***

But when I saw you, I felt something I never felt

Тэхён действительно до встречи с ним никогда ничего подобного не чувствовал. Задумывался, дорамы смотрел, романы читал, мечтал, возможно, но даже не был близок к тому, чтобы предположить однажды, что будет вот так.

Come closer, I’ll give you all my love

Ближе. Подходи ближе, Чонгук, Тэхён и правда, подарит тебе всю свою любовь. Хотя зачем дарить она и так ведь уже твоя вся. Вся любовь, что у Тэ внутри теплится, она только благодаря ему, Чонгуку, появилась вообще. Поэтому подходи ближе. Касайся везде, как сейчас. Тэхён тает от его прикосновений, ему совершено не надоели эти две песни, которые по кругу играют уже третий раз. Чонгук дышит нежно в шею, целует украдкой то там, то тут, обнимает, прижимает к себе жарко совершенно. Тэ плавится, стекает, словно лава, сквозь паркет куда-то обратно к центру земли.

If you treat me right, baby, I’ll give you everything

Конечно, Чонгук будет ценить. Тэхён и так это знает. Чонгук самый заботливый, самый нежный, так боится обидеть каждый раз, самый лучший на свете парень вообще. Как так вышло, что они друг у друга появились?

Тэхён проворачивается в руках и лбом в его лоб упирается. Улыбается ему.

Чонгук в ответ улыбается, покачиваясь под музыку. Наконец-то вместе танцуют. Так хорошо.

А улыбка у него такая, что умереть на месте просто можно. Красивая, милая невероятно. Два передних зуба немного вперёд повёрнуты, и это так… боже, это что-то за гранью. Спасибо его родителям, которые не поставили в детстве брекеты, оставив ему эту милую особенность, подарили Тэхёну в будущем ещё одну детальку, за которую можно любить его бесконечно и больше. Ведь бесконечность не предел, как Баз Лайтер завещал.

— Люблю тебя.

— Иди ко мне, — руками под бёдра подхватывает. Тэхён только и успевает задуматься, почему он у него на руках постоянно оказывается, как мягкие губки нежно в щёку целуют.

Да в целом плевать кто у кого на руках чаще. Сейчас явно не это главное. — Ты только представь: ещё несколько дней и всё изменится, — мечтательно начинает Чонгук. — Представляешь, будем жить вместе и ходить в универ на учебу?

— Жить вместе — это очень серьёзный шаг, — задумчиво бормочет Тэ.

— Не хочешь?

— Хочу. Очень. Только я даже готовить не умею.

— И я не умею…

— Самостоятельность вошла в чат.

— Да научимся. Будем засыпать вместе и просыпаться, и никто меня не будет выгонять, а ещё трахаться много будем.

— Чонгук!

— Ну что? Не хочешь?

— Какой ты пошлый.

— А как по-другому? А ещё буду просыпаться раньше тебя и целовать, чтобы разбудить, — с какой-то особенной теплотой в голосе.

— Да ты же тот ещё сурок, тебя не разбудишь раньше, — улыбается ему Тэ в ответ.

— Ну хотя да, навряд ли я смогу рано просыпаться… А ты будешь меня так будить по утрам?

— Мечтаю просто, правда.

Чонгук улыбается тепло и искренне и накрывает его губы своими, упругие половинки руками посильнее сжав.

Он планирует его сейчас долго-долго целовать. Пока у него губы не заболят.

Но планам осуществиться не суждено. Забавная ситуация. Как можно на одной и той же ошибке два раза попасться? Зайти куда-то, приняться целоваться и не закрыть дверь. А ведь Хосок предупреждал. Хосок просил быть скромнее и осторожнее.

Дверь с грохотом ударяется о стену, Тэхён испуганно отпрянул и уставился в дверной проём. Чонгуку голову затуманили мечты о счастливом будущем ужасно сильно, может, поэтому он слабо соображает и не понимает, почему Тэ сейчас в панике с его рук спрыгивает и смотрит так испуганно, он что, призрака увидел? Чонгук не успевает к двери обернуться.

— Чон Чонгук, ко мне в кабинет быстро! — это даже не голос отца. Это рык какой-то. И вот сейчас страшно.

Чонгук не успевает ничего понять, он отца и не увидел даже, только услышал. Тэхёна рядом трясёт буквально уже, за руку схватился испуганно.

— Чонгук, мне так жаль, Чонгук, прости пожалуйста, это из-за меня всё.

