— Я в шоке. Я даже вот не знаю, что сказать. Это звучит очень странно, — хрустит пальцами в кармане худи, задумавшись.

— Да, папа не знает, поэтому, пожалуйста, сдержи обещание. И не хрусти, это вредно, — глаза в подоконник вперивает.

— Это ко всем людям так? Или ты не проверял? А как ты с папой и мамой то здороваешься? — хрустеть покорно перестаёт. И правда ведь, сколько раз ему говорили от привычки избавиться, потому что это очень для суставов вредно, а он всё никак не может и, когда взволнован, начинает снова.

— Ну, пока ко всем, кого касался. Папа тоже в их числе. И мама тоже. Ну, она меня особо не трогает, папе руку перестал давать, он за плечи приобнимает, когда здоровается. Иногда хватает за руки, конечно, и я устаю отмываться потом от этого ощущения и ненавидеть себя за это, но с ним такое нечасто, слава богу, мы мало общаемся. Вот, смотри, только не пугайся сильно, это не заразно, — решительно руки из рукавов выпутывает, переворачивает их и демонстрирует шелушащуюся кожу ладоней и шершавые тыльные стороны, кисти повсюду покрыты многочисленными красными микро-трещинками, кожа на вид безумно сухая, — это к вечеру обычно так. Днём ещё более-менее норм.

— Это?… — слегка наклоняясь вперёд разглядывает.

— Это от воды и мыла, — грустно усмехается Чонгук. — А, ну, и антисептик ещё.

— Неужели не замечает никто? — выдыхает поражённо, подавляя в себе желание подтянуть руку поближе к глазам и рассмотреть нормально.

— Я перед парами и тренировками кремом мажу, оно с утра нормально более-менее выглядит, ну, руки просто типа красные. Это никому странным не кажется. Кожа тип только грубоватая. А под вечер вот как-то так, ну, когда смываешь уже это всё. Тэхён, серьезно, только никому.

— Ты не думал обратиться к специалисту? — испуганно глазами его взгляд ловит. — Это же ведь явно какое-то расстройство, как ОКР, только, ну, какое-то другое, наверное, нельзя до такого состояния кожу доводить, тебе же больно что угодно делать, да? Оно же лопается постоянно, — у Тэхёна внутри отчего-то непонятное разочарование и желание сухую кожу ладоней потрогать. Он списывает это всё на праздный интерес и шок.

— После восемнадцати обращусь. Не хочу родителей вмешивать, — прячет руки обратно в рукава.

— Почему? Это же родители, они разберутся…

— Нет, не разберутся. Не хочу и всё, не будем больше об этом, ладно? — стальные нотки в голосе намекают Тэхёну, что лучше в это больше не лезть. Не хочет и не хочет, его дело.

— А мне почему ты рассказал вообще это всё? Мы не друзья, — другой логичный вопрос.

— Считай это ответом на твои извинения. И… Ну, мне сейчас даже отчасти приятно, что хоть кто-то будет знать и понимать, окей?

Тэхёну хочется его пожалеть и поддержать, но в сложившейся ситуации, опираясь на то, какие у них отношения, это не кажется хорошей идеей. И куда делась злость? Когда она пропала? В тот момент, когда Тэ решил пойти извиниться, или вот сейчас? Не понятно.

— Слушай, ты будешь кофе? Я угощаю, — Тэхён неожиданно уставился Чонгуку прямо в глаза, тот смотрит слегка удивлённо, взгляд не отводит, но молчит, — а, ты, наверное, не пьёшь из автомата, да?

— Я буду.

— О, правда? Я тогда… — поднимается с подоконника, — какой тебе?

— Возьми такой же как себе, я буквально зависимый от кофеина, могу пить в любом виде, — неожиданно робко улыбается в ответ.

— Вау, вон оно как, — Тэхён смеётся, стараясь разбавить неловкую атмосферу, и нажимает на кнопку автомата с надписью «Ванильный латте», прикладывает к терминалу телефон.

Подходит с горячими стаканчиками обратно.

— Держи, — передаёт осторожно, опасаясь коснуться пальцами.

— Спасибо большое.

— Да не за что.

— Из этого автомата, это мой самый любимый, — тихонько добавляет Чонгук.

А у Тэхёна почему-то очень тепло внутри становится. Наверное, дело в горячей, сладкой жидкости из стаканчика, хотя он её ещё даже попить не успел.

