Она не знает, что будет завтра, но надеется, что встретит ещё один закат не с пробитой грудной клеткой.

Одно Цунаде поняла совершенно точно, никто из них никогда не будет счастлив.

Это расплата за все те жизни, что они забрали или не смогли спасти.

Третий сдерживает своё обещание, и никто не беспокоит её целых два дня. Она тоже не солгала ему, когда сказала, что не пойдёт к Джирайе в госпиталь.

Цунаде просто отсыпалась, приняв успокоительный травяной отвар, который мог сморить даже слона. Не в её правилах было пользоваться такими средствами, ведь ниндзя всегда должен быть начеку, но её организм был настолько измучен за эту неделю, что у неё просто не осталось вариантов.

Саке в горло не лезло, и выходить из дома не хотелось. Было страшно, что она просто не сможет избежать соблазна и ноги всё равно приведут её к госпиталю, а ей бы со своими чувствами разобраться. Понять, как действовать дальше.

Она не может ответить на вопросы, на которые сама не знает ответа. Сенджу не знает, как в глаза ему смотреть. Она объяснить свой срыв просто не в состоянии.

Цунаде боится, что он всё вспомнит и в тоже время отчаянно желает этого.

Я потеряла тебя однажды, почему я должна испытать эту боль снова? Я будто в ежедневной агонии, где обречена бесконечно, терять тебя.

Под рёбрами затаилась боль и противная досада. Но в этот раз, не было даже слез. Может она их уже все выплакала? Или просто устала жалеть себя? Или была слишком упряма, чтобы показать насколько это ранит её? Она, ведь должна справиться.

Потому что худшее уже позади. Главное, что он жив. Что он дышит… С ним все в порядке. И с ней будет… Наверное.

Ближе к вечеру второго дня она привычно садится за свитки, читает то, что прислали ей дражайшие друзья, живущие за пределами скрытой деревни.

Учеба отвлекала, помогала выместить из головы тревожные мысли и противоречия.

Но все старания были напрасны, потому что наступил закат. Она была дурой, потому что, когда в её дверь постучали, она взяла и просто открыла. Без задней мысли. А на пороге была её жизнь. Тот в ком она заключалась.

Цунаде за эту неделю совершила много ошибок и, похоже, это была ещё одна.

— Что ты здесь делаешь? У тебя постельный режим и ты должен девятый сон видеть в своей палате, — жестким тоном отчитала его Сенджу.

Она злилась безумно. Сама не совсем осознавая из-за чего больше. Потому что боялась, что швы могут снова разойтись или потому что снова угодила в ловушку?

Почему он мучает её? Почему просто не может оставить в покое?

Янтарные глаза сталкиваются с чёрными омутами, которые сейчас для неё похуже бездны. Её, будто знобить начинает, чисто на инстинктах. Мурашки бусинами скользят по плечам и ключицам, вниз по грудной клетке. Сенджу начинает сожалеть, что ходит по дому лишь в долбанном шелковом халате.

Ей бы бежать отсюда, а не поддаваться чужим провокациям… Она прекрасно знает, чем заканчиваются их любые выяснения отношений: либо крупной ссорой, либо самым страстным сексом.

Она не была готова ни к одному из этих вариантов. К чему она вообще была готова?

Джирайя красивый в свете луны, вот о чём она думает, когда видит его первые секунды. Она себя за эти мысли проклинает. Это, ведь точно ненормально, всё ещё помнить ощущение его губ на своей шее.

Цунаде столько времени мечтала, молила Богов, чтобы всё пережитое за эти два года оказалось лишь кошмарным сном, и вот, теперь, он стоит у её порога. Живой, теплый и самый родной. Желанный.

Сенджу, ведь не железная… Она смертная и слабая, склонная к бесконечным людским порокам.

— Вроде из нас двоих амнезия у меня и ты должна помнить, что я всегда делаю то, что я хочу, — саннин не сильно сжимает женские плечи, просто переставляет её, как куклу вглубь коридора. Пользуется её рассеянность, чтобы проникнуть в квартиру. Проходит в комнату, Сенджу глаза от раздражения закатывает. Губы кусает. Нервничает. Не знает, как вести себя.

Ей бы не реагировать. Ей бы сделать вид, что до него нет никакого дела, вот только, Цунаде хороший медик, но хреновая актриса.

