Прирученная, выдрессированная Земля представляла собой единый огромный парк. Лу Тансония печально взирал, как ее диск растет в иллюминаторах лунного челнока. Монументальный нос разделял лицо ученого на две непримечательные, вечно скорбные половинки, выражение которых соответствовало сейчас настроению Лу.

Он никогда прежде не уезжал так надолго — почти на месяц — и уже предвкушал малоприятный период акклиматизации к безжалостному земному тяготению. Но это будет потом. А пока он скорбел над растущей внизу Землею.

Издалека Земля казалась изукрашенным белыми спиралями диском, сверкающим на солнце в своей первозданной красоте. Отдельные бурые и зеленые пятна виднелись через облачный полог. Так планета могла бы выглядеть в любой миг из трехсот миллионов лет, прошедших с той поры, когда жизнь покинула море и покрыла зеленью сушу.

Но корабль опускался все ниже, и начинали проступать следы дрессировки.

Не было дикой природы. Лу никогда не видал ее в жизни; только читал о ней в старых книгах или смотрел не менее древние фильмы.

Леса стояли, как на параде, каждое дерево — помечено согласно виду и положению в строю. Злаки росли в полях согласно расписанию, включавшему изредка удобрение и прополку. Немногие сохранившиеся домашние животные были занесены в каталог — как мрачно подозревал Лу, вместе с каждой травинкой.

Животные попадались так редко, что увидеть одно — и то было чудом. Даже насекомые уменьшились в числе, а крупные животные остались лишь в постепенно исчезающих с лица Земли зоопарках.

Почти пропали даже кошки — если уж хочешь завести зверюшку, намного патриотичнее взять в дом хомяка.

Поправимся! Уменьшилось лишь нечеловеческое население Земли. Масса биосферы оставалась прежней, но теперь три четверти ее составлял единственный вид — Homo sapiens. И несмотря на все усилия Всеземного бюро экологии, эта доля медленно росла год от года.

Лу всегда думал об этом, как о величайшей потере. Конечно, присутствие человека было незаметно с орбиты, на которой челнок совершал последние витки перед посадкой. И Лу знал, что даже после входа в атмосферу он не заметит следов присутствия человека. Исчезли безобразные города, уродовавшие Землю до Объединения. Дороги прежних веков еще прослеживались с воздуха, но на близком расстоянии утопали в разросшихся лесах. Даже сами человеческие существа редко появлялись на поверхности. Но они были там — под землей. Миллиарды обитателей Земли, вместе с фабриками, пищезаводами, энергостанциями и вакуумными туннелями. Прирученный мир питался солнечной энергией и был свободен от насилия. Лу ненавидел его.

Но теперь он мог позволить себе забыться. После многих месяцев бесплодных попыток он, наконец, увидит самого Адраста. Это последняя кнопка, на которую можно нажать.

Ино Адраст занимал должность генерального секретаря Бюро экологии. Пост невыборный и малоизвестный. Просто это был самый важный пост на планете. Генеральный секретарь контролировал все.

Именно эти слова произнес Ян Марли, с тем выражением рассеянного недоумения, которое неизбежно заставляло подумать, что Ян мог бы растолстеть, кабы не строгая диета.

— Ставлю на что угодно, — заметил он, — что ваш пост — самый важный на Земле. И никто об этом даже не знает.

Адраст пожал плечами. Уже поколение неизбежной деталью административной сцены являлись его плотная фигура, копна некогда русых, а теперь седеющих волос, блекло-голубые глаза с тяжелыми морщинистыми мешками. Он занимал пост генерального секретаря бюро с тех пор, как слияние региональных экосоветов произвело на свет эту организацию. Те, кто имел представление о его существовании, даже не могли представить себе экологию без Ино Адраста.

— Сказать по правде, — ответил он, — я редко принимаю собственные решения. Приказы, которые я подписываю, тоже не мои. Я их заверяю только потому, что было бы неудобно позволить делать это компьютерам. Но знаете, работу-то делают они.

