Она с ужасом осознала, что слишком легко уступила, когда он сказал ей, что она должна сюда ехать.

Лихорадка, которую он в ней разжег, возникла слишком быстро. Достаточно было малейшей искры, чтобы чувства, таившиеся в ее душе, неожиданно для нее самой вспыхнули ярким пламенем.

Его магнетизм держал ее в плену три долгих года. Даже когда она искренне досадовала и раздражалась на него, она не могла выбросить его из головы. Он завладел ее душой, ее помыслами и сердцем с самой первой минуты, когда она увидела его в церкви в Таленке.

Марианна неохотно подошла к креслу. Протянула руку и прикоснулась к гладкому дереву спинки, хранившему еще тепло его тела.

Внезапно ее начала бить дрожь.

Довольно лгать самой себе.

Она любит его, она хочет его!

Джордан не вернулся к сумеркам. Была уже почти полночь, когда Марианна услышала топот копыт на дворе. Она лихорадочно продолжала работать. С того момента прозрения, когда перед ней с полной ясностью раскрылись ее собственные чувства, она с головой кинулась в работу, стараясь забыть о нем, пытаясь вообще ни о чем не думать.

— Ложись спать, Марианна.

Она почувствовала, что Джордан стоит в дверях, но не стала оборачиваться. Ей надо отгородиться от него.

— Уходи. Я не хочу тебя видеть.

— Уже поздно. Иди ложись.

Чтобы еще одну ночь лежать без сна?

— Уходи.

— Ты устала, у тебя дрожат руки. Я не позволю тебе работать всю ночь — иначе завтра у тебя на руках появятся новые шрамы, — твердо сказал он.

— Это не твое дело.

— Да, это не мое дело. — Он встал у нее за спиной. — Но это моя неотступная тревога. — Он протянул руку и вынул у нее из пальцев резак. — Ложись спать.

Жар его тела обволок ее, она ощутила запах кожи, конской сбруи и холодного ветра. Она застыла на месте — напряженная, неуступающая.

Она хочет его!

Что-то в ней вдруг оборвалось, словно лопнула слишком туго натянутая струна.

Она закрыла глаза, медленно выдохнула и прислонилась к нему спиной.

Он застыл, и она ощутила, как напрягся в нем каждый мускул.

— Марианна?

Все кончено. Она больше не в силах сопротивляться.

— Мне это не нравится, — прошептала она. — Мне… больно.

Он обнял ее, со странной нежностью прижимая к себе, словно желая укрыть в своих объятиях.

— Больно только от желания, — хрипловато прошептал он ей на ухо. — Вот почему ему надо положить конец. Остальное ни с чем не сравнимо.

— Ты обещаешь?

Он глуховато рассмеялся:

— О да, я обещаю! — Он еще минуту не отпускал ее, а потом отступил на шаг и начал расстегивать на ней платье. — Я пообещаю тебе весь мир, если ты захочешь.

— Мне не нужен мир, — ответила она.

Бедный Джордан, подумала она печально, он всегда думает, что в конце концов ему надо будет заплатить за то, чего он хочет. Как ужасно жить, когда цинизм так глубоко въелся в душу!

Марианне было странно стоять, как усталой девочке, пока Джордан раздевал ее. Но она действительно устала: ее тело так привыкло к боли неутоленного желания, что она смирилась с нею. Платье упало на пол, и она перешагнула через него.

— Мне ничего от тебя не надо.

— Повернись.

Марианне не хотелось поворачиваться. На ней осталась только тоненькая рубашка, и она вдруг почувствовала робость и неуверенность.

— Повернись. Я хочу тебя видеть.

Она медленно повернулась лицом к нему.

Увидела его глаза.

Усталости больше не было — только напряженное лихорадочное ожидание.

— Нет, кое-что тебе от меня надо. — Его руки потянулись к ее волосам, замерли, а потом еле ощутимым движением откинули пряди с ее лба. — Иди сюда.

Он опустил рубашку с ее плеч, обнажив все тело до самой талии, а потом притянул ее к себе.

Марианна задрожала. Груди ее набухли, соски окаменели от прикосновения его крахмальной сорочки.

Его руки прикоснулись к ее обнаженной спине: пальцы чертили чувственные круги на гладкой коже.

— Господи, ты такая нежная!

Его ладони скользнули вниз и легли на ее бедра. И вдруг он резко притянул ее к себе, так что сквозь тонкую ткань лосин она ощутила его напрягшуюся плоть.

