Разворачиваюсь, но с опаской делаю шаг назад, вспоминая, что именно, из лежащего в сумочке, сгодится для самообороны. Зонтом его что ли ткнуть? Не зря же я таскала его с собой целый день. Гисметео, как всегда, ошибся, внушая мне утром, что будет дождь. Какой дождь, когда солнце шпарит как сумасшедшее?

— Откуда Вам все это известно про меня? Признавайтесь! — я враждебно зыркнула на тощего, давая понять, что настроена решительно. Он что, следил за мной? Нет, ладно родинка, ладно дальтонизм, но про шрам то ему откуда известно? Я, знаете ли, не свечу им направо и налево.

Худощавый мужчина поправляет монокль уверенным движением указательного пальца.

— От Вашего дедушки. На той неделе он скончался. — на лице мужчины мелькнуло прискорбное выражение. — Примите мои соболезнования.

А я уже еле сдерживалась, чтобы не рассмеяться. Ха, вот ты и прокололся!

— Мой дедушка жив! Я с ним только что разговаривала! — ну, предположим, тут я немного приврала, не только что, а вчера. Но дедуля явно был живее всех живых. Шутил, что поймал на рыбалке трехметрового карася, и клянчил внуков жалобным тоном. В общем, если бы он и собирался на тот свет, мне бы уж точно об этом сообщили. Особенно, если бы он вдруг решил оставить мне в наследство несуществующие миллионы.

Победоносно сверлю тощего взглядом. Что ты на это ответишь, аферист?

— От Вашего родного дедушки, Полина Андреевна. — с нажимом говорит мужчина. — Того, который оставил Вам огромное состояние. — он прочистил горло мелким кашлем и внимательно на меня посмотрел. — Правда, для вступления в наследство, придётся выполнить пару условий…

Я смотрю на него все так же недоверчиво.

— Каких еще условий? — выращенный в мире разврата и похоти ум тут же принялся рисовать цветные картинки того, как мне придется с кем-нибудь переспать, а затем только миллиарды упадут мне на голову.

Эх, как же алчно с моей стороны. Еще до конца и не успела поверить, что тощий не шутит, а загребущий рассудок уже огорчился, что за золотые монеты потребуют расплату.

— Полина Андреевна, — снисходительно произносит тощий и лезет в карман своего пиджака. — Все же не дело на улице это обсуждать. Приезжайте завтра ко мне в офис, раз сегодня Вы так заняты, и я Вас подробно обо всем проинформирую. — он всучивает мне в руки маленький прямоугольный кусок картона.

«Вайнберг Измаил бен Зохар. Нотариус.» — красуются золотистые буквы с вензелями на белом фоне.

И я уже было открываю рот, отрывая взгляд от красивых букв, чтобы сказать, что с его стороны крайне несправедливо разжечь мой интерес, а потом перенести встречу на завтра, заставляя меня мучиться в догадках еще целый день, но от тощего уже и след простыл…

— Поляна? Что ты на ночь глядя мне названиваешь? — дедулин голос на том конце провода живее всех живых. Не думаю, что у моего сотового оператора налажена хорошая связь с тем светом, поэтому сомневаться, что дедушка все еще на этом, не приходится.

Но от сердца все же отлегает.

— Семь вечера, деда. Какая ночь? — вторю я ему в такт, морщась от прозвища, которое прилипло ко мне с пяти лет. Почему Поляна? Да просто в детстве я сама себя так называла, путая буквы «а» и «и». Теперь то я буквы не путаю конечно, только цвета. А вот прозвище так и осталось.

— Нууу… — тянет дед забавным голосом. — Это для вас, молодежи, вечер, а нам зубы на тумбочку и на боковую в такое время.

Пропускаю его слова мимо ушей.

— Слушай, я сегодня человека встретила. — осторожно начинаю я прокладывать дорогу к правде, так сильно меня интересующей. — Он говорил про моего дедушку.

— Про меня? — изумился дел. — А кто это был?

— В том то и дело, что не про тебя…

В трубке повисает неловкая пауза. Кажется, дедуля раздумывает, что мне ответить. А я раздумываю, как помягче сказать, что моя родня, о которой я и не знала до сегодняшнего дня, уронила мне на голову несусветное количество денег, судя по словам тощего.

