- Давай, пойдём! Надо сражаться.

Раздался голос рядом. Я повернул голову и увидел его. Это же… да это мой друг… Голендил. Он зовёт меня. Стала проявляться память. У него был знакомый запах и образ. Это мой друг. Надо сражаться с… пауком. Изнутри моего сознания вырвалось что-то древнее, злобное и глубоко спрятанное. Паук. Я понюхал воздух. Ошибиться я не мог. Моё тело двинулось по направлению к чаще. Туда, куда вёл меня мой нюх. Следом за мной двигался Голендил. Его запах сопровождал меня по пятам.

Мы вырвались на поляну. Она была заросшей мелким кустарником и густой травой, когда-то. Теперь на ней была растянута паутина, густо оплетающая растительность на уровне земной поверхности. Я остановился. За меня говорил мой инстинкт. Пора было выманить его из его норы. Идти по его паутине было слишком опасно. Можно было прилипнуть к ней. Я припал к земле и стал осторожно продвигаться вперёд. Отверстие в земле было небольшим, а значит, что и паук был не велик. Он мог охотиться лишь на небольшую жертву. Подобравшись поближе к его паутине, я вытянул коготь и, зацепив им одну из струн, стал осторожно шевелить его сеть. Прошло немного времени и из норы выглянуло это. Нет, из норы выглянуло ЭТО. Его туловище было размером со среднюю собаку. Он двигался на согнутых и прижатых к туловищу ногах. Мы смотрели друг на друга. Нет, на паука ещё смотрел и Голендил, притаившийся на кромке леса.

На меня смотрели сразу восемь глаз. Я замер. Наконец, все восемь глаз сошлись на мне. Я почувствовал леденящий взгляд всех его восьми глаз на себе. Внутри меня всё заледенело. Прижавшийся к земле, я выглядел для него маленьким. Я снова аккуратно подёргал струну паутины. Не знаю, решил ли паук, что я его жертва или угроза, но в следующий момент он атаковал. Мать твою! Он же несётся на меня как стрела. Хорошо, что у меня скорость повышена из-за слияния с оборотнем. Я начал двигаться одновременно с ним. Оторвавшись от земли, я поднялся на задние лапы. Коготь прилип, но это меня не замедлило. Нить паутины лопнула. Паук успел набрать приличную скорость. В следующий миг он впился жвалами в мою левую заднюю лапу. Мать твою! Больно же! «А-а-а-а!» - хотел заорать я, но из горла вырвалось лишь.

- А-у-у-а-у!

Это что? Вой побитой собаки? Я прыгал по поляне на одной задней лапе, а в мою ногу чуть ниже колена своими жвалами впился этот паук. Легко сказать, что надо сражаться с ним, а вы попробуйте. Если вы думаете, что это легко, то значит, вас никогда не кусал огромный, волосатый паук с длинными лапами. А если бы укусил, то вы уже никогда бы не рассказали об этом, и не давали мне советы.

- Стой! Держи его на месте, я стреляю!

Раздался голос позади меня. Значение его слов с большим трудом доходило до меня. Мне стоило огромных усилий взять под контроль свои эмоции, особенно было тяжело, потому что это были эмоции зверя, который не хотел тебе слушаться от страха и боли. Запах указал мне нахождения моего друга. Я развернулся к нему боком и поставил лапу с впившимся в неё пауком на землю. Я протянул передние лапы и вцепился когтями в его брюшко. Не осознавая, что я делаю, потянул его зад вверх. Делал я это от огромного отчаяния. Паук повис в воздухе, шевеля лапами и пытаясь уцепиться хоть за что-то, но жвалы свои он не раскрыл, продолжая впиваться в мою ногу. Одно было хорошо, кости он не раздробил. В следующий миг всё было кончено. В бок пауку прилетела огненная стрела. А через мгновение – вторая. Паук дёрнулся всем телом. Из него донеслись хрипы. Из его рта между жвал пошёл дым. Потом из его тела стали осыпаться лапы с той стороны, где ему был нанесён удар огнём. Его жвалы разжались, и он упал на землю. В моих когтях осталась его задняя часть, из которой текла белесая жидкость. Тушка дымилась. Я бросил её на землю рядом с остатками его тела. Бой был окончен. Меня била сильная истерическая дрожь. Я пережил сильный стресс. Мой мозг отказывался соображать хоть о чем-нибудь. Я стоял в ступоре посреди поляны. Из леса показался Голендил. Его лук был натянут и готов к выстрелу. Его, как и меня, била сильная дрожь. Мы оба пережили сильные переживания.

