— В воскресенье. Я вернусь в воскресенье вечером. Потренируемся?

— Оу… да, напишешь.

— Ну, ты аккуратнее, ладно? С тобой всё будет хорошо на репетиции?

— Да, конечно, всё отлично будет, — неловко улыбается Чонгук и снова прячет руки в карман толстовки.

— Ну тогда… пока, — Тэхён улыбается напоследок, легонько хлопнув Чонгука по плечу, и двигается к двери. Он бы очень хотел на подольше задержаться. Но он ещё когда по коридору с Чимином и Юнги шёл, написал маме, что уже выходит.

— Подожди, — Чонгук вдруг оказывается очень близко за спиной у Тэхёна. И в следующую секунду Тэ даёт себе обещание разобраться с собой на выходных. Потому что это уже не дело, не должно всё внутри так трепетать только от того, что кто-то со спины тебе лбом в плечо уткнулся. Просто лбом. Ни рукой не прикоснулся. Ни прижался к спине. Ничего. Просто осторожно лбом в плечо тычется, словно котёнок. — Спасибо большое, спасибо, что помог, Тэхён, — шёпотом.

— Да я… ты тоже мне помог и помогаешь с танцами. Можно считать, что мы квиты, — неловко бормочет Тэхён, вопреки своим же недавним словам, что помог бескорыстно, нервно вцепившись в полы бомбера.

Чонгук отступает так же быстро, как и подошёл. И Тэхён, не оборачиваясь, нарочито спокойно выходит из туалета, заходит за угол в коридоре и пускается бегом на первый этаж. В машину. К маме. К любимой, к понимающей, к адекватной. От своих дурных мыслей. От себя странного. От Чонгука, с которым всё слишком сложно и непонятно. Что это такое? Из крайности в крайность? Месяц назад препирались друг с другом каждую тренировку. Неделю назад тот его почти побил и наорал. И послал вообще. И вот что сейчас мы имеем. Тэхён спасает его от фанаток, как рыцарь на белом коне, потому что знает его «страшную» тайну. Сюжет для дорамы, не иначе. Нужно просто отдохнуть. Выпускной год вообще не жалеет. А плечо горит буквально там, где Чонгук его лбом легонько коснулся.

***

— Нет, ты мне объясни, Юнги, что это было?

— А что было?

— Ну вот это в коридоре, я ничего не понял, — Чимин всю дорогу до общежития вопросы глупые эти задавал и сейчас не отстаёт, залез к Юнги на кровать и на коленях голову устраивает. Юнги полусидит на постели, оперевшись о подушки спиной. Моментально, привычным жестом пальцы в светлые чиминовы волосы вплетает, не задумываясь даже.

— Я тоже не знаю, в чём там прикол. Ну, я так понял, Тэ приревновал его, я хер знает. Ты видел, девчонка в руку его вцепилась. Заметил? Тэхён её снёс и руку ему эту в карман затолкал. Чтоб не трогала больше, наверное. Может, они замутили? Или подружились, хз.

— Да ну, я не верю. Он Чонгука, как и я, на дух не переносит, — бормочет недовольно. — А ты зачем подыграл?

— Ну, это ты так думаешь, а вдруг нет уже. Я помочь просто захотел, вот и подыграл.

— Помогает он, тоже мне рыцарь. А обозвал он меня почему? Охуел, что ли?

— Чимин, во-первых, не тупи. Он сказал тебе толкнуть, ты не толкаешь. Вот он и обозвал, знал же что либо ты его пихнешь, либо я врежу за такие слова. А во-вторых, он твой вроде бы лучший друг, не зарывайся, охуел, не охуел, ты слишком взъелся на него, тебе не кажется?

— А-а-а… Да знаю я, что лучший друг, у нас просто странно всё как-то в последнее время. Да фу, замутит с Чонгуком, задрочу его, — рукой к себе в волосы зарывается, встречается там с пальцами Юнги и совершенно не смущается, когда тот его по пальцам осторожно своими поглаживает. Только глаза от удовольствия прикрывает.

— Да тебе-то какое дело.

— Ну, щас бы чтобы чонгукову жопу от баб спасти меня обозвать. Нормально вообще? А если бы у меня не было тебя рядом? Это ты меня защищаешь по-братски постоянно. Ситуация тупее не придумаешь.

— По-братски, точно. Братская любовь. Да.

— Ты чего? — глаза открывает и вверх вскидывает.

— Братская любовь, говоришь?

— Ну да, а что…

— Я тебе дрочил, Чимин.