Возбуждение. Неприкрытое. Жесткое.

Ее дрожь превратилась в судорогу желания.

— Ш-ш! Не бойся. Это то, чего ты хочешь.

Он решил, что она боится. Если бы жаркий туман страсти позволил ей говорить, она сказала бы ему, что недосягаема для страха. Сжав пальцами его плечи, она прижалась к нему. Изо всей силы.

Он застыл.

— Нежнее. Мы должны вести себя нежно.

После целой недели неутоленного желания она не могла думать о нежности.

— Сделай это, — глухо произнесла она, уткнувшись в его рубашку. — Сейчас!

— Наконец-то ты сказала это!

Его рука проскользнула между их телами и ладонью обхватила ее грудь. Ноготь большого пальца легонько тронул напрягшийся сосок.

Марианна выгнулась навстречу его прикосновению, негромко вскрикнув.

Джордан сдернул рубашку с ее бедер.

— Раздвинь ноги, Марианна.

Она бездумно повиновалась ему. Так долго она ждала этого мгновения, по его рассказам зная, как все произойдет. Сейчас он протянет руку… Его пальцы нежно погладили волосы, окружавшие ее лоно, потом скользнули глубже, отыскивая маленькую вершинку, пульсирующую какой-то странной и приятной болью.

Большой палец сначала чуть дотронулся — а потом сильно надавил на нее.

Глаза девушки пораженно распахнулись. Огонь и наслаждение. Жажда.

Дыхание ее стало прерывистым. Его большой палец нажимал, сдавливал, тер, все сильнее и ритмичнее. От каждого движения мышцы ее живота напрягались. Она подалась вперед, предлагая ему всю себя.

— Тебе нравится? — Он нажал еще сильнее, второй рукой удерживая ее за талию. — Это только начало. Давай пойдем наверх, в постель.

— Здесь.

Она посмотрела в сторону кресла.

Он понял ее мгновенно.

— Нет, — твердо ответил он и потянул ее по направлению к двери из мастерской.

Она не сдвинулась с места.

— Здесь.

— Ты не готова — я сделаю тебе больно.

— Здесь.

— Черт побери! — Он резко повернулся к ней. — Зачем ты упрямишься? Думаешь, я привык иметь дело с девственницами? Я просто умираю! Я пытаюсь… — Посмотрев на ее лицо, он замолк. — Упрямица. Ты не знаешь, когда тебе хотят добра.

— Здесь.

— А, какого дьявола! — Он уложил ее на пол. — Я обещал, что буду с тобой нежен. Не люблю, когда меня делают лжецом.

— Кресло… — прошептала она.

— Потом. — Он раздвинул ей ноги и опустился между ними. Глаза ее застилал туман, и она не заметила, как он разделся. — Тебе будет немного больно. Я хотел, чтобы у тебя была мягкая постель и чистые простыни: все, что должна иметь женщина, когда она… — Он прижался к ней на секунду, замерев неподвижно, потом взглянул ей в лицо, с трудом переводя дыхание. — Я не хотел, чтобы это было так.

— Мне все равно. Это не имеет значения. — Она прикусила губу. Почему он не двигается, не прекратит эту пустоту? Инстинктивно она выгнулась навстречу ему.

— Нет! — Он осторожно начал входить в нее. — Не двигайся.

Она снова подалась навстречу ему. Еще. Она получила еще — но этого по-прежнему было мало.

Лицо Джордана исказилось, словно от сильной боли.

— Нет! — сквозь зубы проговорил он.

Она вдруг пришла в ярость:

— Ты целую неделю говорил «да»! Сейчас не время говорить мне «нет». Это нечестно.

В его остановившемся взгляде вдруг появился какой-то звериный блеск.

— Да избавит меня небо от такого греха. — Его бедра приподнялись, и на одну полную секунду ей показалось, что он собирается уйти.

Он вонзился в нее до упора.

Боль!

Марианна вскрикнула, откинув голову на ковер.

Он остановился, прижав ее к полу всем своим весом, наполнив ее до отказа.

Его глаза были закрыты.

— Мне перестать? — глухо спросил он.

Боль уже слабела, она начала привыкать к горячему жесткому присутствию его в своем теле. Она знала, что должно произойти теперь. Джордан описывал ей это каждый вечер со времени их приезда сюда — и сейчас она хотела пережить это наяву, приливы какого-то необъяснимого чувства наполняли ее.