- Т-т-теб-бе н-надо смыть яд с н-ноги…

Проговорил он, сильно стуча зубами. Я рассеянно посмотрел на свою левую заднюю лапу. По моей шерсти стекали крупные блекло-зеленоватые капли. Шок уходил, и его место занимала боль. В глазах заплясали красные пятна боли, заднюю лапу стало скручивать судорогой. Моя звериная часть стала выходить из-под контроля. Я упал на передние лапы и заметался по поляне. К своему счастью, я не влип в паутину, а метнулся прочь от неё. Моё чутьё безошибочно указало мне направление к воде. Через несколько мгновений я вылетел к ручью, подволакивая левую заднюю лапу. Я влетел в воду, разбрызгивая её в разные стороны. Всё это время я продолжал выть от боли. И даже находясь в ручье, я продолжал подвывать, несмотря на холод осенней воды. Скоро боль стала меня отпускать. Я не знаю, сколько времени продолжалось моё страдание. Я выполз на берег и лёг на траву. Боль постепенно отпускала. Мышцы не были повреждены. На поверхности шкуры не было открытых ран. Регенерация брала своё. Скоро моя нога снова пришла в порядок. И только после этого я смог взять контроль над своей звериной частью. Отряхнувшись всем телом, я впервые почувствовал себя промокшей собакой. И даже посмеялся над этим сравнением.

Понюхав воздух, я безошибочно направился в сторону дороги, на которой мы оставили нашу повозку. Там меня уже ждали. Голендил разжёг костёр и ждал меня сидя рядом с ним. От него сильно пахло гарью. Я принюхался к новым запахам. Это было то самое место. Это был Голендил и наши домовики. Но зова крови не было. Пора было перевоплотиться обратно. Я подошёл к повозке на всех четырёх лапах, но там я поднялся на задние, и принял вертикальное положение. Я давал именно такие команды своей звериной части. Тело понимало, что если надо перевоплотиться в человека, то надо принять «человеческое» положение. Я вызвал перед своим сознанием образ тёмного пятна и разрезал его жёлтой полосой пополам, начертав перед собой образ утренней зари. Боль, усталость, страх и холод обрушились на меня огромной волной и поглотили моё сознание. Некоторое время я плавал в этих потоках, пытаясь сохранить своё здравомыслие. Потом мне удалось вынырнуть на поверхность. Когда сознание вернулось в моё тело, и мне удалось разлепить глаза, я лежал на земле. Остаточная боль ещё била меня, но двигаться было можно. Я поднялся. Меня била дрожь от холода и боли. Пора было одеться.

Когда я закончил одевание, Голендил успел согреть на огне воду и заварить ягодный напиток. Едва двигаясь, я подошёл к огню и присел на корточки. Голендил протянул мне чашу с напитком. Я взял её обеими ладонями и стал согреваться, делая мелкие глоточки из чаши. Голендил смотрел на меня внимательно.

- Как закончилось? – Проговорил я, не отрываясь от напитка.

Поворачивать голову, и глядеть на него не было желания. Бой прошёл не так, как я об этом думал. Мне было стыдно за проявленную трусость и нерешительность. Мне было не по себе.

- Не так как я думал – проговорил он – я сильно испугался. Надо было стрелять раньше, когда он только показался из норы. Прости. Я растерялся.

Я повернул на него лицо. Только сейчас я заметил, что Голендил выглядит более бледным, чем обычно. Стало заметно проявившееся на нём чувство неловкости и смущённости.

- Я тоже растерялся…

Проговорил я. Некоторое время мы смотрели друг на друга. Потом из меня несознательно вылетел смешок. Его лицо стало растягиваться от улыбки. Через мгновение мы оба хохотали как безумцы над ситуацией, в которую загнали себя сами. Потребовалось некоторое время, прежде чем мы смогли прийти в себя. Теперь вся ситуация уже не казалась страшной. Мне она казалась просто нелепой. Я вспоминал, как дрыгал ногой с вцепившимся в неё пауком, и мне было смешно. Смешно, как я прыгал по поляне, как в моих лапах осталась задница паука. Так устроен наш мозг, что он старается загнать нашу боль по глубже и не вспоминать о ней. Это его защитная реакция.