небесно-голубые

волны, словно

критика на небо:

зачем ты дорожишь своим голосом,

ведь быть чем-то одним – значит

быть почти что ничем?

Зачем смотришь вверх? Чтоб услышать

эхо, подобное голосу

бога? Вы для нас все одинаковые:

одиноко стоите над нами, планируя

свои глупые жизни – идете туда,

куда вас послали, как и все остальное,

куда вас сажает ветер,

кто-то из вас вечно

смотрит вниз и видит какой-нибудь образ

воды, а что же он слышит? Волны,

а над волнами – пение птиц.

When I made you, I loved you.

Now I pity you.

I gave you all you needed:

bed of earth, blanket of blue air —

As I get further away from you

I see you more clearly.

Your souls should have been immense by now,

not what they are,

small talking things —

I gave you every gift,

blue of the spring morning,

time you didn’t know how to use —

you wanted more, the one gift

reserved for another creation.

Whatever you hoped,

you will not find yourselves in the garden,

among the growing plants.

Your lives are not circular like theirs:

your lives are the bird’s flight

which begins and ends in stillness —

which begins and ends, in form echoing

this arc from the white birch

to the apple tree.

Создав, я полюбил вас,

а теперь вас жалею.

Я дал вам все что нужно:

ложе из земли, одеяло из голубого воздуха —

чем больше от вас удаляюсь,

тем яснее вас вижу.

Ваши души должны были быть огромными,

а не такими, как есть,

пустячными —

я подарил вам все:

синь весеннего утра,

время, которым вы не умели пользоваться, —

вы хотели большего подарка,

отложенного для другого творения.

Не надейтесь

оказаться в саду

средь растений.

Ваши жизни не движутся, как у них, по кругу:

ваши жизни – птичий полет,

что начинается и завершается покоем,

что начинается и завершается, повторяя форму

этой дуги от белой березы

до яблони.

I couldn’t do it again,

I can hardly bear to look at it —

in the garden, in light rain

the young couple planting

a row of peas, as though

no one has ever done this before,

the great difficulties have never as yet

been faced and solved —

They cannot see themselves,

in fresh dirt, starting up

without perspective,

the hills behind them pale green, clouded with

            flowers —

She wants to stop;

he wants to get to the end,

to stay with the thing —

Look at her, touching his cheek

to make a truce, her fingers

cool with spring rain;

in thin grass, bursts of purple crocus —

even here, even at the beginning of love,

her hand leaving his face makes

an image of departure

and they think

they are free to overlook

this sadness.

Я больше не могу это делать,

невыносимо на это смотреть —

в саду, под легким дождем,

молодая пара сажает

горох, будто

никто не делал этого раньше,

больших проблем еще не было

или их решали —

сами они не видят,

как начинают в свежей грязи,

без перспектив,

с бледно-зелеными холмами за спиной,

            покрытыми цветами, —

она хочет остановиться,

а он хочет дойти до конца,

продолжить дело —

взгляните, как она касается его щеки,

чтоб помириться,

прохладными от весеннего дождя пальцами;

в редкой траве вспышки фиолетовых крокусов —

даже сейчас, даже в начале любви,

она отводит руку,

словно уже прощаясь,

и они думают,

что можно не обращать внимания

на эту печаль.

Side by side, not

hand in hand: I watch you

walking in the summer garden – things

that can’t move

learn to see; I do not need

to chase you through

the garden; human beings leave

signs of feeling

everywhere, flowers

scattered on the dirt path, all

white and gold, some

lifted a little by

the evening wind; I do not need

to follow where you are now,

deep in the poisonous field, to know

the cause of your flight, human

passion or rage: for what else

would you let drop

all you have gathered?

Бок о бок, но не

рука в руке: я смотрю, как ты

гуляешь по летнему саду, —

неспособное двигаться

учиться смотреть; мне не нужно

гоняться за тобой по

саду; человеческие существа повсюду

оставляют следы

чувств, цветы,

разбросанные по грунтовой дорожке,

белые и золотые.

Какие-то приподнял

вечерний ветер; мне не нужно

идти туда, где ты сейчас,

в глубину ядовитого поля, чтобы понять

причину твоего полета, человеческую

страсть или ярость: что еще

могло заставить тебя бросить

все собранное тобой?

Sometimes a man or woman forces his despair

on another person, which is called

baring the heart, alternatively, baring the soul —

meaning for this moment they acquired souls —

outside, a summer evening, a whole world

thrown away on the moon: groups of silver forms

which might be buildings or trees, the narrow garden

where the cat hides, rolling on its back in the dust,

the rose, the coreopsis, and, in the dark, the gold

dome of the capitol

converted to an alloy of moonlight, shape

without detail, the myth, the archetype, the soul

filled with fire that is moonlight really, taken

from another source, and briefly

shining as the moon shines: stone or not,

the moon is still that much of a living thing.

Иногда мужчина или женщина навязывают

            отчаяние

другому, это называется

открыть сердце или открыть душу —

в том смысле, что теперь у них есть души, —

за окном летний вечер, целый мир,

заброшенный на Луну: группки серебристых фигур,

возможно, зданий или деревьев, тесный садик,

где прячется кошка, катаясь в пыли на спине,

роза, кореопсис, и в темноте – золотой

купол Капитолия,

обратившийся в сплав лунного света, форма

без подробностей, миф, архетип, душа,

наполненная огнем, то есть, в сущности,

            лунным светом,

взятым откуда-то еще, и сияющий,

лишь пока светит луна: каменная или нет,

но луна все ж живая.