– Я и сам не знаю, какое мне дело до всей этой истории, – честно признался эльф. – Возможно, их судьба волнует меня потому, что я стараюсь не быть похожим на своих соплеменников, – пробормотал он, обращаясь скорее к самому себе, чем к Бренору. – А может быть, это из-за того, что я и впрямь не такой, как другие эльфы. Может быть, вы, живущие на поверхности, мне ближе, чем собственный народ… На это мне, по крайней мере, очень хотелось бы надеяться. Я не могу оставаться безучастным. И согласись, что в этом ты не очень отличаешься от меня, Бренор Боевой Топор. Лишись мы этого чувства – и наша жизнь опустеет…

Бренор недоверчиво покосился на эльфа.

– Возможно, ты не хочешь признаться в этом мне, однако себя-то не обманешь.

– Бах! – фыркнул Бренор. – Конечно же, их судьба меня волнует. Надо же моему народу с кем-то торговать!

– Не упрямься, – улыбнулся Дзирт. – А Кэтти-бри? – продолжал он. – Что ты скажешь о девочке, осиротевшей несколько лет назад после одного из набегов варваров на Термалэйн? Кто взял ее к себе и растит как собственную дочь? – Бренор был несказанно рад тому, что ночная тьма скрывает румянец, густо заливший его щеки. – Она ведь все еще живет у тебя, хотя запросто могла бы вернуться к людям. Может, все дело в том, что ты продолжаешь заботиться о ней, а, суровый дворф?

– Ладно, закрой рот, – проворчал Бренор. – Девчонка просто прислуживает в моем доме, мне действительно легче управляться с хозяйством, когда она рядом. Только не пытайся выдавить из меня слезу напоминаниями о том, что я когда-то позаботился о ней!

– Упрямый болван! – снова сказал эльф, на этот раз громче, чем в первый раз. Теперь у него оставался последний аргумент. – А как тогда насчет меня, а? Ведь дворфы обычно не очень-то жалуют даже светлых эльфов, не говоря уж о темных. Чем ты объяснишь дружеские чувства ко мне? Ведь я не могу ничего предложить тебе взамен, кроме собственной дружбы. Так какое тебе дело до меня?

– Ну… ты порой приносишь интересные новости и… – Поняв, что Дзирт все-таки загнал его в угол, Бренор умолк на полуслове.

И эльф не стал продолжать разговор.

Друзья молча смотрели, как один за другим гаснут огни Брин Шандера.

Несмотря на свою внешнюю суровость, Бренор был тонко чувствующей натурой и в душе не мог не признать, что кое в чем эльф прав: ему действительно была небезразлична судьба людей, живших на берегах трех озер.

– Ну и что ты собираешься делать? – спросил он после долгого раздумья.

– Я намерен предупредить их, – ответил Дзирт. – Мне кажется, что ты, Бренор, несколько недооцениваешь своих соседей. На самом деле они сделаны не из такого мягкого теста, как это может показаться на первый взгляд.

– Согласен, – сказал дворф. – Но мне не по душе их нрав. Не проходит и дня, чтобы на озерах не вспыхнула потасовка. И все из-за какой-то вонючей рыбы. Они отсиживаются за стенами городов, а гоблины, пользуясь этим, легко расправляются с жителями мелких деревень! Пусть сначала они докажут, что способны драться за общее дело!

Дзирт не мог не признать, что Бренор на редкость точно описал повадки рыбаков. В последние несколько лет костяная форель ушла на глубины, ее стало гораздо труднее добывать, и между людьми развернулось острейшее соперничество. Города находили общий язык с превеликой неохотой, ведь каждый только и мечтал о том, чтобы обставить соседей.

– Через два дня в Брин Шандере состоится Совет, – сказал Дзирт. – Я уверен, что время еще есть. Хотя промедление смерти подобно, однако я не думаю, что нам удастся свести представителей городов хотя бы днем раньше. Да к тому же нужно время, чтобы как следует растолковать Реджису, как убедить остальных выборных: ведь именно им предстоит взвалить на себя бремя командования армией.

– Это Пузатый-то их убедит? – фыркнул Бренор, назвав Реджиса шутливой кличкой, которой некогда наградил его за неуемный аппетит. – Да ведь он заседает в Совете лишь для того, чтобы лишний раз хорошенько набить брюхо! Они прислушаются к его словам не больше, чем к своим собственным, эльф!

– Ты недооцениваешь хафлинга даже больше, чем обитателей Десяти Городов, – заметил Дзирт. – Не забывай, что у него есть камень.

