Потому что ему кажется, что это самое правильное, что сейчас нужно сделать.

Потому что так говорит его сердце, которое стучит в груди безумным темпом, как молоток. И он не думает, просто действует. Нужно догнать, не дать уйти, а остальное не имеет значения. Джирайе всего четырнадцать, он любит писать о чувствах в своих заметках для будущей книги, но все еще ничего не смыслит в этих чертовых импульсах в реальной жизни. Но сейчас он чувствует как надо…

«Пропажа» находится достаточно быстро. Женский силуэт застыл в зеленой траве, наблюдая за алым закатом. Цунаде услышав его шаги, попыталась снова ускользнуть, но стоила ей двинуться вперёд, он сразу же отрезал ее шансы на побег.

— Цунаде, — окликнул он её достаточно громко.

Молчание, ещё один шаг вперёд, а затем второй для упрямства. Желанием показать всем видом, что она не нуждается в обществе какого-то вздорного мальчишки. У неё уши горели при мысли, что она не смогла сдержать свои эмоции на людях.

— Сенджу! — его голос звучит ещё громче. Он тоже упрямый, как баран, в этом умении они преуспели оба.

Молчание, она губы кусает и в голове возникает мысль, что хочется сейчас сорваться с места и просто бежать со всех ног. Потому что внутри затаилось такое странное чувство, что изнутри съедает, оно такое большое. Большое и необъятное. Горячее, неуправляемое, и от него страшно панически. До дрожи в коленках и трудно дышать.

Что вообще происходит? Почему так? Цунаде блуждала в своих мыслях, не в силах найти ответа. Слишком сложно, лучше уж тренироваться или копаться в своих склянках в лаборатории, чем всё вот это… Неизвестность, непонимание пугают больше, чем пламя или стан врага.

— Сенджу, да остановись ты уже! Знаешь же, что я всё равно от тебя не отстану! — восклицает он, а затем пересекает это мизерное расстояние между ними. Дышит практически ей в затылок.

— Отвали. Не видишь, что я не хочу сейчас ни с кем разговаривать? — бурчит она, кусает губы недовольно, больше не пытается идти дальше, но и не оборачивается. Цунаде не хочется сталкиваться с ним взглядом, она сама себя не понимает. Чувствует себя глупо и непонятно.

— Врёшь, — юноша ухмыляется, а затем происходит невозможное. Он обнимает её со спины. В первую секунду ей хочется вырваться, но эта попытка выглядит слишком вялой. Даже неловкой. Но Джирайя обнимает крепко, у него теплые руки, от которых почему-то мурашки по коже, и дыхание замирает.

— Почему ты злишься? Я чем-то обидел тебя? — у него голос спокойный, ясный. Впервые Цунаде не хочется назвать напарника по команде надменным петухом.

— С чего ты вообще решил, что дело в тебе? Ты, что какой-то особенный? — с губ сорвалось возмущение, а комок эмоций, что накопился внутри за эти дни, стремился вырваться наружу. В глазах почему-то предательски защипало и хотелось разозлиться на весь белый свет. Сомкнуть его в кулаке и разломать. Сенджу снова чувствовала себя ребенком с разбитыми коленями… Да, и мало, что изменилось с тех пор. Она всё еще ненавидела саму мысль о том, что кто-то может увидеть, как она плачет.

Он притягивает её к себе ближе, кожа к коже, и это просто невыносимо. Пугает чертовски. Неизвестностью. Непонятностью собственных чувств, ощущений.

У друзей так бывает? У товарищей по команде?

Она молчит чертовски долго и ей хочется спрятаться в дальний ящик, лишь бы не чувствовать как предательски колет в груди.

— Ненавижу тебя! Ты меня раздражаешь, идиот! Что тут вообще непонятного? — как последние рывки протеста, а затем вся гамма чувств уходит из-под её контроля. По щекам текут слезы. Она плачет. И слезы соленые, горькие на вкус и в этот раз, ей кажется, будто они выжигают кожу больнее, чем кислота.

Джирайя успокаивающе гладит по девичьим плечам, будто бы выжидает, а затем произносит.

— Ты же знаешь, что у меня ближе тебя никого нет?

— Не ври, а как же учитель и Орочимару? — упрямо цедит она сквозь зубы и губы кусает, надеясь, что он не заставит её повернуться. Не увидит блеска в её глазах и эти чертовы слезы, которые непонятно из-за чего появились.

