным и перспективным. Мэва лишь улыбнулась, даже не желая узнавать, о чем таком договорилась рыжая разбойница с махакамскими краснолюдами. Она лишь покачала головой, улыбаясь чему-то своему.
Хотя Нильфгаард потерпел поражение во многом благодаря Мэве, ее имя произносили там с уважением. Солдаты, которые вернулись с фронта, с восхищением рассказывали о ее отваге и великодушии. Они дали ей прозвище Gvaedyn — Непокорная. Однако не все были согласны с этим. Другие же имперские солдаты, которые вернулись с фронта, рассказывали о жестокой королеве из Лирии, убивающей пленных и попирающей священные законы. Они дали ей прозвище Gvaelded. «Кровожадная». Получая такие известия от разведчиков и внедренных шпионов, Мэва вздыхала. Как интересно восприняли имперцы ее стремление отвоевать родной дом! Но королева не злилась, она вообще перестала что-то ощущать к нильфгаардцам кроме настороженности. Все-таки слова Демавенда засели в поседевшей голове надолго. И Мэва со страхом смотрела на политическую карту, боясь новой войны.
После заключения мира распри между расами в Лирии и Ривии немного поутихли. Под давлением королевы были введены новые законы, призванные обуздать притеснение представителей других рас. Прогрессивные… но повсеместно нарушаемые. Мэва часто обнаруживала у себя на столе подброшенные записки лисов, где они указывали на те или иные личности в государственном аппарате, что отказывались выполнять этот приказ. Королева тяжело вздыхала и обещала разобраться, хотя иногда до нее лишь доходили слухи, что банда кого-то ограбила или сожгла чьи-то поля, дома, лавки, тогда она понимала, что лисы решили взять правосудие в свои руки. Послание разбойников были полезными, они зачастую сообщали королеве и о возможных заговорах и советовали покупать или продавать акции разных компаний, деятельность которых решала подорвать Лиса.
Королева правила еще много лет. Строго… Но всегда справедливо. В этом ей помогал верный Рейнард. Граф умел смягчать тяжелый характер королевы. Он давал советы по управлению королевствами, предлагал свои идеи. Но самое главное — он был опорой для Мэвы. С ним ей хотелось быть простой женщиной. Не королевой. Не высокопоставленной дамой. А просто любимой и любящей женщиной. В личных делах Рейнард брал инициативу на себя. Хоть Мэва и была главой Лирии и Ривии, но между ними она позволяла графу быть главным. Тот с трепетом относился к своей возлюбленной, и старался быть для нее достойным мужем. Граф Рейнард Одо был не знаток романтики, но ради своей королевы он мог часами проходить в ювелирных лавках, и в итоге зайдя в оружейную мастерскую, прикупить в подарок острый новенький клинок. Мэва принимала с улыбкой и благодарностью такие дары. Ей была приятна забота и нежность графа. Граф Рейнард Одо мог ночами засиживаться вместе с королевой в ее кабинете, решая государственные вопросы или же просто слушая Мэву, которая делилась с ним переживаниями и болью. Граф Рейнард Одо старался быть нежным, хотя королеве иногда хотелось совсем наоборот…
Что же до парочки разбойников… Лиса и Гаскон осели в Ривии, где кобелиный князь вел степенную жизнь, соответствующую его благородному происхождению, а лисичка занималась делами фирмы и банды, полностью оправдывая свою деятельность предпринимателя: он носил дублет с брыжами, она порой надевала прекрасные зеленные или синие платья, он присматривал за скотом и плодотворными полями, она следила за производством и вела бухгалтерскую книгу, вместе они посещали торжества и банкеты, хотя долго там не задерживались. Но однажды ночью… Он взял свой лук со стрелами, она надела любимую шкуру лисицы и ножны с кинжалами, они оседлали коней и бесследно исчезли… Королева вела дела с Лимбортом и Мальвиком и пыталась узнать у них куда же подевались их боссы, однако те развели руки в стороны, говоря, что от Фокса они получают лишь приказы. Мэва даже подумывала, что может быть это запоздалый медовый месяц? Ведь Лиса приняла фамилию Броссард и стала женой Гаскона. Но разбойники не вернулись не через месяц, не через два.
До королевы доходили слухи, что их видели и в других городах Севера, что они появлялись и в Лирии и Ривии, и в Аэдирне, и в Махакаме. Но больше они не светились. Проходя между рядов своего богатого арсенала, где было собрано все ее оружие: лирийские полуторники, эльфские клинки, изготовленные по заказу гавенкарские кистени и другие, Мэва останавливала свой взор на выкованном в Махакаме сигилле, который она называла… Острый Сукин Сын. Королева улыбалась, надеясь, что брат-близнец этого клинка — «Лисенок» — служит верой и правдой своей хозяйке.
И только спустя несколько лет после войны Мэва получила весточку от своей названной рыжей дочери. Но это совсем другая история…