— Какие мы благородные… — выпускает, ещё раз толкнув, и отступается назад, смотрит с таким отвращением и презрением, что холодок по спине ползёт. И слёзы снова просятся. Разве он, Чонгук, заслужил, чтобы на него вот так смотрели?

— Тэхён…

— Заткнись, — и разворачивается вещи забрать.

— Пожалуйста, давай поговорим.

— О чём ты собрался разговаривать? — разворачивается разъярённой фурией, волосы, давно синий пигмент потерявшие и сейчас уже далеко не такие яркие, как раньше, облачком вздымаются и пускаются обратно.

— Нам о многом на самом деле нужно поговорить.

— Да поздно уже, — усмехается издевательски.

— Ну да, ты же меня уже заменил, — и Чонгуку внезапно ещё обиднее, чем до этого, становится. Он распинается тут. На гордость свою наступил. Пришёл. На всё забил. А он что?

— Что ты сказал? — глаза расширяются невозможно.

— Этот парень… вы встречаетесь, да? Быстро ты.

— Ты ещё смеешь мне говорить что-то по этому поводу?

— Думаю, я имею право.

— Ни черта ты не имеешь, — снова приближается, глаза блестят опасно, пальцем в него тыкает по-киношному жутко прям. — Ты использовал меня, вытер ноги о мои чувства и бросил здесь одного, стоило только возможности появиться, ты же меня никогда…

И тут настаёт очередь Чонгука не сдерживаться.

— Закрой рот!

Тэхён испуганно замолкает, он изменился, конечно, посмелее стал, но открытых проявлений агрессии на себе по-прежнему терпеть не может, теряется как-то.

— Замолчи, слышишь, — отталкивает его руку, которой он в него тыкал, легонько. — Ты даже не попытался выяснить, что не так. Ты поверил такому бреду, такому дерьму откровенному, поверил, что после всего, что было, я мог поступить вот так. Во всё поверил и просто меня отпустил. Даже не попытался, ничего не попытался. Ты понятия, Тэхён, не имеешь о том, как всё было на самом деле. Ни малейшего.

— Ч..чего?

— Да ничего. Я не собираюсь слушать опять дерьмо на ровном месте. Я тебе помог только что, если ты не заметил. Иди догоняй своего парня. У нас, я так понимаю, конструктивного диалога не выйдет.

— Какого диалога?

— В ходе которого мы бы выяснили, как так вышло, что мы друг другу в любви клялись, а ты вот так вот просто поверил в то, что все эти месяцы враньем сплошным были. Мне даже думать страшно, кем ты меня, получается, считал, раз во всё это поверил. Я пошёл, — руки в сдающемся жесте вскидывает.

— Подожди, что ты имеешь ввиду? — Тэхён теряется.

— Уже ничего, Тэ, — и от того, как нежно это его «Тэ» с губ срывается, у Тэхёна разбивается внутри всё. Там ещё есть чему разбиваться? Одно стеклянное крошево ведь.

— Подожди, почему ты меня виноватым делаешь? Ты бросил меня… — заполошно головой отрицательно качает.

— Я никого виноватым не делал. Я понимаю, что больно сделал, понимаю, что нужно было объяснить сразу как появилась возможность. Но мне тоже было больно слушать о том, какой я, извини за мат, тут по-другому не скажешь, пидорас, хотя ничего тебе плохого не сделал. Ты ведь даже разбираться ни в чем не стал. Я винил себя, как ненормальный, что всё вот так вышло. Но судя по тому, что я видел, тебе не до меня и не до выяснений прошлых проблем. Я один тут, походу, не смог отпустить, — из голоса пропадает та незначительная агрессия, что была.

«Извини за мат»…

— Почему ты меня виноватым делаешь? Ты меня бросил, — трясёт головой потеряно совершенно. Всё, вообще ничего теперь не понятно.

— Ты повторяешься, Тэ, — и сердце на куски разбивается у обоих одновременно. А Чонгук, чтобы глупостей не наделать, просто срывается куда-то тут же из гримерки.

И исчезает. Снова.

Не так оно всё должно было быть. Не так.

Тэхён стоит посреди комнаты поражённый и обескураженный. Снова этой тупой болью прибитый. Он ведь засыпал и сценарии в голове всякие придумывал, как они встретятся, как его Гуки скажет, что мол заставили или что-то в этом роде, что ему пришлось, что выбора не было и он все это время его ждал, чтобы вернуться. Он старался отпустить, старался забыть, но не мог перестать думать. Не мог начать ненавидеть и понять, почему не может, тоже не мог, как ни старался.