— Ну, это же помощь была… Я тогда кончить не мог, ты помог по-братски опять же, — недоумевающе брови к переносице свёл. Вроде бы всё уже обсуждали давно.

— Ты мне тоже дрочил. Далеко не один раз.

— Ну, это в благодарность, ну… по-дружески, — уже неувереннее.

— Ты считал, сколько раз мы с тобой целовались?

— Да мы учились просто, нет времени отношения заводить из-за учебы! Обсуждали же, — краснеет щеками.

«Ну и к чему он это всё?»

Юнги усмехается, замечая, как друг раскраснелся щеками, подхватывает подмышками и перетягивает его к себе на колени, усаживая прямиком себе на пах. Тело моментально пронзает приятное ощущение от тяжести на чувствительной зоне. Ноги Чимина по бокам от бёдер Юнги, ладошки Мину в грудь упёр, когда его сильными руками, натренированными на спортивных танцах, пересадили, чёлка перед глазами шторкой повисла, губы приоткрылись в немом вопросе.

Юнги кладёт руки ему на бёдра, широко обхватив ягодицы и большими пальцами придерживая за бедренные косточки. Надавливает, заставляя покачнуться вперёд. Смотрит туда, где их тела соприкасаются. И повторяет движение, заставляя Чимина тереться о собственный пах, и моментально мозг туманится желанием, ладони потеют, в штанах становится тесно, спустя пару секунд ещё теснее. Чимин издаёт удивленное «ох», когда ощущает телом чужую эрекцию от того, что он елозит по причинному месту. Юнги смотрит из-под ресниц, выдыхает через губы, продолжая покачивать Чимина, имитируя его телом толчки.

— Юнги, ты чего делаешь? — севшим моментально голосом.

— Братская любовь, Чимини? — Юнги подаётся вперёд, продолжая направлять руками его бёдра, Чимин сам начинает вторить движениям, уже почти яростно трётся о чужой член через ткань своим, наращивая напряжение, ощущая, как в штанах становится горячо и почти сразу влажно, выдыхает ртом, возбуждаясь. Мин, не долго думая, нежно касается его губ своими, утягивает в глубокий поцелуй, продолжая покачивать бёдрами, целует развязно, влажно, так, как они ни разу не практиковались, заканчивая, когда ощущали, что начинают заводиться, рвано выдыхает носом, перехватывает за поясницу, прижимая к себе, заставляя выгнуться навстречу, проникает языком как можно глубже, заставляя в рот себе застонать, а потом резко разрывает поцелуй, отстраняет Чимина подальше на ляжках и опускает руку ему на пах, Чимин вздрагивает всем телом, не сдержав звучный выдох. Юнги осторожно проникает рукой ему между ног и нежно сжимает в руках чужой горячий, набухший орган через ткань мягких джинсов. Чимину становится ещё горячее там от того, как тот по-хозяйски к нему прикасается. — Братская любовь? Ты со всеми родственниками так общаешься? — Чимин заходится дыханием, когда Юнги перемещает другую руку ему на затылок, нежно зарываясь пальцами в короткие волосы, тянет его лицо к себе и выдыхает последние слова прямо в губы.

— Бля, Юнги…

— Ответишь мне? — пошлым шёпотом в самое ушко, расстёгивает чужую ширинку, проникает под ткань рукой, проводит большим пальцем по натянувшейся влажной материи боксеров, Чимин жмётся щекой к его, тихонько постанывает и сцепляет пальчики на его затылке. — Ты же весь влажный уже…

— Ох, Юнги, ну что ты делаешь?

— Ничего, Чимини, ничего необычного. Хочешь, чтобы я сделал тебе очень хорошо сегодня? — целует в шею коротко.

— Мне должно быть сейчас стыдно? — сам потирается о руку в штанах, поёрзав по чужой эрекции намеренно.

— А тебе стыдно?

— Нет, — смыкает губы на мочке Юнги, обводит её языком, посасывает.

— Тогда не должно, — слегка задрожав от чиминовых манипуляций.

— Ну мы же соседи по комнате, извращенство в стенах а-а-ах…господибоже…кадемии, — Юнги высвободил чужую влажную, горячую головку и аккуратно оглаживает большим пальцем.

— Ты хочешь меня, Чимин? Хочешь попробовать больше, чем взаимная дрочка?

— Напомни, как мы до этого дошли? — запрокидывает назад голову, подставляя шею под влажные поцелуи Юнги.

— Это очевидно проявление… братской… крепкой… любви, — отрываясь от шеи иногда.

— Бромансом тут и не пахнет, я тебе так скажу, — приподнимает бёдра, помогая стянуть с себя джинсы вместе с бельём.