Она пришла сюда не для того, чтобы в последний момент дать слабину.

Она шагнула через перегородку и подняла свечу повыше. Ведьма коротко вскрикнула, прикрыла рот рукой, отшатнулась.

Стена поросла сухим плющом и терновником. Стебли растений свивались в плотный круг, гигантский венок, из которого торчали жёлтые, ставшие соломой цветки янтака и полыни, колосья мятлика и осоки. Некогда красивые и гибкие травы оплетали косточки, черепа птиц, мышей, ящериц, заползали в глазницы и распускали в них бутоны, давно осыпавшиеся. В центре венка висела маска.

Полумесяц и половина солнца. Рот и нос обведены яркими жёлтыми узорами, на лбу маски – звёзды, складывающиеся в диадему. Из-под маски свисала чёрная полупрозрачная ткань, в дрожащем пламени свечи казалось, её колышет несуществующий ветер. Прорези для глаз следили за Сциршей. Она глубоко вдохнула, вспомнив, что ей нужно это делать. И выдохнула.

Сцирша с трудом оторвалась от маски и оглядела угол. Мутные банки, пыльные шкатулки, перевязанные бечёвкой стопки листов и дощечек. Мать вела записи своих рецептов. Ведьма открыла несколько баночек, но вся жидкость из них испарилась. Только стойкий запах разложения ударил в нос. В шкатулках лежала пыль и травяной мусор. Каменные шарики бус рассыпались по лежанке и тумбе, металлические украшения почернели и вспузырились.

Сцирша поставила свечу на рабочий стол, подняла с пола табурет и аккуратно села. Ножки захрустели, но не поддались. Сцирша развязала одну из стопок листов и всмотрелась в записи. Эти рецепты она помнила наизусть. Листы не кончались, буквы на них плясали, как огонёк свечи, ведьма чувствовала, что в висках начинает стучать. Она сняла перчатки, чтобы быстрее листать бумагу. Медленно буквы складывались в слова, а те – в предложения. Прорези для глаз испытующе наблюдали.

Она чувствовала, как по позвоночнику ползёт ледяной, длинный и тонкий червь. В груди саднило. Буквы перестали напоминать язык. По крайней мере, известный Сцирше. Точки, чёрточки, завитки сплетались в звериные морды и птичьи перья, в глаза, хвосты ящериц, глаза, колючки янтака, глаза, глаза и дюны…

В ушах шумело. Это была кровь и голос, надрывный, страшный. Сцирша запихала записи в сумку, вскочила, случайно толкнула табуретку, та с грохотом ударилась о пол. Ведьма схватила свечу за основание, перепрыгнула через перегородку.

Вой ветра. Жёлтых лисиц. Они несут на своих хвостах сны. Она ударилась плечом об угол печи, боль волной разошлась по телу. Шелест ткани, она пересыпается и растворяется в этих волнах. Она переступила балку, мягкое дерево бесшумно смялось под ногой. Каменный цветок распускается в кувшине молока. Она оперлась о стол и вытолкнула себя наружу.

В лицо ударил запах болиголова и сныти.

*****

Сцирша смотрела на полную исписанными листами сумку, которую кинула в угол комнаты. Ведьма сидела в другом её конце, на кровати, поджав под себя ноги, и размазывала по щекам синие и чёрные разводы, дорожками убегающие с глаз. Она зашипела, когда слишком сильно надавила перебинтованной рукой на лицо: обожжённая воском ладонь болела.

Ведьма вздохнула, выпрямилась и, посидев так минуту, взяла сумку. Она разложила листы под светом волшебных огоньков и свечей, и теперь они казались не такими страшными. Но всё ещё не были понятны. Мордочки, уши, хвосты животных составляли большую часть текста.

Сцирша перевела взгляд на ящик, стоявший на столе. Готовый к выдаче заказчику.

Земля в ящике шевелилась.

Ведьма медленно растянула на губах широкую улыбку.

========== Глава 3. Вестник Белый ==========

Сцирша мягко положила руку поверх рук Властомила, который взял ящик.

– Мне нужна ваша помощь.

Властомил удивлённо посмотрел на ведьму и смущённо глянул на свои руки.

– Да?.. Чем я могу вам…

– Вы при дворе. Вы умеете читать. Вы знаете много языков.