– Бах! Искусно ограненная безделушка, и не больше того, – настаивал Бренор. – Я видел его не раз, но он никак на меня не повлиял.

– Волшебство – крайне тонкая штука и, возможно, недостаточно мощная, чтобы проникнуть под твой крепкий череп, – расхохотался Дзирт. – Но рубин действительно таит в себе самую настоящую магию. Я ясно вижу это, и мне известна история камня. С его помощью Реджис способен воздействовать на Совет в гораздо большей степени, чем ты можешь допустить. Не будем терять надежду, тем более что некоторые из членов Совета могут выступить против союза либо в силу своего дурацкого, самонадеянного стремления к полной независимости, либо полагая, что набеги варваров на соседние города пойдут на пользу их собственным общинам. Брин Шандер, конечно, ключевой город, но столица с большей охотой заключит союз, если сначала это сделает, например, Таргос.

– Думаю, что Истхейвен не останется в стороне, они всегда были сторонниками объединения.

– И Одинокий Лес тоже, ведь от их имени будет говорить Реджис. А вот выборный от Таргоса, Кемп, наверняка будет считать, что они смогут отсидеться за крепостной стеной, в то время как Термалэйн вряд ли будет обрадован тем, что ему придется первому встретить варваров.

– Да, Таргос вряд ли вступит в союз, в котором окажется Термалэйн. И еще, эльф, без поддержки Таргоса трудновато будет убедить представителей Конига и Диневала!

– Для этого-то и нужен Реджис, – объяснил Дзирт. – Уверяю тебя, что его рубин способен творить чудеса.

– Опять ты об этом камне, – усмехнулся Бренор. – Но Пузатый говорил, что у Магистра его гильдии таких камней было целых двенадцать. Не верится мне, что волшебные камни попадаются сразу дюжинами!

– Реджис говорил, что у Магистра было двенадцать похожих камней, – поправил его Дзирт. – Если хочешь знать, хафлинг понятия не имел, все двенадцать или лишь какой-то один были волшебными.

Тогда почему это Магистр подарил Пузатому именно волшебный камень?

Дзирт оставил вопрос без ответа, но по его красноречивому молчанию Бренор вскоре сам пришел к очевидному выводу. Реджис имел слабость не оставлять без внимания чужие вещи, и хотя хафлинг рассказывал, что камень достался ему в подарок…

Брин Шандер резко отличался от остальных поселений в Десяти Городах. Его флаг гордо реял на вершине холма, расположенного в центре тундры примерно на равном расстоянии от всех трех озер, чуть к югу от долины дворфов. У города не было ни кораблей, ни пристаней на озерах, но все равно Брин Шандер по праву являлся не только административным, но и торговым центром долины.

Сюда направлялись торговые караваны из Лускана, сюда приносили свой товар дворфы, здесь жили наиболее искусные ремесленники и резчики по кости. Процветание прочих городов зависело не только от количества добытой рыбы, но и от близости к Брин Шандеру. Именно поэтому Термалэйн и Таргос, расположенные на юго-восточных берегах Мир Дуальдона, а также Кер-Кониг и Кер-Диневал, стоявшие на западных берегах Лек Деннишира, – эти четыре города, находившиеся на расстоянии не более одного дня пути от столицы, играли заметную роль в жизни долины.

Брин Шандер был окружен высокой крепостной стеной. Находившиеся внутри приземистые деревянные домики мало чем отличались от подобных построек в других городах за исключением, пожалуй, того, что стояли гораздо теснее. Здесь под одной крышей зачастую жили по нескольку семей. Хотя Брин Шандер и был в известной степени перенаселен, от остальных городов он отличался гораздо большей цивилизованностью, в нем было куда больше порядка.

Проходя сквозь окованные железом северные ворота столицы, Реджис всякий раз с наслаждением вдыхал встречавшие его ароматы и прислушивался к звукам большого города. Конечно, нельзя было сравнивать Брин Шандер с гигантскими мегаполисами юга, однако шум и суета рынков и изобилие лавок неизменно наталкивали его на воспоминания о Калимпорте. И в точности как и там, люди на улицах Брин Шандера представляли все без исключения народы, обитавшие в долине. Высокие темнокожие жители тундры сновали среди бледнолицых путешественников, и зычные голоса смуглых южан смешивались с грубой отрывистой речью горцев, когда они, сидя за столами многочисленных кабачков, похвалялись друг перед другом захватывающими дух историями любовных приключений и воинской доблести.