– Если ты поедешь, то поеду и я.

– Нет! – Она протянула к нему руки, и он, наклонившись, поднял ее и посадил впереди себя в седло. – Ты довезешь меня до того места, где были городские ворота. И подождешь меня там, как я ждала тебя здесь.

Лоренцо смотрел на обугленный черный сад, где некогда цвели розы. Санчия еще издали увидела его.

Она не могла унять дрожь, оглядывая то, что осталось от сада.

Разрушения в городе, когда она проезжала мимо домов, привели ее в ужас, но вид почерневшего сада еще больше потряс ее. Там, где недавно все дышало красотой, теперь торчали обугленные кусты. Дивный фонтан и мраморные скамьи – все искорежил огонь. И теперь уже никак нельзя было угадать в почерневшем обломке дерева, рухнувшем на поломанную скамью, ту самую изогнутую ветвь, на которой висели качели, увитые гирляндами цветов. Санчия вспомнила, как вспыхивали под лучами солнца белокурые волосы Бьянки, как радостно смеялся тогда Марко, и сердце ее сжалось от боли.

Лоренцо не обернулся в ее сторону.

– Я не хочу, чтобы ты была здесь.

– Она хотела этого, – спокойно ответила Санчия. – Она назвала меня своим другом и, подав руку, попросила, чтобы я пошла вместе с нею в сад, потому что не хотела умирать в одиночестве. Я взяла ее за руку, и мы стояли здесь вместе и разговаривали до тех пор, пока она была в состоянии говорить. Но и когда ей стало совсем плохо, она крепко сжимала мою руку до самого последнего мгновения. Я зашила ее в простыню и отнесла в часовню, где лежали остальные. Я сделала ей гроб своими собственными руками. Она…

– Замолчи. Я не хочу слышать об этом, – сказал Лоренцо хрипло. – Оставь меня.

– Я не могу оставить тебя. То, что она сказала мне в этом саду, имеет значение для всех нас. Она сказала, что не жалеет ни о чем. Она только хотела бы, чтобы у нее было время для того, чтобы заботиться о близких ей людях, так же как она заботилась о своем саде, и понимать, и ценить их, как она любила и понимала розы.

– Это все, что она сказала?

– Нет, она много говорила, но почти все – о том же. Жить в саду, среди роз, жить полной жизнью, не бояться сорняков… – Она помолчала. – И еще она сказала одну вещь. Но значительно позже, когда боль вгрызалась в нее и она уже больше не думала о том, что говорит. Она сказала: «Я люблю тебя, Лоренцо».

Он вздрогнул, как если бы она ударила его.

– Она была необыкновенная женщина и очень хороший мой друг. – Его голос дрогнул. – Естественно, тебе не надо повторять ее слов, потому что ты, наверное, не правильно поняла их.

– Тебе уже не надо защищать ее, Лоренцо, – мягко сказала Санчия. – И тем более от меня. Я даже Лиону не рассказала об этом, но ты имеешь право знать. Потому что я знаю: ты тоже один из этих садов Катерины. Сад, который она не успела возделать и заполнить цветами.

Он молчал, глядя на обугленные кусты роз.

– Это была нелегкая смерть?

– Нет, ни один из них не умер легкой смертью.

Руки Лоренцо вдруг сжали поводья.

– Она была… – Когда он заговорил опять, его голос стал таким тихим, что ей пришлось напрягать слух:

– Я думал, что пуст внутри, но, оказывается, все это время она была там и заполняла эту пустоту.

– Она останется с нами до тех пор, пока мы будем помнить ее.

– Да… – Лоренцо повернул лошадь.

И Санчия вдруг почувствовала прилив жалости, увидев его незащищенное лицо – лицо, на котором не было привычной насмешливой маски.

– Но в этом саду ее больше нет. А я думал, что, может быть, она еще здесь.

Санчия повернула Таброна, следуя за ним. Но он вдруг снова остановился, натянув поводья, и резко оглянулся через плечо. Потом повернул голову в другую сторону и снова прислушался.

– Что там? – недоумевающе спросила Санчия.

– Ничего! – Его взгляд не отрывался от черной ветки дерева. – Мне показалось, что я что-то слышу.

– Что?

