В ванной он осторожно устраивает Тэхёна в сидячем положении в душевой кабинке прям в одежде и включает прохладную воду, тут же направляя струю тому на голову. Тэхён вздрагивает, приходит в сознание и фыркает носом.

— Потерпи чуть-чуть.

— Х-х…холодно.

— Лучше холодно, чем жарко, — бормочет Чонгук, поливает ещё несколько минут, пока тот не начинает дрожать и не становится понятно, что очухался он окончательно. — Дальше сам сможешь?

— Смогу.

— Хорошо, я принесу тебе вещи, — закрывает матовую стеклянную створку и выходит из ванной, позволив Тэхёну собраться с силами и помыться.

— Это шкаф Тэхёна?

— Угу.

Чонгук открывает дверцы, бегло оглядывая содержимое. Достаёт лонгслив с длинным рукавом, просторные пижамные штаны, не долго думая, берёт ещё и бельё, стараясь не доспускать мысли о том, как это странно. А что такого? Они оба парни. Трусы у всех одинаковые.

— Я… вещи на раковине.

— Спасибо, — приглушённо из душа. Ванная наполнилась паром и запахом геля для душа.

Чонгук выходит, чтобы не смущать Тэ ещё больше. Сосед его явно чувствует себя не в своей тарелке. Какой-то слишком мелкий парнишка, обычно ребята живут с самого начала с одним и тем же соседом. А этот явно не с шестого курса. Наверное, его прошлый сосед отчислился.

— Где у вас чайник?

— В общежитии нельзя…

— Ой, да ладно наебенивать-то. Говори уже.

— На подоконнике за шторкой, — сдавленно отвечает тот.

— Прикольно, у меня там же стоит, — ухмыляется Чон.

Сосед пристально наблюдает за тем, как Чонгук по-хозяйски ставит чайник, берёт пару кружек со стола у Тэхёна, наливает в них кипяток, взяв заварку и сахар с подоконника. Это вообще-то не Тэхёна запасы, у него в другом месте всё лежит. Но парнишка молча наблюдает и ни слова не говорит. Чонгук ставит чай на прикроватную тумбочку и усаживается на кровать Тэ, дожидаться его из душа. Почему он не уходит и почему так волнительно внутри, он понятия не имеет. И просто старается не задумываться. В конце концов, Тэхён его подопечный, нужно убедиться, что он в порядке и пиздюлей ему разумеется выписать.

Чонгук разглядывает комнату. Половина Тэхёна в комнате явно показывает, что хозяин во всем любит тепло и уют. На столе стоит макбук в мятном чехле, куча каких-то фигурок с героями комиксов, несколько совершенно милых кружек, шейкер и специальные бутылки для воды, которые тот очевидно берет на тренировки. Учебники и тетради в разноцветных обложках, лежат аккуратными стопочками на столе и тумбочке рядом, отовсюду торчат цветные стикеры. На стене над столом пробковая доска с несколькими полароидными фотографиями, какими-то стикерами, наклейкам, пинами и прочей разноцветной ерундой. Чонгук замечает коллекцию пинов по «Гравити Фоллс» и «Времени приключений», какие-то пины совершенно классные: в виде кофейных стаканчиков, листьев, единорогов, есть даже несколько с радугой, Чон гонит от себя мысль, что это может что-то значить. На кровати куча всевозможных подушек и мягкий ворсистый плед. В общем — прикольно. Вот прям комната подростка. Они, конечно, уже этот возраст переросли, но по его комнате можно многое сказать о нём самом. Как минимум — Тэхён уютный, это сто процентов.

Тэхён выплывает из душа спустя минут десять, вяло трёт бирюзовые волосы полотенцем и застывает на месте как вкопанный стоило только увидеть восседающего на кровати Чонгука, который принялся рубиться в игрушки на телефоне и не заметил, как тот вышел. Выглядит Чон при этом таким задумчивым. Рот приоткрыл, нижнюю губу покусывает.

— Чонгук?

— О, полегчало? — отрывается от экрана телефона.

— Ну… да, усталость только лютая.

— Иди сюда, поговорить нужно, — кивает на место рядом с собой.

Тэхён кидает полотенце на сушилку, подходит, рассчёсывая пальцами волосы, покорно опускается на кровать, Чон вручает ему кружку со строгим «пей». Тот забирается с ногами на постель, сначала отпивает, а потом начинает тихо хихикать.

— Что смешного?

— Это не мой чай, Чонгук, — шепотом, наклонившись поближе.

