— Я знаю, почему их спрятали здесь, — сказала Лиса, после долгого молчания, — Это шутка! И проверка на алчность. Наверное… Нет, ну что это?

— Это что? Какие-то жетоны… — спросила королева у краснолюда.

— Ну да… Мы зовем их «дырявыми гульденами». Это в Махакаме такие деньги, мы их за труд получаем. На них можно добыть чего-нибудь перекусить, пойла купить….

— А оружие? Доспехи? Инструменты? — спросил Рейнард.

— Нет… Это мы получаем по распределению. От клана. Ох, мать моя, как глупо получилось… Впустую сюда перлись…. — сетовал Габор.

— А не получится эти фишки обменять на другие деньги? На темерские орены? Новиградские короны? — интересовалась королева.

— Вроде как можно… По очень паршивому курсу. Староста нарочно его занижает, чтобы усложнить жизнь краснолюдам, которые хотели бы уехать из Махакама.

— Габор не обижайся, конечно, но ваш староста… какой-то…. — на говорящую Лису косо посмотрел Рейнард, — какой-то слишком продуманный, — быстро исправилась девушка.

— Так что мне делать с жетонами, — сложила руки на груди Мэва.

— Обменяем. Даже если получим за них немного и то хоть какая-то выгода. А солдаты требуют жалованья…

— Да брось. — перебил графа Габор, — Солдаты требуют пойла и полного котелка. Деньги — это лишь способ все это достать.

— А снять комнату на постоялом дворе на эти жетоны можно? — встряла Лиса. — С какой-нибудь кроватью и полной бадьей горячей воды… — она блаженно закрыла глаза.

— Да, было бы неплохо, — согласилась королева, тоже мечтая о теплой ванной и мягкой постели.

— Увы, насчет этого надо договариваться с владельцами, — поспешил спустить на землю девушек Габор, — Как я уже сказал, на эти жетоны покупаются харчи и выпивка. На все жетоны в этих сундуках можно закатить такой пир, какого Махакам не видывал с тех пор, как Брувер принес присягу, вступая в должность старосты. Солдаты выпьют, погуляют как следует, да и забудут про жалованье… А если пригласите на пиршество местных краснолюдов, то и кланы к вам теплее отнесутся. Может, с кем из постоялых дворов удастся договориться о ночлеге…

— Нравится мне эта перспектива, — согласился Гаскон.

— Тебе лишь бы напиться! — отчитал его Рейнард.

— О чем ты, Рейнард? Может я хочу поплясать на славу с Лисенком? — он ткнул рыжую в бок, спрашивая, — Миледи, не окажите ли вы мне честь…

— Окажу, окажу, милый, — перебила его кривляния девушка, — если королева даст добро.

— Ах, гори оно все… — произнесла Мэва, махнув на сундуки рукой.

— Госпожа… Я считаю своим долгом напомнить, что мы в состоянии войны с Нильфгаардом, и каждый грош…

— Не занудствуй, Рейнард, — перебил его счастливый Гаскон.

— …должен идти на развитие армии, я все это знаю. — Закончила Мэва, — Но… Мы живем один раз, Рейнард. Габор! Бери эти жетоны, и закати на них такой пир, чтобы сам аэп Даги услышал, как мы здесь развлекаемся.

— На пиру, может, и ты поднимаешь свою недовольную задницу и потанцуешь с Мэвой, — прошептал кобелиный князь графу, когда королева отошла с Габором, обсуждая блюда и напитки, которые стоит заказать.

— Да-да как… Э-это, — заикался командир, ошарашенный такой дерзостью.

— М-да… Тяжелый случай, — кинул Гаскон напоследок, выходя с Лисой из пещеры.

Поскольку ни одна корчма не вместила бы всех солдат, празднество устроили на складах. Расставленные рядами ящики служили столами и стульями, а окна были украшены гирляндами эдельвейсов и сон-травы. Когда пехотинцы увидали, как внутрь вкатывают бочки с медом, коньяком и водкой, раздались радостные возгласы и смех, которые уже не утихали до самого утра.

— Наливай еще, брат-лирец!

— Пусть светит нам звезда счастливая-а-а! Гори, сияй, моя звезда-а-а! — разносились песни и выкрики.

Гаскон, как и обещал, практически не выпускал Лису из рук, крутя ту в танце под треньканье какого-то умельца на лютне. В соседней корчме радушно согласились принять желающий в комнаты. Потому королева с разбойницей поспешили оставить солдат и отправились в комнаты, где их ждала бадья горячей воды и чистая, мягкая постель.