– Звон бубенчиков. – Он повернулся, они поехали прочь. – Должно быть, это ветер шевельнул обугленные кусты, хотя могу поклясться, что я слышал именно звон бубенчиков…

– Я тебе очень сочувствую, Лион, – печально произнесла Санчия, глядя на обуглившийся остов «Танцора» и на останки трех других кораблей, все еще стоявших в доке. Вид этого безжалостного разрушения наполнил ее тем же чувством горечи, что она испытала, проезжая по улицам сожженной Мандары. – Хоть что-нибудь удалось спасти?

– Как видишь, верфь все еще действует. Но нет кораблей у причалов! Потребуется не меньше двух лет, чтобы выстроить хотя бы один. Но у меня нет денег и нет ничего, что я мог бы продать. Все надо начинать с самого начала. – Он тронул Таброна и посмотрел на Санчию:

– И к тому же я не уверен, что теперь у меня будет лежать к этому сердце.

– У тебя лежит к этому сердце, – вступил в разговор Лоренцо. – Раны оставляют следы, но не меняют в нас главного – Он поморщился. – Взять, допустим, меня. Я человек решительный, и характер у меня довольно скверный. Например, сейчас я очень раздражен. Мне не нравятся порядки на твоей верфи, Лион. Где твой управляющий? Где кораблестроители? Неудивительно, что Дамари тут все разрушил, раз мы можем въехать в док средь бела дня даже незамеченными.

– Я нанял Базала, потому что он был самым лучшим кораблестроителем. Но он не воин, Лоренцо. Сейчас еще рано, и он, возможно, спит. – Лион кивнул на маленький кирпичный домик, стоявший в некотором отдалении. – Почему бы тебе не сходить и не разбудить его?

– Я так и собирался сделать. – Лоренцо направился к дому. – Что мне больше всего необходимо – так это горячая вода для мытья.

Лион повернулся, чтобы снова взглянуть на «Танцора», и произнес неуверенно, обращаясь к Санчии:

– Теперь я не многое могу тебе предложить. Все, что было у меня в Мандаре, уничтожено. Мое единственное достояние – судоверфь в Марселе, но она, скорее всего, еще долго не будет приносить никакого дохода. Я могу предложить тебе только крышу над головой и самую простую еду.

Санчия посмотрела на него так, словно не верила своим ушам.

– Боже, Лион. У меня никогда ничего не было. Крыша над головой – это все, что мне нужно. Я с самого начала знала, что жизнь, которую я попробовала в Мандаре, никогда не могла бы стать моей.

– Она будет твоей. – Лион решительно повернулся к ней. – В один прекрасный день я выстрою для тебя замок еще более восхитительный, чем Мандара, ты будешь править в нем, как королева.

– Как Катерина? – Санчия покачала головой. – Это не та жизнь, которая мне нужна, и не та жизнь, к которой стремилась она, – по крайней мере, в конце. – Болезненная судорога прошла по лицу Лиона при мысли о смерти матери.

– А чего же хочешь ты?

– Работы. Мира. Детей. – Санчия вытерла слезы, навернувшиеся на глаза. – Да, детей. Думаю, что у нас будет сын, такой, как Пьеро.

Лион нежно прикоснулся к ее щеке пальцем.

– Лоренцо прав. Раны заживают, любимая.

– Я знаю. Мои уже почти зажили. – Ее губы задрожали, когда она попыталась улыбнуться. – Пройдет еще немного времени, и останутся только шрамы. Спасибо за то, что ты так добр ко мне.

– Добр. – Он нахмурился. – Неужели ты думаешь, что я позволю себе хоть чем-то обидеть тебя после всего, что ты пережила?

– Нет, просто я хотела…

Он прервал ее:

– Я не думаю, что нас ждет легкая жизнь: придется много работать в первые годы. И если на то будет божья воля, у нас появятся дети, которые потребуют заботы и ухода. Я не могу обещать тебе мира и спокойствия. Ты знаешь, я нетерпелив и привык настаивать на своем. – Лион приложил палец к губам Санчии, когда она попыталась что-то произнести. – Поэтому не отказывайся от замка, Санчия. Если ты не захочешь управлять им, предоставь это нашим детям.

Она внимательно посмотрела ему в лицо. Он тоже выздоравливал, но, быть может, ему было даже труднее, чем ей. Он потерял не только дорогих его сердцу людей, но и все, что создавал своими руками многие годы. Она слишком хорошо помнила, какой гордостью и счастьем блистали его глаза, когда он рассказывал ей о той радости созидания, которую испытывает после стольких лет, отданных разрушению. Теперь ему предстоит строить все заново.