Сцирша не отрывала внимательных глаз от лица судьи. Властомил выглядел озадаченным.

– Да, я хорошо знаю по крайней мере три языка, леди Сцирша, – сказал он медленно и затем затараторил, – но совершенно не представляю, для чего…

– У меня есть листы, – Сцирша отпустила его руки, – на них непонятные буквы. Я отдам вам товар взамен на вашу помощь. И никаких денег.

Властомил прижал ящик к груди. Сцирша поднялась на второй этаж. Судья стоял, окружённый стрекотанием насекомых, мерным кваканьем лягушек и шуршанием подстилки под лапками ящериц и хвостами змей.

Она принесла листы и дощечки, перевязанные бечёвкой, и поставила их на прилавок. Сцирша вытянула из стопки маленький листочек и дала его Властомилу. Он прищурился, приблизил листочек к глазам, покачал головой.

– Это не язык, леди Сцирша, что я могу сказать точно. Это записки сумасшедшего, бессмыслица, сущий бред.

Сцирша скривилась и вперила взгляд в сторону. Властомил чувствовал, что его слова как-то задели ведьму, но не представлял, по какой причине. Он прижал к себе ящик сильнее и вздохнул.

– Позвольте взглянуть на другие листы.

*** **

Второй этаж отличался от первого только отсутствием прилавка. На его месте был круглый стол, накрытый застиранной тёмно-синей скатертью с выцветшей, почти зелёной бахромой. На ней стояли пустые чашки с блюдцами, почти пустой кувшин и полная тарелка сладостей, засохших до каменного состояния. Сцирша считала их скорее декором, чем функциональной частью трапезы.

Между чашек лежали листы и дощечки, белые пергаменты были испещрены свежими чернильными пометками неразборчивым почерком. Властомил опирался на локоть и держался за лоб, глубоко погружённый в размышления. Берет сдвинулся чуть ли не на затылок. Судья разглядывал мордочки котов и хвосты лисиц и делал пометки в своих листах. Сцирша сидела напротив и внимательно наблюдала.

– Где вы достали такие странные записи, леди Сцирша? – хмурясь, проговорил Властомил, делая очередную пометку. Ведьма помолчала некоторое время, раздумывая, нужно ли говорить судье правду или можно обойтись отговоркой.

– В моём старом доме. Это рецепты моей матери.

Властомил промычал что-то невнятное, посидел ещё немного, закрыл глаза и потёр переносицу.

– Если это не окажется рецепт зелья вечной жизни, я бы на вашем месте выкинул всю эту бумагу.

Сцирша улыбнулась. Она взяла исписанные судьёй листы и рассмотрела их. Почерк был плохо читаем, так что ей казалось, будто бы она променяла один шифр на другой, причём предложенный Властомилом казался ещё непонятнее.

Судья напрягся и выпрямился. Он положил перо в чернильницу, откинулся на спинку стула, поправил берет и прижал к груди руки в своей обычной манере. Сцирша заинтересованно взглянула на записи.

– Вы уверены?.. Это похоже на какую-то плохую шутку. Очень плохую шутку, леди Сцирша.

Она пожала плечами.

– Тогда не удивительно, что вам не смешно. Что вы нашли?

Властомил подвинул к ней листы с расшифровкой и нахмурился. Сцирша пробежалась взглядом по кривым записям и вопросительно посмотрела на судью.

– Я плохо читаю. Рукописи – тем более.

Властомил высоко поднял брови и отвернулся.

– Здесь есть… Я, конечно, мог неправильно перевести и неправильно понять, но меня настораживают имена, – он наклонился к столу, положил рядом два листа – старый и новый – и показал пальцами на строки, – взгляните. «В день, когда солнце будет стоять высоко, а ты уже найдёшь нас, Вестник Белый, Власти Угодливый, узнает эти строки, скажет тебе эти слова». Здесь нарисован ещё один знак, но это начало какого-то слова. Запись не закончена.

Сцирша почувствовала, как её сердце пропустило удар, на голову будто бы опустили колокол и застучали по нему молотком. Она вцепилась в столешницу и снова ощутила ту неприятную жуть, ползущую по позвоночнику.

– Леди Сцирша? – Голос Властомила пронзил накрывающую её волну ужаса. Сцирша вздрогнула и посмотрела на него.

– Спасибо. Вы сделали для меня больше, чем может вам казаться.