— Ты куда собрался? — остановил Рейнард Гаскона, который заскучав, решил пробраться в комнату лисички.

— Я тебе что, докладывать должен? — нахмурился парень, — Отлить пошел, расслабься. Не собираюсь я никого грабить. Лучше вон, выпей, а то сидишь тут, как не свой, — сказал кобелиный князь, уходя в противоположную сторону от корчмы.

Обманный маневр сработал, и Рейнард, успокоившись, и правда позволил себе немного выпить. Гаскону пришлось обогнуть склад, в котором проходил пир, и, замерзнув до костей, он-таки добрел до корчмы. Осталось только понять в какой комнате обустроила себе норку лисичка на ночь. Заблаговременно у хозяина он узнал, конечно же в рамках безопасности и в случаях крайней необходимости, как, например, нападения врага, в какую сторону выходят окна предоставляемых комнат. Одно выходило на внутренний дворик и находилось на втором этаже, второе — на горный перевал и было уже на третьем этаже. Гаскон огляделся по сторонам, выходя на двор. Никого. Бросать камни или снежки в окно он не стал, а полез вверх по водостоку, наверняка отморозив пальцы, потом, прижимаясь к стене, полез по карнизу второго этажа. Наконец добравшись до третьего окна с краю, он заглянул внутрь. На стуле лежала куртка и лисья шкура. Владелицы видно не было, но это и к лучшему. Достав из кармана нож, он попытался открыть дверцы, подняв крючок защелкивающего механизма. С четвертой попытки у него это получилось, и он как можно тише открыл окно. Просунул голову, желая осмотреться. Но потом почувствовал холод метала у своего горла.

— И ты всё это время смотрела, как я там корячился? — недовольно проговорил парень, поворачивая голову в сторону Лисы, и замер, осматривая преобразившуюся фигурку. Она стояла босиком на досках пола, тонкие ножки были абсолютно голы, открывая вид на недавние синяки на коленках, большая белая рубашка кое-как прикрывала бедра, не было привычных ушек и хвостика, рыжие волосы были рассыпаны по плечам в милом беспорядке, а на щеках алел румянец.

— Окно закрой, — прервала разглядывания девушка, — Дует.

— Может быть, ты снача… — парень осекся, понимая, что нож у горла пропал. — …ла отойдешь, а то… ну…

— Да залазь ты уже, — не вытерпела девушка, разворачиваясь к Гаскону спиной и уходя за ширму.

Кобелиный князь залез, закрыв за собой окно и задернув шторы, на всякий случай. В комнате было тепло, пахло маслами и гелями, где-то со стороны ширмы послышался плеск воды. Парень коварно улыбнулся, снимая куртку и обувь. Колчан со стрелами, как и меч, он оставил в повозке кобелей ещё, когда отправлялся на пир. В рубашке и штанах он направился за ширму. Однако, сразу же столкнулся с девушкой. Продолжая улыбаться, он уместил свои ладони на талии Лисы. Та недовольно отскочила от него.

— Руки мыть и греть! А то решил меня тут заморозить? — стояла руки в боки девушка, отчего не до конца застегнутая рубашка растянулась на груди, открывая шею и ключицы. В горле пересохло. — Что застыл? Лезь грейся, — она указала на наполненную водой бадью. — Я долила горячей воды…

— Лисенок, — предпринял еще одну попытку парень, подходя ближе. Рыжая отступила назад, вытягивая руку.

— Не-а, сначала согрейся, — проговорила она, лукаво улыбаясь.

— Эх, Лисенок… потрешь мне хотя бы спинку? — спросил Гаскон, снимая рубашку. Девушка неуверенно кивнула, отворачиваясь как будто за щеткой, когда парень потянулся к ширинке. Воспользовавшись моментом, он подошел в плотную к разбойнице и проговорил в маленькое ушко, — Не стесняйся, Лисенок, — выдохнул он, громко расстегивая ремень ставших такими узкими штанов.

Лиса вздрогнула, по ее спине пробежались мурашки, а неизведанная сила начала пульсировать внизу живота. Сердце зашлось галопом, желудок неприятно сжало. Она развернулась, поднимая взгляд. Не разрывая зрительного контакта, девушка неуверенно потянулась руками к краю его штанов. Когда маленькие пальчики коснулись кубиков пресса, отчего они приятно напряглись, оба синхронно вздрогнули. Рыжая провела пальчиком вниз, к паху, отодвинула замершие руки Гаскона, и сама расстегнула пуговку, потянув ткань вниз.