— Не говори глупостей, Тэ, я напишу, — и больше он ничего ему не скажет. Просто молча кинется догонять отца, проклиная себя на чём свет стоит.

Говорил им Хосок.

На негнущихся ногах к нему в кабинет без стука даже.

— Пап…

— Что это было? — стоит, опираясь руками о подоконник, спина напряжена. И на секунду Чонгуку отчасти становится его жаль. Его отец никогда не был ярым гомофобом, но и особой толерантности не выражал. В целом, иногда у него даже проскакивали фразочки типа: «худшее проклятье для родителей — это дочь-проститука или сын-гей». Чонгук никогда этим фразам значения не придавал, как и впринципе половине из того, что отец говорил. Но сейчас отчего-то в голове они всплывают все сразу.

— Пап, это не то, что ты подумал.

— Да ты что? — оборачивается, бровь почти иронично изогнул. — Я, по-твоему, слепой?

— Нет, но…

— Скажи мне сейчас, что вы репетировали номер и это просто неудачный перфоманс в конце. Просто по приколу решили сделать, как там у вас, у молодежи, бывает, просто протест или типа того. Скажи это, — руки на груди скрещивает, смотрит выжидающе.

— Я не могу этого сказать, — голос ощутимо дрожать начинает. Врать сейчас нет смысла, проще уж сразу правду, всё равно рано или поздно придётся. — Я не хочу тебе врать.

— Почему?

— Тэхён он… я люблю его, — лицо отца ну просто болезненная гримаса искажает, и его можно понять, наверное, ведь Гук его единственный ребёнок. — Я люблю его очень, пап, он мой парень, мы…

— Ты ещё ни малейшего понятия не имеешь о том, что такое любовь, тебе семнадцать лет, Чонгук, — смотрит тяжело в глаза.

— Но мы с ним…

— Я не буду говорить, что мне плевать на твои нежные чувства к кому-то, но помимо того, что это неправильно и я не хочу дать тебе разрушить свою жизнь в самом её начале, я ещё хочу тебе напомнить, что я не просто твой папа. Я ректор этой школы, а то, чем вы с этим парнишкой занимались — это прямое нарушение устава, тебе это известно?

— Но конец года, мы почти закончили уже, мы через несколько дней выпустимся, ничего не случится же…

— По-твоему, всё так просто?

— А что не так? Пап, это не принесёт никаких проблем. Не трогай его только, пожалуйста.

— Что значит «не трогай»? — угрожающе прищуривается.

«Не трогай, условия ещё ставит».

— Ну, не нужно с ним разговаривать, я всё понял, до конца учёбы мы больше друг к другу не подойдём. Клянусь. Пожалуйста, не надо его ругать, — смотрит щенком побитым.

— Не надо ругать? — Чонгук явственно замечает, что в глазах у него не просто злость, это уже гнев какой-то просыпается.

— Пап…

— Я прямо сейчас возьму и просто подпишу приказ о его отчислении за нарушение правил учебного заведения, но не буду его ругать, разумеется.

— Нет, ты не можешь… — по спине пополз противный холодок.

«Нет, нет, нет».

— Почему это я не могу? — шипит отец, бросает на него многообещающий взгляд, усаживается за стол и открывает крышку ноутбука.

— Ты не имеешь права! — подбегает к столу, руками за края цепляется, внутри всё по швам трещит. — За такое не отчисляют, ты не имеешь права, как ты объяснишь это совету? Ты не можешь этого сделать! — голос, словно назло, предательски дрожит.

— Это моя школа и на что я имею право, а на что нет, решать я буду сам! — выдержка кончилась, выкрикивает, подскакивая, и руками о крышку стола бьёт с силой.

— Это не твоя школа, ты просто ректор, ты не можешь делать таких вещей! Оставь его в покое, он ничего не сделал, я его заставил, я приставал, я целовал, я его в пост… — закончить не даёт звонкая, унизительная пощёчина.

Чонгук моментально ломается изнутри, из глаз брызгают позорные слёзы, но не потому что больно и обидно, не потому что страшно за Тэ, а потому что желание отмываться от этого прикосновения теперь пол-жизни не уйдёт точно, и это ощущение просто чудовищно сильное, такого никогда не было, но сейчас Чонгук понимает ясно — он раздерёт её в кровь, по-настоящему в кровь, пока не отмоет, не сейчас, так немного позже.