— Поляна, мне спать уж пора, пойду я. — дедуля явно занервничал. Этого бы мне хотелось меньше всего. Возраст, все-таки. Нервы нам ни к чему.

Но любопытство уже разрослось с такой силой, что вытесняло здравый смысл из головы.

— Ты что-то знаешь, да? — настойчиво произношу я в трубку.

Дедуля шумно вздыхает, из-за чего мобильник издает неприятный треск прямо у меня в ухе.

— Ох, так я и думал, что все всплывет наружу рано или поздно. — начинает он причитающим голосом.

— Что всплывет? — я стараюсь говорить, как можно мягче, но не упускаю шанса ухватиться за соломинку истины.

— Да это все старая, Полька! — восклицает дед, и я визуализирую как в этот момент он раздосадовано всплескивает руками. — Говорил я ей, давай скажем правду, а она «Не надо, да не надо»!

— Бабушка? — недоверчиво переспрашиваю я. — Так говорила бабушка?

Я не верю собственным ушам. Бабушка умерла пять лет назад. Для нас с дедом это было огромное потрясение. Но старость никого не щадит. С тех пор я стараюсь бывать в их доме как минимум шесть раз в неделю, чтобы мой старик не заскучал там один. Он никогда не показывает, как сильно тоскует по ней, но каждый раз, садясь пить вечерний чай по традиции в семнадцать ноль — ноль, ставит ее любимую фарфоровую кружку на столик рядом с серым матерчатым креслом, на котором она так любила сидеть. Слезы наворачиваются, когда я это вижу.

— Дедуль, ты ничего не путаешь? — недоверчиво уточняю я.

Бабушка была самым близким мне человеком, и мысль, что она хранила какую-то тайну просто дикость. Мы делились с ней всеми секретами. В пять она гуляла со мной, рассказывая, как важно уважительно относиться ко всему, что тебя окружает. В девять уже привила мне стойкую любовь к книгам, именно благодаря ей в пятнадцать я была знакома со всеми шедеврами мировой классической литературы. Иногда я смотрела, как мой простой дедуля любя называл ее «старой», а она сдержанно улыбалась, не изменяя привычкам истиной леди, и думала — как они вообще сошлись? Две противоположности. Утонченная до кончиков пальцев бабушка и приземленный до кончиков волос дедуля.

— Полечка, я ей поклялся.

— В чем? — мой рот вытягивается буквой «о».

— Что не расскажу. Но не могу я молчать. Мы когда тебя из приюта забрали, нам сказали, что у тебя родственник есть. Дедушка.

Я оседаю на край кровати. Я знала, что дедуля с бабулей мне не родные. Им Бог своих детей не дал, и они решили удочерить сиротку. Да и не скрывали никогда, что не по крови я им родная, а по душе. В этом я никогда не сомневалась. Но, подрастая, начинала задавать вопросы, тогда-то мне и сообщили, что из родственников у меня никого нет на этой земле. Так что же это получается? Врали?

— Ты прости нас, старых. — запричитал дед. — Мы ведь как лучше для тебя хотели. Тот человек знать тебя не хотел. Своими руками ведь в дом малютки отнес. Отрекся. Что с тобой было бы, скажи мы, что единственный родственник от тебя отказался?

Я молчу и нервно кусаю губы. Ладно, предположим. Сейчас то меня это уже особо и не трогает. Ну отказался и отказался, мало ли каким он там был. Может и к лучшему. Дедуля с бабулей окутали меня такой любовью, которую не каждый ребенок от настоящих родственников видит.

Но, тогда зачем ему оставлять мне наследство?

— Ох, Поляна, виноваты мы перед тобой. — не унимается дедушка, и я спешу его успокоить.

— Все в порядке, я не обижена ни на тебя, ни на бабушку. Честно. — улыбаюсь и уже всерьез задумываюсь, а не стоит ли мне взять такси и примчать к дедуле, чтобы обнять его. — Я все еще вас очень сильно люблю. — от трогательности момента глаза немного защипало.

— Точно? — деда якобы усомнился и наигранно — строгим тоном переспросил.

— Точно. — смеюсь я. — Роднее вас у меня все равно никого нет.

Попрощавшись с ним на доброй ноте, я кладу трубку.

Задумчиво смотрю в стену, сжимая в руках визитку нотариуса. Томик женского романа с доном Карлом внутри так и лежит нетронутым сегодняшним вечером.