Ежедневно бюро поглощает неимоверное количество данных со всего земного шара — не только о числе рождений, смертей, демографических сдвигах населения, производстве и потреблении, но и обо всех изменениях численности всех видов животных и растений, не говоря уже о состоянии основных сред биосферы — воды, воздуха и почвы. Информация расчленяется, поглощается и заносится в перекрестно связанные базы данных невероятной сложности. А оттуда мы получаем ответы на наши вопросы.

— На все вопросы? — уточнил Марли, покосившись на собеседника.

— Вопросы без ответа мы научились не задавать, — улыбнулся Адраст.

— И в результате мы имеем экологическое равновесие, — заключил Марли.

— Верно, но равновесие особого рода. Баланс поддерживался все время существования жизни, но всегда за счет катастроф. Любое его нарушение восстанавливают голод, эпидемии, изменение климата. Теперь мы поддерживаем равновесие мелкими ежедневными сдвигами, не позволяя нарушениям накапливаться.

— Как-то вы сказали, — напомнил Марли. — «Величайшее из достижений человечества — это сбалансированная экология».

— Говорят, что сказал.

— Это написано на стене за вашим стулом.

— Только первые четыре слова, — сухо уточнил Адраст.

С длинной ленты блестина подмигивали буквы:

— Концовку и так все знают.

— О чем еще вам рассказать?

— Могу я посидеть здесь немного и посмотреть, как вы трудитесь?

— Бумажная работа под красивой вывеской.

— Мне так не кажется. Не запланированы ли у вас встречи, на которых я мог бы присутствовать?

— Сегодня одна; с юношей по фамилии Тансония, одним из наших селенитов. Посидите.

— Селенитов? Вы хотите сказать?..

— Работников лунных лабораторий. Слава Богу за то, что он создал Луну. Иначе все их опыты пришлось бы проводить на Земле, а у нас и без того проблем с экологией хватает.

— Вы говорите о ядерной физике и радиационном загрязнении?

— Не только.

Лицо Лу Тансонии выражало попеременно с трудом сдерживаемое возбуждение и с трудом подавляемую нервозность.

— Рад возможности повстречаться с вами, господин секретарь, — выдохнул он, тяжело дыша — земное тяготение брало свое.

— Простите, что не мог принять вас раньше, — вежливо ответил Адраст. — Я получил несколько весьма похвальных отзывов о вашей работе. Этот господин — Ян Марли, популяризатор науки. Его присутствие вас не должно смущать.

Лу коротко кивнул писателю и вновь обернулся к Адрасту:

— Господин секретарь…

— Сядьте, — прервал его Адраст.

Лу устроился в кресле с неуклюжестью человека, привычного к малой силе тяжести, и выражением лица, подразумевавшим, что тратить время на то, чтобы присесть, — значит тратить его зря.

— Господин секретарь, — начал он снова, — я обращаюсь лично к вам по поводу моего проекта, заявка номер…

— Знаю.

— Вы ее читали, сэр?

— Нет, но читали компьютеры. И отвергли.

— Именно! Я обращаюсь к вам с просьбой отменить их решение.

Адраст, улыбаясь, покачал головой:

— Это трудное решение. Не знаю, хватит ли у меня смелости отменить вердикт компьютера.

— Но вы должны, — взмолился юноша. — Моя специальность — генетическая инженерия.

— Знаю.

— А генетическая инженерия сейчас — служанка медицины, — продолжал Лу, не замечая, что его прервали, — и это недопустимо.

— Странно, что вы это говорите. Вы дипломированный врач, а ваши труды по медицинской генетике меня впечатляют. Мне сообщили, что благодаря вашим исследованиям в течение двух лет можно окончательно уничтожить сахарный диабет.

— Да, но мне это неважно. Я не хочу заканчивать эту работу. Пусть это сделает кто-то другой. Уничтожение сахарного диабета — всего лишь деталь. Немного понизится смертность, немного увеличится прирост населения, чего я как раз хотел бы избежать.