— Это другое… Ты моя лучшая подруга….- он говорит это спокойно, так естественно, как дышать. Не мешкает, не дает себе времени на раздумья.

— Джирайя! — Цунаде возмущается, но слишком вяло. Пытается вырваться из хватки, но юноша её не пускает. Слез мало, но они её душат. Они сейчас опаснее любого оружия, любой верёвки, а он продолжает. Это же Джирайя. Он в своих искренних порывах никогда не останавливается.

— Я серьёзно… Ты для меня сама близкая девушка, как бы мы с тобой не ругались… И чтобы ты там не надумала себе… Я просто хочу, чтобы ты знала, — в какой-то момент он переходит на шёпот, зная, что даже скажи он сейчас это беззвучно, лишь губами, она бы всё равно поняла.

— Ну, а эта… Как её там…- Сенджу фыркает, сама не ожидая от себя такой откровенности. Обиды, что её просто выворачивает. Хочется прикусить себе язык, но сказанные слова уже не вернуть назад. Потому что раздражение всё еще бьется в груди молотком.

— Она хорошая. Мне приятно общаться с ней, и всё же, Сенджу, она не ты… Понимаешь?

Цунаде молчит, поднимает глаза к небу и больше не сдерживает слез. Пусть будет так, как есть. Пусть будет существовать этот момент слабости, а обо всем другом, она подумает завтра. Уж точно не сегодня…

Джирайя не заставляет её повернуться, просто прижимает к себе. Закрывает от всех невзгод. Просто помогает этому моменту быть. Обволакивает, защищает. И она позволяет себе поддаться, позволяет себе в эту секунду быть настоящей…

— Тебя никто и никогда не заменит.

Эти слова насквозь пробирают, заставляют сердце стучать, как сумасшедшее. Ей становится так тепло в его объятиях. Так естественно. По-домашнему хорошо.

И хрупкой быть уже не так страшно. Беззащитной в его глазах. Он просто её понимает. Её эмоции, чувства, без слов.

Его слова важны. Очень. Слишком. Прямо под кожу, хотя она и сама себе в этом никогда не признается.

— Какой же ты идиот, — она смеется сквозь слезы, и Джирайя смеется в ответ.

— А ты истеричка… Команда мечты собралась.

Они снова хохочут, и Цунаде становится так легко на душе. Всё теперь кажется таким незначительным, глупым, а обиды, смятение отступают на второй план.

Она просто верит ему. Цунаде не хочет думать, что между ними происходит… Что всё это означает… Просто плывёт по течению. Просто растворяется в последних персиковых лучах заката. Она облокачивается на его грудь спиной рефлекторно, так, будто это самое естественное в мире, что может быть…

— Это ты забыл упомянуть про змеёныша…

— Разве такого забудешь? — он с облегчением выдыхает, радуясь тому, что буря, кажется, отступила… Ему просто важно было догнать её, сказать то, что он сейчас сказал. Важно, чтобы она знала и поняла верно.

Они снова молчат несколько минут, а затем Джирайя говорит:

— Хочешь, проведём остаток вечера вдвоём? Местные говорят, что на озере можно увидеть красивое сияние светлячков, — юноша говорит ласково, улыбается уголками губ, а Цунаде не может поверить в реальность происходящего. В его голосе, словах сейчас столько искренности, чуткости… Без налёта привычного дурачества. Без желания лишний раз уколоть и попыток, вставить похабную шутку… Обычно, ведь он, в этом настоящий мастак.

— Ещё я слышал, что если загадать желание там, оно обязательно сбудется…

Она решается развернуться к нему лицом, смело посмотреть в глаза.

— Хочу…- блондинка выдыхает, а саннин проводит пальцами по её щеке, смахивая влагу. Жест кажется сейчас таким естественным, нужным и трепетным. У Цунаде плечи дрожат, но она слишком упрямая, чтобы не пытаться это скрыть даже сейчас, когда казалось бы, все карты раскрыты. — Но если ты кому-то расскажешь про то, что видел сейчас… Я тебя убью, сломаю тебе все ребра, обещаю! — она строго грозит ему пальчиком, а Джирайя снова смеется.

— Хорошо, я тебя понял… Я никому не скажу, это будет нашей тайной.

— Обещаешь? — и в девичьем голосе столько веры, надежды, что у него заходится сердце. Он не может оторвать от неё взгляда, сдержать улыбки.