— Чонгук, и я никогда тебя не ненавидел, не знаю, почему ты так решил. Это слишком сильное чувство, чтобы из-за каких-то разногласий к кому-то его испытывать. Вот авокадо я ненавижу, а тебя нет, не надо так думать, окей?

Чонгук усмехается странному сравнению, кивает головой, подтверждая, что информацию принял.

— Ты, правда, танцами до академии не занимался?

— Угу, ну немного ходил на гимнастику и какой-то там детский брейк-данс, мама вообще не хотела в танцы отдавать, папа настоял и сюда забрал, — отпивает из стаканчика, оставив молочные усы.

— Круто… ты молодец, за шесть лет настоящим профессионалом стал, мне даже немного стыдно, — усмехается под конец фразы Тэ, заметив его новое украшение над верхней губой.

— Чего смеёшься?

— У тебя, вот тут, — демонстрирует пальцем у себя на лице, где нужно вытереть.

— Ой, дебильная пена, — тушуется Чонгук и смешно облизывает верхнюю губу.

Тэхён давит смешок. Не хочется ещё больше человека смущать.

Чонгук хмыкает, греет о стаканчик руки, разглядывая кофейные разводы на молочной пене сверху.

— А ты, правда, соревновался со мной всё это время?

— Ага, ну, как и многие, я думаю, люди любят такое всё.

— Я никогда внимания особо не обращал на остальные имена в рейтинге и всё такое. Поэтому не знал даже.

— Это… сильно. Не смотреть совсем на остальных.

— Тебе завтра к какой паре?

— Мне ко второй. Там английский первым, можно не идти.

— Тоже автомат?

— Ага, за олимпиаду. Я тогда кстати победил тебя.

— Правда? У меня вроде бы третье место было. А у тебя какое? Первое?

— Серьезно? Три призовых места в одну школу уехало, а ты не запомнил, кто помимо тебя их забрал?

— Ну а зачем, не поздравлять же мне вас всех ходить, смысл в голове держать. Я ни с кем не соревновался, к счастью. Так какое у тебя было?

— Второе.

— А кто выиграл?

— Чимин.

— Пак Чимин? Маленький такой? С твоей параллели?

— Угу.

— Ух ты, это твой друг?

— Да.

— Шарит, что ли?

— Он да, вообще хорошо знает его.

— Смотри, — вдруг взволновано.

— Что там? — Тэхён, проследив за взглядом Чонгука, поворачивает голову и смотрит в окно, на подоконнике которого они расселись. — Ух ты, снег!

— Круто, ну, — Чонгук улыбается, переводит взгляд на Тэ, тот смотрит в ответ.

— Здорово, что мы помирились, мне не по себе было, — Тэ отрывается от глаз напротив, ощутив откуда-то взявшееся смущение, — ты меня ужас как раздражал всегда.

— А сейчас раздражаю?

— Сейчас… в общем-то и нет вроде.

— Это из-за того, что я рассказал? — Чонгук допивает кофе и вперивает взгляд в полумрак коридоров.

«Только не говори, что жалеешь меня. Не порть момент».

— Да нет. Просто, ну, ты не материшься, не обзываешься, не ставишь себя выше меня. Поэтому, наверное, и не раздражаешь.

— Я никогда себя выше кого-то не ставил, просто не отвечал на ваши нападки. Или отвечал, но редко. Как Чимину твоему, он меня задолбал больше всех, наверное.

— Окей, не будем об этом.

— А ты вообще не материшься, не ругаешься, вообще ничего?

— Не-а.

— Правильный?

— Ну… не знаю.

— Неприятно, когда при тебе матерятся, наверное?

— Есть такое, — кивает.

«Нужно контролировать себя при нём» — отчего-то пролетает у Чонгука в голове.

— Тэхён, я помогу с тренировками, извини, что чуть не бросил на половине пути, обычно я такого не делаю.

— Ты не обязан.

— Давай доведём до конца. Завтра в пять, окей?

— Хорошо.

Ребята поднимаются с подоконника, на пару секунд синхронно залипнув на снег за окном. Выбрасывают стаканчики и направляются молча к лестнице. Поднимаются на третий этаж, Чонгуку выше.

— Ну, до завтра?

— До завтра, — Чонгук утвердительно кивает головой и начинает, не торопясь, подниматься дальше. Тэхён задумывается на секунду, с занесённой над ручкой двери рукой.

— Чонгук.

— Ау? — тот удивлённо оборачивается.