— В-о-о-у, — нарочито громко, с ослепительной улыбкой поворачивается к старательно не глядящему на них соседу, — дружище, что ж ты сразу не сказал, ну ты же не против, да? — не то вопрос, не то утверждение.

— Да нет, ничего страшного.

— А ты не хочешь пойти прогуляться ненадолго, нам тут перетереть с твоим соседом кое-что нужно?

— Эм… Окей, — сосед сконфуженно поднимается с кровати и поспешно выскальзывает за дверь под вялые попытки Тэ его окликнуть и остановить.

— Чонгук! — Тэхён слабо хлопает его по коленке, стоило только двери за соседом закрыться.

— Что?

— Наглости не занимать, — смотрит осуждающе.

— Где ты наглость увидел? — посмотрите на него, невинный оленёнок.

— Ты буквально его из комнаты выставил!

— Боже, не умрёт, — закатывает глаза. — У нас тут серьёзный разговор намечается, — Чон ставит кружку на тумбочку у кровати, отбирает наполовину пустую уже у Тэ и разворачивает его к себе, взяв и подтянув за лодыжки.

— Ты чего?

— Скажи-ка мне, солнышко моё подопечное, — Чонгук сминает икру одной ноги Тэ пальцами под громкое «Ай!», — что это сегодня было такое?

— Не надо, что ты делаешь? Пусти, — Тэхён силится отнять ногу.

— Не дёргайся, иначе я буду материться, если сейчас мышцы хоть немного не размять, завтра ты вообще не встанешь, ты этого хочешь?

— Я сам могу!

— Да ты что? И как же, позволь спросить, ты собираешься дотягиваться? — смотрит осуждающе из-под ресниц.

Тэ возмущённо замолкает, засопев.

— Ответишь на мой вопрос? — невозмутимо продолжая через штанину разминать мышцы, Тэхёну больно до жути, он зажмуривает глаза, дышит часто, терпит.

— Ты сам тогда сказал, по десять часов в зале торчал, а я и четырёх никогда не сидел. Три с половиной максимум, хотел… Ай! Попробовать… Больно, Чонгук! — захныкав, действительно больно, аж глаза мокрыми стали.

— Ну, потерпи чуть-чуть, — уже мягче, заметив, что тому, и правда, не на шутку больно. — Тэхён, ты понимаешь, что такими поступками ответственность за последствия на меня вешаешь? — перебирается к другой ноге.

— Каким таким образом? — зашипев, когда Чонгук к особенно забитой части мышц сильными пальцами добрался.

— Если бы я языком своим не трепал, ты бы не попёрся убиваться туда. И ты мой подопечный. Я должен за тобой присматривать. Ты сам прекрасно знаешь, как строго у нас в школе с такими методами. И меня бы по голове не погладили, и тебя так тем более. Я уже не говорю о чувстве вины. Если ты на меня ссылаешься, то тебе стоит знать, что мне тогда, когда я такой фигнёй страдал, было одиннадцать. Одиннадцать, Карл! И уже тогда я понимал, что если и упарываться на тренировках, то хотя бы с перерывами. Я ребёнком был, у меня организм выносливее был в разы, за мной присматривали, когда поняли, что бороться с этим бесполезно. Понимаешь? Я в жизни никогда себя до такого не доводил. Перерабатывал — да, на четвереньках оттуда выползал — да. Но никогда не доводил до того, чтоб не в состоянии ходить был.

— Я мог идти…

— Да что ты! Я почему-то этого не заметил!

— Ладно, прости, я опять облажался, — понизив голос, отводит взгляд.

— На этой неделе никаких тренировок.

— Но…

— Без «но». Узнаю, что без меня тренил…

— Что? Откажешься помогать?

— Хуже.

— А что может быть хуже?

У Чонгука тепло разливается внутри от этого вопроса и на лицо улыбкой глупой просится.

— Расскажу Хосоку, как ты себя доводишь, и представь себе последствия. И для тебя, и для меня, — улыбка почти маниакальная.

— Ты ужасный… — сникает Тэ.

— Правда?

— Ну, не то чтобы прям, но, знаешь, угрожать — это тоже не дело.

— Плечи давай.

— А ты? Ты меня трогаешь… всё хорошо?

— Тэхён, ключевое слово вчера было «кожа». Окей? Ты одет вроде, — улыбается снисходительно.

— Ой, точно, — краснеет до корней волос и, чтобы скрыть это, покорно спиной поворачивается.