– Иди, я сейчас догоню.

Он, наконец, вырвался из рук Вениамина и кинулся к прилавку. Но Маргариты там уже не было.

– Тут девушка стояла, где она? – обратился он к пожилой продавщице.

– Девушка?

– В длинном платье и светлой кожаной куртке, с распущенными темными волосами.

– Действительно, была. Постояла немного, купила альбом и ушла.

Он бегом бросился к двери, выскочил во двор, обогнал художников, целеустремленно двигавшихся в ближайшую ресторацию и горячо обсуждавших состоявшийся вернисаж; бегом пробежал через обе арки и второй двор и остановился на улице, оглядываясь по сторонам в надежде отыскать в толпе прохожих поразившую его незнакомку. Увы, ее нигде не было видно. Страшно разочарованный, он присоединился к своему приятелю, который о чем-то энергично спорил с шедшим с ним рядом бородатым художником, вероятно, тоже делился впечатлениями. В пылу спора Вениамин иногда обращался к своему другу, однако погруженный в свои мысли Александр его не слушал и, лишь очутившись за столиком ресторана и опрокинув рюмку ледяной водки, наконец, вернулся с небес на землю и включился в общую беседу.

Проснулся он в абсолютно незнакомом месте. Большая квадратная и пугающе неизвестная комната с экзотическими африканскими масками на стенах и огромной медной люстрой под потолком выглядела чужой и малообжитой. Люстра, весьма затейливой формы и явно старинная, по всей видимости, была переделана в электрическую из бывшей керосиновой. Все это было довольно странно, ибо ни у кого из его знакомых дома подобной выдающейся люстры не наблюдалось. Он долго пытался сообразить, где же все-таки находится. Напрягало то, что он лежал одетый посередине широкой кровати между двумя неподвижными телами, завернутыми в одеяло и плед. Лежал, не двигаясь, ибо любое движение отдавалось пульсирующей болью в затылке. И даже пошевелиться сил не было.

Наконец он с трудом повернул голову влево: рядом с ним сном праведницы спала молодая брюнетка. Он тяжело вздохнул. Мало того, что мысли в мозге ворочались, как тяжелые камни, так еще и в голове гудело, шумело и стучало, словно невидимый дятел долбил его черепную коробку стальным клювом. Он посмотрел направо: здесь сладко спала хорошенькая блондинка, из ее слегка приоткрытого ротика доносился негромкий храп. Это куда же меня занесло?! С тоской думал он, осторожно выползая из кровати, чтобы не разбудить девиц. Частный бордель, что ли?.. Он ступил босыми ногами на пол, огляделся, увидел кресло и буквально рухнул в него. Его подташнивало, кружилась голова, а пол уходил из-под ног, как во время морской качки. Он закрыл глаза и откинулся на спинку кресла. Черт, сколько же я вчера выпил?.. Всегда знал норму – и вдруг такой облом. Мало того, что проснулся в совершенно неизвестном месте с двумя девицами под боком, так еще и ничего не помню. Ну, как жить?!

Во рту было сухо, как в Сахаре, шершавый язык походил на наждак. С усилием он поднялся на ноги и отправился искать кухню, надеясь припасть к животворному водному источнику. Однако дверь из спальни вела не в коридор, как он надеялся, а в другую комнату, обставленную под гостиную. Причем сама комната имела необычную пятиугольную форму – иногда подобная конструкция встречается в домах начала прошлого века. И опять его взгляд остановила причудливая медная люстра под потолком; тоже, вероятно, бывшая керосиновая, автоматически отметил он. На коротком диванчике, скорчившись в позе эмбриона, лежал тот самый бородач, с которым Вениамин вчера общался на вернисаже. Бородач услышал его шаги, приоткрыл один глаз, хриплым голосом произнес: «Минералка в холодильнике на кухне», – и тотчас снова заснул.

Александр миновал пятиугольную комнату и очутился в широком коридоре, из которого вели четыре двери. Из одной он только что вышел. Приоткрыв вторую, увидел грандиозный унитаз, на котором в прежние годы можно было гордо восседать «орлом», что считалось чрезвычайно полезным для дефекации. Тут же ощутив соответствующий позыв, он с благодарностью воспользовался фарфоровым монстром и снова вышел в коридор. Следующая дверь вела в ванную комнату, где на четырех медных лапах стояла огромная старинная ванна, вся в зеленоватых разводах от старости. И только за третьей по счету дверью, наконец, обнаружилась вожделенная кухня.

