Вика заходит в комнату.
Ноги подкашиваются при каждом шаге. Девушке трудно стоять. Ей трудно дышать. Она не может определить, то ли это у нее в ушах звенит, то ли это свист чайника на кухне.
Девушка решительно подходит к покойнику. Она пытается его снять, кряхтит, но у нее недостаточно сил, чтобы отвязать тело Влада.
Вика плюхается на стул.
На столе записка.
Вика не рассматривает бумажку, она и без того уже знает, что в ней может быть написано.
«Прошу никого не винить». «Простите». «Всех люблю, но больше так не могу…»
И прочее нытье.
Обида и злость бурлят внутри девушки.
Прощальное послание слабака. Предсмертная записка. Последние слова неудачника.
Вика комкает листок.
Она не собирается читать нелепые объяснения труса, решившего удрать и все бросить. Решившего бросить ее. Решившего бросить своего ребенка.
Она идет на кухню и выключает чайник.
Как ни в чем не бывало опускает пакетик в чашку и заливает его кипятком.
Что бы там он ни написал, какие бы причины ни заставили его покончить с собой, все они ущербны и неубедительны.
Только слабак, только жалкий человечишка способен на такой поступок.
Вика выпускает чашку из рук, напиток разливается по полу, больно обжигает ей ноги. Осколки фарфора разлетаются во все стороны, но ее не заботят все эти мелочи.
Она торопится в комнату.
Поднимает с пола скомканную записку.
На краю листа видна часть надписи:
«Вик, прости. Знаю, это нелегко принять. Но другого выхода…»
Она разворачивает послание.
«Вик, прости. Знаю, что это нелегко принять, – читает она вслух. – Другого выхода у меня нет».
Вика поднимает глаза и смотрит на посиневшее, но все еще красивое лицо своего любимого.
«Теперь я знаю правду о себе. О своих родителях. И… Еще раз, прости. Тебе трудно понять, Вик, но я знаю, так будет лучше для всех».
Вика произносит написанные слова, и голос Влада начинает звучать у нее в ушах. Она слышит в его голосе боль и отчаяние.
«Я всегда чувствовал то, о чем там написано. Вик, я это видел в своих снах. Это не выдумки».
Вика читает и не может понять, о чем речь.
Влад никогда не жаловался, что его что-то беспокоит или что его мучают какие-то кошмары.
Он вообще никогда ей не жаловался.
«Вика.
Вик, я слишком сильно тебя люблю, чтобы подвергать такому риску».
Да о каком риске он пишет?
Ему кто-то угрожал? Возможно, дружки втянули его в какую-то глупую авантюру?
Нет.
«У Влада кроме меня никого нет. Я его единственный друг, его самый близкий человек. И он бы не ввязался в сомнительное предприятие, не посоветовавшись со мной».
«Я должен остановить это сумасшествие, – продолжает девушка читать письмо вслух. – Прости, Вик. Я должен».
Здесь его почерк меняется.
Похоже, ему было нелегко писать следующие строки. Он несколько раз обводил слово «должен», и теперь оно выделяется синей кляксой посреди письма.
«Оттягивать нет смысла.
Рано или поздно мы с тобой задумаемся о семье, о детях.
И тогда…
Прости.
Я не уверен, что моей решимости хватит надолго. Лучше, как пластырь, оторвать одним движением».
Вика вертит в руках, рассматривает пустой пузырек снотворного.
Наверное, Влад принял лекарство, прежде чем…
«Слишком много смертей, – продолжает читать девушка. – Хватит! Люди не должны страдать по моей вине».
Да о чем он говорит?
Вика больше не злится на Влада. Теперь она не может себе простить, что не догадалась позвонить ночью.
Хотя как она могла догадаться?
Ничто такого не предвещало.
Вика еще раз перечитывает предложение и смотрит на Влада. И о какой своей вине он пишет? Да даже если в чем-то в самом деле виноват. Почему было спокойно не поговорить.
«Обсудили бы…»
Вика не замечает, как у нее в руке заканчивается одна и появляется вторая сигарета.
Она делает затяжку.
Голова продолжает кружиться.