Джирайя осматривает комнату, похоже, подмечая, что здесь ничего не изменилось. Сенджу думает о том, что её чувства тоже неизменны. Они, будто находились в болезненной спячке, а сейчас проснулись, накрывая с ещё большей силой. Она не была уверена, что сможет справиться с этим штормом… Отдача слишком смертоносная.

Цунаде следует за ним, испепеляет взглядом его спину. Дожидается, когда он снова повернётся в её сторону, чтобы установить визуальный контакт. В медовых глазах искры загораются, когда она видит довольную ухмылочку на его лице.

Сенджу вспыхивает, возмущается:

— И что ты хочешь? Доконать меня в мой выходной?

— Я хочу поговорить по-нормальному, — отбивает он атаку совершенно спокойно, будто не реагируя на её нападки.

— А нам есть о чем разговаривать? — она пытается вложить в свой голос раздражение, недовольство, уколоть больнее. Раньше вывести его из себя было безумно легкой задачей, но в данную секунду он смотрит на неё хищным ястребом, будто готов съесть мышку прямо сейчас. Она инстинктивно делает шаг назад, зная, что это не предвещает ничего хорошего.

Он перехватывает женское тонкое запястье, не давая двинуться с места. Ноги Цунаде будто каменеют, замирают на месте. В глазах страх бьётся дикой птицей, так, словно он может с ней что-то сделать, словно перед ним сейчас стоит не героиня войны, а маленькая девочка.

— Сенджу, перестань от меня убегать.

Джирайя сам меняется в лице, ему уже не хочется улыбаться. Ему не по себе от этого взгляда. Кажется, будто он никогда не видел её такой. Потерянной, израненной. Убегающей от собственных эмоций.

Ему хочется спросить, от каких демонов она пытается скрыться сейчас. Какие страхи прячет под спесью недовольства и равнодушия?

— Я не убегаю, я просто прошу тебя остановиться, пока не поздно, — девушка резким движением вырывает руку из цепкой хватки и он понимает для себя совершенно чётко, что не даст ей сбежать. Только не сегодня. Не в этот раз. Ему нужно докопаться до правды, а иначе им двоим, будет только хуже. Он чувствует это каким-то шестым чувством.

Ему кажется, будто если он отпустит её сейчас, хотя бы на один сантиметр от себя, они оба утонут. Он не знает почему, но у него кошки скребут на сердце, словно он потерял её ещё очень давно… И даже не в тот момент, когда сгинул в том перевале.

— Пока не поздно что? — он заглядывает ей прямо в глаза, будто пытается ей всю душу наизнанку вывернуть. Его глаза темные, они острее, чем самый опасный нож, а удары меткие. Цунаде, словно кожей ощущает, как все зажившие раны вновь воспалились, начали кровоточить. У неё перед глазами всё плывёт, когда он снова сжимает её запястья, заставляет пятиться назад, наталкиваясь спиной на холодную поверхность стены. — Что если я не хочу останавливаться? — её добивает эта фраза, у неё грудную клетку сводит от отчаянья.

— Что если я хочу, чтобы ты прекратил? — у неё голос хриплый и твёрдый ком в горле. Она злится просто чертовски, отводит взгляд. Пытается не дышать им, не чувствовать привычные нотки сандала, абстрагироваться от этой желанной близости. Хочется и колется.

— Тогда бы ты не позволила себе то, что мы делали в госпитале, — Джирайя не кричит, не пытается надавить на неё криком. Раньше его можно было вывести из себя через минут пять от силы… Раньше он был слишком эмоциональным, упрямым, а сейчас он смотрит внимательно. За каждую её эмоцию хватается, анализирует.

В их отношения было столько громких ссор, хлопанья дверей и обид. В них было столько недосказанных слов, упущенных возможностей, а сейчас они, будто в пепел рассыпались, потеряли своё значение…

Потому что она знает, какого это, однажды, проснуться без него. Это так чертовски больно, что каждую секунду, кажется, что загнёшься.

Ей и сейчас хочется разрыдаться. Вцепиться пальцами ему в локоть, и умолять, чтобы он навсегда с ней остался, но вместо этого, она продолжает его отталкивать. Потому что иначе просто нельзя… Просто, потому что она не знает, как поступить иначе.