— Скажи, что хочешь меня… — мнёт мягкие, оголённые, упругие половинки, забираясь губами под футболку, ласкает языком плечо. — Скажи, Чимин, мне так настоебали твои «бро» и «по-дружески», ты не представляешь, — прикусывает нежную кожу, отрывается, сдёргивает через голову свитер, прижимается бегло к пухлым, мягким губам прерывисто дышащего Чимина, срывает футболку и с него, отправляет на пол к своему свитеру. — Скажи, мелкий, и я отсосу тебе прямо сейчас, — снова целует в губы, — а потом мы продолжим, там недолго разобраться что, как и куда, давай же, — грубо давит на нежную кожу ягодиц, поторапливая.

Чимин стонет в губы, заведённый до предела, руками за спину и плечи цепляется. Он весь монолог Юнги пытался успокоиться, чтобы от одних его поцелуев и прикосновений не кончить.

— Как я… должен сказать, о боже, да… Юнги, целуй там, — Юнги добрался поцелуями до нежной кожи за ушком, Чимин буквально извивается уже под его касаниями. — Да, там… Ай, чёрт, как я должен сказать, если ты мне разговаривать не даёшь…

Юнги резко переворачивает его на постель, нависает сверху, прижимается бедром к паху, вцепляясь в шею губами. Да, до такого они ни разу не доходили. Про то, что засосы у Чимина останутся, ещё, конечно, тоже не знают.

— Хочу, хочу, Юнги, очень хочу, — хнычет Чимин, высвобождая ноги из джинсов окончательно, — пожалуйста, сделай что-нибудь ещё, мне так нравится, когда ты меня целуешь, и там, и везде, целуй везде, Юнги… — прогибается под его руками, своими руками и ногами помогает Юнги от штанов избавиться.

— А ты забудешь это блядское выражение «Братская любовь», сладкий? — хриплый до невозможности голос, губы припухшие, глаза пьяные, ресницы дрожат.

— Всё забуду, — опутывает его талию ногами, наконец раздев друга полностью. Руки на шее сцепляет.

И у Юнги отказывают тормоза. Он достаточно дал ему наиграться. Достаточно взаимной дрочки в душе или в кроватях, чтобы «по-дружески» помочь разрядиться, достаточно поцелуев просто «чтобы попробовать», достаточно находить его утром в своей постели под боком, потому «приснился страшный сон, а ты мой друг, вот я и пришел». Теперь он из его постели вообще не вылезет. Его банально теперь не выпустит из неё никто.

Поиграли и хватит. Через несколько месяцев закончится учёба, закончится совместная жизнь в общаге. И Юнги хочет быть уверен, что он у него будет один. А не кучка вот этих всяких «бро», с которыми мало ли что он пробует «по-братски».

Плевать, что всего семнадцать, плевать, что парни, плевать, что шестьдесят девять — не самая романтичная поза для первого секса, плевать, что оба давятся периодически, плевать, что в стенах общежития, плевать, что стоны смущают, плевать, что все простыни сбились и скомкались от потных рук, плевать, что мышцы напряжены до предела, плевать, что все в сперме перемазались по неопытности, плевать на смешение вкусов на губах, плевать, что немного стыдно, после того как кончили, стало. На всё плевать. Спасибо хорошей растяжке за открывающиеся возможности и достаточно толстым стенам, которые в общежитиях элитной школы сделали, чтобы дать ученикам возможность заниматься музыкой и другим не мешать, а не для того, чтобы глушить стоны.

— Хорошо было? — Юнги, всё ещё переводя дыхание, перебравшись с ним на его кровать, прижимает к себе под одеялом голого Чимина, у которого волосы сбились в непонятую кучу от всего этого действа.

Чимин мелко подрагивает в руках, тепло дышит на чужую грудь, периодически украдкой целуя или перехватывая губами и языком темнеющие ореолы сосков, заставляя постанывать. Играется.

— А почему мы раньше не пробовали?

Юнги только усмехается в ответ. Он знал, что Чимин извращенец, конечно, но не думал, что настолько. Ни стыда, ни совести. На чистую кровать перебежал голый, ногами переплёлся с «другом» и лежит, языком с сосками чужими забавляется, болтает обо всём и ни о чем.