И сейчас не может ненавидеть. Потому что вопросов в голове прибавилось. А тот факт, что он его увидел, услышал, прикоснулся к нему хоть и грубо… это просто ножом по едва переставшей кровоточить ране, чтоб открылась и начала кровить и болеть ещё больше.

Что происходит? Почему поддался опять? Почему разговаривал так, будто все эти сценарии дебильные в голове — правда? Почему? Почему так больно то, мать вашу?

***

На носу Рождество. С момента соревнований и неожиданной встречи с Чонгуком прошёл плюс-минус месяц примерно. Тэхён очень долго думал, послал к чёрту свои попытки общаться с Богомом и перестал ему писать и звонить. Однако не сказал ему ничего конкретного, мол ничего не вышло — расстаёмся. Просто замолчал. Почему? Не знает сам. За всеми этими зимними хлопотами и завершением учёбы перед рождественскими выходными время пролетело катастрофически быстро. А так как Тэхён настолько на этой всей ситуации зациклился, он даже не заметил как быстро пролетели дни, как и не заметил того факта, что в университете на первых курсах двух других факультетов прибавилась парочка студентов. А ещё он отчего-то лелея свою «обиду» откладывал встречу с Чимином аж целый месяц, на что друг, кажется, почти обиделся по-настоящему. И вот сегодня она наконец должна состояться.

Тэхён сидит в уютной полупустой, несмотря на то, что уже вторая половина дня, кафешке на Мёндоне. Пьёт сидит латте с солёной карамелью и этот вкус тоже больно делает. Он уже потерялся в себе, в мыслях, в воспоминаниях, в попытках забить и возненавидеть, в том, что делает больно, а что нет. И как назло начались эти моменты: вот этот кофе Чонгук больше всего любил, вот эти энергетики поглощал в огромном количестве раньше, а вот такой у него был крем для рук изначально, а вот подобную толстовку он Тэ так и не вернул, уехав, а вот это их фильм один из любимых, что вместе смотрели, а вот куча шоколада, кстати, Чонгук его не любит, а вот эти песни… дурацкие совершенно две песни, запретите людям использовать их в тик-токе, Тэхён устал на них натыкаться, а потом позорно слёзы непонимания и обиды ночью глотать.

В Сеуле неожиданно под конец декабря выпал снег, кружится волшебно, с крыш падая от ветра.

Красиво.

«А вот когда мы с Чонгуком впервые нормально поговорили, тоже снег шёл… Чёрт».

Хочется ударить себя по лицу. Вокруг неторопливо плавают официанты, разнося пирожные и кофе немногочисленным посетителям, мягкий свет, красивые рождественские украшения повсюду. А у Тэ даже настроения новогоднего нет. Вообще нет желания ничего отмечать, а он и не будет. Семье не до этого. Отец с матерью разводятся. Он бы сказал «наконец-то». Но… сейчас это как-то особенно тяжело воспринимается. Тэ и так в любовь разверил. А тут ещё и это. С другой стороны, хорошо. Он остаётся пока жить с мамой в их квартире. Отец съезжает, но это опять же постоянные скандалы. Бабушки тоже возмущены. Сложно всё в общем дома. Не до праздников.

— Ну, привет, друг, который со мной видеться не хочет, — слышится полное тепла и лёгкой обиды сверху откуда-то.

И у Тэ согревается внутри всё. Он скучал по нему. Очень скучал. Чимин, несмотря на их ссоры периодические, таким уютным и нужным всегда был. Как без него и его подъёбов неизменных столько времени получилось прожить — не понятно.

— Привееет, — пищит, поднимаясь, друга в объятия сгребает. Тянет носом его такой знакомый и родной запах. — Господи, мелкий, как я скучал, — сжимает ещё крепче, носом в его волосы зарываясь.

— Кто ещё мелкий… Ой! Раздавишь, — усмехается Чимин. И Тэ приходится его из рук выпустить. Красивый такой. Волосы светлые — обесцветил, затонировал. Пара серёжек в ушах. Одевается по-прежнему супер. Свитер, брюки, пальто пушистое серое. Уютный.

А потом они, как ни в чём не бывало, усаживаются за столик и начинается долгая беседа обо всём на свете. Тэ и невдомек, что о большинстве вещей, что он Чимину рассказывает, тому уже спец-агент-любимый-парень поведал. Чимин рассказывает о стажировке, о том, как у них протекало общение на расстоянии с Юнги, о родителях. И заявляет, что вообще-то учится сейчас в том же ВУЗе, на факультете английского языка и литературы, как и хотел, всё получилось, так как его взяли в резерв в начале года. У Тэхёна сначала отваливается челюсть, мол «И ты молчал?». Но тот парирует «Так ты и не спрашивал». А у Тэхёна язык аж горит спросить «А он? Он тоже?»