Девушка со вчерашнего вечера решила бросить, и с тех пор ей не хотелось, она даже не смотрела в сторону табака. И вот опять курит. Она нарушает все обещания и клятвы, что дала себе и своему будущему ребенку.
«Вик, я обещал тебе…»
С сигаретой становится легче.
Она чувствует, как расслабление пробегает от ног к макушке, чувствует, как мышцы становятся ватными.
«Вик, я обещал тебе, что сегодня пойдем на выставку. Знаю, как ты мечтала туда попасть. Прости, я знаю, что обещал, но, к сожалению, не смогу с тобой пойти.
Билеты я купил, сходи с братом…»
– Да пошел ты! – Вика вновь срывается на крик. – Влад… – Она опять начинает плакать. – Ну зачем?
«Вик, я должен тебе все объяснить.
И ты, я думаю, меня поймешь.
Все написано в той стопке бумаг, что лежат возле телевизора. В этом письме мне не уместить всех подробностей. Если интересно, возьми с собой документы…»
Вика подходит к телевизору.
В самом деле, на полке сложена стопка.
Какие-то старые пожелтевшие страницы. Какие-то древние выцветшие черно-белые фотографии. Часть бумаг хаотично разбросана, другие скреплены и подшиты печатью с сургучом. Какие-то картонные папки с веревочкой вместо крепления, подписанные и пронумерованные от руки, как в старых фильмах про следователей.
Они завернуты в большой желтый конверт. Судя по надписи, посылка доставлена вчера.
На конверте печатными буквами написано: «Доставить и вскрыть до наступления двадцатилетия адресата». Отправитель не указан, и снизу маленькая приписка: «Прости, сын».
Девушка берет в охапку листы и возвращается за стол.
«Ты все поймешь, Вик, – продолжает она читать. – Я знаю«.
Третью ее сигарету сменяет четвертая, следом на очереди нервно прикуривается пятая. Девушка сидит с двумя заженными сигаретами одновременно и смотрит на мертвеца. Переполненная пепельница не вмещает окурки, и сморщенные ржавые фильтры рассыпаются по столу.
«Вик, спрячь это письмо. Не хочу, чтобы кто-то еще его прочитал.
Прости, что поставил тебя в такое положение.
Я помогу тебе выпутаться.
Ты сейчас растеряна, поэтому я все продумал заранее. Нужно действовать следующим образом.
Первое: забери конверт с документами и вынеси его из квартиры. Спрячь в надежном месте.
Второе: вызови полицейских.
В моем правом кармане ты найдешь немного денег, возьми.
Не спорь!
Мне уже ни к чему, а тебе пригодятся. Там же ты найдешь билеты на выставку и записку для полиции. Письмо для них разверни и оставь на столе.
Третье: когда прочтешь документы, сожги их. Уничтожь. Мое письмо тоже.
И, Вик.
Я тебя люблю. Всегда любил».
Веревка поскрипывает.
Тело Влада раскачивается, когда девушка просовывает руку в правый карман его брюк. Она нащупывает там билеты, завернутые в них деньги и аккуратно сложенный листок.
Записка.
Выведенная спокойным, ровным почерком.
Похоже, Влад старался, чтобы, не дай бог, никто не засомневался, что он умер по собственной воле.
Послание начинается с крупной надписи:
«В моей смерти прошу не винить никого из моего окружения!»
Ниже он писал слегка дерганым почерком, явно имитировал, что раздражен и рассержен.
«Я слишком устал!
Не хочу жить в этом мире, где столько несправедливости и такие высокие цены на бензин! Будьте вы все прокляты, упыри-бюрократы!
Теперь я свободен!
Вот вам! Выкусите!»
Ниже Влад пририсовал мужской половой орган и крупными стрелками со всех сторон обозначил направление к нему.
Вика оставляет листок на столе. Берет в охапку конверт и выходит на улицу.
Девушка идет и думает о том, что для полиции Влад написал какую-то полную хрень.
И кто в такую несуразицу поверит?
Хотя…
Что там в голове у самоубийцы?
К тому же для нее Влад написал еще более запутанную полную хреновую хрень.
Девушка прижимает к груди документы и смотрит по сторонам. Спрятать в надежном месте.