Зря Юнги переживал. Надо было раньше его на секс уломать. Сто процентов согласился бы. Осталось только сказать ему нормально, что он теперь всё, застолбили его.

***

Тэхён всегда прекрасно проводил время с мамой. С отцом они почти не видятся и не общаются. Он вечно работает, да и нет у Тэхёна желания общаться с ним особо. А мама классная. Мама понимает с полуслова. У них куча общих интересов. Мама вообще, кажется, всё, что угодно, понять готова. Вот и позавчера, когда она запыхавшегося, краснощёкого сына из академии забрала, не стала с расспросами лезть, только улыбнулась загадочно и, как бы невзначай, отвела его попить кофе с пирожными в свою любимую кофейню. Она и не подозревала, конечно, что Тэхён, потягивающий латте с карамелью только и мог размышлять — понравился бы здесь кофе Чонгуку или нет.

Тэхён, как и все его одногруппники, в одиннадцать лет пришёл в академию и в этот момент его детство закончилось раз и навсегда, потому что как минимум родителей он мог теперь видеть лишь на выходных и каникулах. Что для него было поначалу немного болезненно, потому что он был очень привязан к маме.

Студенты академии получают полностью профессиональное танцевальное образование. Там воспитываются будущие хорошие хореографы, профессиональные танцоры, победители соревнований разных уровней. Мама отвела Тэ туда с чёткой установкой: не понравится — заберём. Она, как и все корейские мамы, очень сильно пеклась о сыне и его учебе. Все силы на это бросала, умудряясь при этом ещё и работать, прекрасно зарабатывая. На мужа правда времени не оставалось, но её это, кажется, не смущало. Как и тот факт, что Тэхён почти полностью был лишён внимания отца и не имел перед глазами той самой крепкой и сильной любви между родителями в качестве примера на будущее. Хотя Тэ, как ни странно, об этом никогда не задумывался особо.

Тэхёну в академии понравилось, как нравилось всё, что придумывает и предлагает мама. Он влюбился в танцы. А с тем подходом к обучению, который практикуется в этом учебном заведении, у него не было шанса это дело возненавидеть. Студентам не давали перетруждаться, не унижали за промахи и всячески старались всегда помочь найти выход и решение проблемам самостоятельно, а не навязывая свои условия. Позволяли набивать шишки и пробовать заново, пока не получится.

Тэхён маму очень любит. Она вырастила его хорошим, воспитанным парнем. Который отдаётся своему делу, старается, даже когда совсем ничего не выходит. А ещё она вырастила его, подпитывая в нём его самые нежные качества. Тэхён вырос ласковым, тактильным ребёнком, с открытой душой и глазами полными любви к этому миру. Мама всегда говорила, что не обязательно чему-то соответствовать, главное оставаться хорошим человеком, совершенствоваться ради себя и высшей цели и вести себя так, как ты сам считаешь нужным.

Таким Тэхён и вырос. Хорошим и добрым мальчиком. Старательным и прилежным. Делающим всё, чтобы мама гордилась. Не без дурных качеств и привычек, конечно, но мама всегда говорила: для всех хорошим не будешь.

Тэ прекрасно провёл с мамой вечер пятницы, сходив в кофейню и прогулявшись по магазинам позже, где урвал себе потрясающую нежно-розовую толстовку. На дворе почти февраль — самое то. Суббота тоже прошла прекрасно, Тэхён наконец выспался, провалявшись в своей постели в комнате до обеда, поел в кои-то веки маминой домашней еды, съездил с ней к бабушкам, даже с отцом поужинал. Естественно с ним же потом и поругавшись.

С отцом отношения у него не складывались никогда. Он всегда представлялся ему каким-то странным и ограниченным персонажем. Что мама в нём нашла — не понятно. Разумеется, когда любишь человека всей душой, ты начинаешь если не любить, то уважать и принимать его недостатки. Но с отцом у Тэ такого не сложилось.

— Серьёзно, сначала волосы эти голубые, теперь кофты розовые? А потом он краситься начнёт, это тоже по-твоему будет нормально?

— Я вообще-то ещё здесь, не надо обо мне говорить в третьем лице, — чего не говори, а с отцом Тэ забывал о своей воспитанности.

«И волосы бирюзовые, господи, так сложно цвета различать?»