Открыв дверцу холодильника, он с надеждой обозрел его нутро. Несколько бутылок минералки радовали глаз. Бутылки пива наоборот вызвали у него глубокое отвращение. Распечатав непочатую минералку, он надолго присосался к горлышку, ощущая, как ледяная животворная влага смачивает рот, холодит гортань и по пищеводу опускается в желудок. Пузырьки газа покалывали небо, лезли в нос, но он жадно продолжал глотать воду, пока не осушил до капли литровую бутылку.

Присев возле кухонного стола, с облегчением поставил на столешницу опустевшую тару и почти сразу почувствовал, что понемногу приходит в себя и даже начинает припоминать отдельные эпизоды прошедшего вечера. После ресторана всей компанией отправились в гости к знакомому музыканту, у которого проторчали полночи. Радушный хозяин выставил водку, с собой тоже принесли немало, так что ночной концерт под гитару радовал их безмерно. В отличие от соседей, которые сначала стучали в стены, потом в дверь, а потом вызвали полицию. После чего хозяин квартиры, действительно широко известный питерский шансонье по прозвищу Акын, клятвенно заверил полицейских, что концерт железно окончен, сунул старшему в руку несколько помятых банкнот в качестве компенсации за беспокойство – и инцидент был исчерпан. Чтобы не раздувать скандал, уже порядком уставшая компания покинула гостеприимный дом, на улице разделилась на отдельные группки, которые, в свою очередь, разбрелись в разные стороны. Почему в конечном итоге он очутился у бородача, Александр, несмотря на все усилия, вспомнить так и не смог. В этот момент раздались тяжелые шаркающие шаги, в кухню прибрел бородатый художник и, не обращая никакого внимания на Александра, настежь распахнул холодильник, ухватил бутылку пива, ловко открыл и с наслаждением стал пить прямо из горлышка. Александр с отвращением отвернулся. Утром после загула он в буквальном смысле слова смотреть не мог на спиртосодержащие жидкости.

– Привет, – осипшим голосом произнес Александр. Откашлялся, подумал немного и спросил: – Не знаешь, как я здесь оказался?

– Пошел за мной, – допив бутылку и довольно крякнув, ответил бородач.

– Ни черта не помню, хоть убей, – пожаловался Александр. – Вернее, очень смутно помню.

– Я, собственно, тоже, – почему-то тяжело вздохнул бородач.

– Это твоя квартира?

– Ага.

– А девушки? – осторожно поинтересовался Александр. – Они кто?

– Девчонки мои натурщицы. Недавно в Питер приехали с Украины. С работой не очень, вот и подрабатывают у меня и у других художников. Иногда здесь и ночуют. А что?

– Да я подумал, что с пьяных глаз угодил… – тут он замялся, не зная, как тактичнее выразить свою мысль.

– В бордель? – басом расхохотался бородач. – Со вчерашнего и не такое припритчиться может.

– Уфф… – с облегчением вздохнул Александр, – хоть от грехопадения бог избавил.

– Да какое тут грехопадение? – удивился бородач. – Естественная мужская природа.

– Не люблю я эдак, без чувств. Неправильно как-то. А с девчонками этими, ну, натурщицами, у меня было что-то?

– Это тебя спрашивать надо, – развеселился бородач.

– Верно… верно… – согласился Александр и пригорюнился.

– Да не было ничего, – обрадовал его бородач. – Ты уже совсем «хорош» был и сразу растянулся на постели. Девчонки начали к тебе приставать, раздеть пытались, но ты заплетающимся языком прочел им лекцию о великом китайском художнике Ци Байши, немного рассказал о цикадах, затем переключился на неземной образ Незнакомки – после чего окончательно вырубился.

– Ой-ёй-ёй, вот это я вчера набрался, – покачал головой Александр. – Ну, спасибо за приют, дружище! Прощай.

Они пожали друг другу руки и расстались навсегда. Хотя, быть может, и не навсегда: Питер город маленький.