— Да я уже на всё готов, лишь бы отпустил этот нервяк.
— Нахватал дел потому что, а у нас и так период сейчас очень нежный и ранимый. Я тоже поспокойнее буду, не замечал, что на мелочи дуюсь, правда. И наговорил тоже всякого естественно не со зла, не бери в голову, пожалуйста. Я тоже тебя очень люблю, сладкий мой.
— Я три дня тебе не говорил, что ты самый лучший.
— А ну исправляйся, — нежно хлопает по ягодице.
— Можно я начатое до конца доведу сначала? Прости, что я тебя так… сквозь сон. Плохая идея была.
— Это на самом деле пиздец как классно, я бы повторил, просыпаешься уже раскайфованным, я сам себе кончить не дал, успокойся.
— Я грубо тебя взял потом.
— Ой, значит наручниками меня к изголовью пристёгивать это не грубо, а тут грубо видите ли, завязывай. Натворили хуйни чуть-чуть и ладно, я готов, заканчивайте со мной, можете пожёстче, — нежно языком по ушной раковине.
Тэхён закусывает губу и тянет его за собой на пол.
— Ну куда?
— Сюда, — на ходу с него боксеры стягивает, бегло по начинающим загустевать остаткам смазки пальцем проводит и проникает внутрь сквозь ещё не успевшее отойти от прошлого раза колечко мышц, прижав к себе, едва успевшего опуститься к нему на бёдра парня, Чонгук от неожиданности рвано звучно выдыхает, моргает шокировано, а когда тот с ходов на простату нажимает, тут же воздух сквозь зубы тянет, заскулив, и припадает ближе.
Тэхён ловит его губы своими, нежно целует, активнее начиная стимулировать узелок внутри его тела, того тут же начинает трясти, он мычит раскайфовано, пальцы на ногах от удовольствия поджимает.
— Я хочу тебя слышать, а то у меня психологическая травма, никогда ещё не трахал тебя, чтобы ты вообще молчал.
— Это было сложно. А Тэхён… какого хрена на балконе? — выдохом в губы, прикусывая их, внутри начинает собираться тепло, в конце концов, он едва-едва не кончил там в постели.
— А смысл идти куда-то?
— Ммм, — стоном, — меня это смущает, тут панорамные окна.
— А когда-то тебе они нравились.
— Там другое… — прогнувшись навстречу и высоко застонав, — было.
— Малыш, четырнадцатый этаж, чего стесняться? — впиваясь зубами в нижнюю губу.
«Господи, ну почему он так красиво кайфует?»
Сидит на нём сверху сейчас, до середины бедра в бордовую толстовку «Champion» спрятанный, русые волосы лохматые ото сна, губы покраснели, руками то Тэхёну за плечи, то за подол толстовки цепляется, чтобы задрать её.
— Пальца в заднице, как минимум.
— Ты невыносим, боже, никто не видит, расслабься, — прикусывает за подбородок, нежно поцеловав напоследок.
— Да я не то, чтобы напряжен, ой, бля, господи, — максимально выгибается, отклянчивая зад сильнее, вцепившись в шею, прижимается что есть сил и тихонько скулит в тэхёновы волосы, сотрясаясь оргазмом, пачкая естественно обе толстовки. — Я надеялся подольше продержаться, — усмехается хрипло.
Тэхён прекращает терзать его, вынимая палец. Осторожно по спине и волосам поглаживает, прижимает ещё крепче. Вот теперь спокойно. Чонгук рвано, громко дышит, влажно целует в висок.
— Давай больше никогда так не ссориться и до трёх дней игнора не доводить, даже ради таких примирений, ладно? Мы слишком дохрена вместе прошли, чтобы этим париться. Без пяти минут женаты, ну куда начинать хуйней страдать, поздно уже, — переведя наконец дыхание, прихватывает губами кожу тэхёновой щеки.
— Обещаю целовать каждое утро и никаких больше ссор масштабных. Люблю тебя, прости ещё раз, я никогда ничего подобного не думал и не буду. Давай уже доживем до этой свадьбы и сдохнем от счастья наконец. Посраться, как приличные молодожёны, мы уже успели, хватит на этом.
— И я тебя люблю ужасно и рассказывай мне обязательно обо всём, что беспокоит, я буду помогать. Хорошо? Не тащи всё на себе, мне нужен здоровый муж, а не невротик, понял?
— Муж? — смотрит глазами загоревшимися моментально.
— Да, муж. Будущий муж. Ты меня понял?
— Понял.
— Погоди, это что, моя толстовка?
— Твоя.
— Опять вещи тыришь, засранец, — прикусывает нежно за мочку.
— А ничего, что ты в моей сидишь, жадина несчастная?
— А, да?
— А, да, блин, убежал и даже не посмотрел, что напялил, — сжимает ладонями родные мягкие бёдра. Мажет поцелуем по губам.
— А тебя ещё раз с сигаретой увижу, губы синие будут, ясно? Устроил тут представление. Курить научился, я тебя быстро отучу.
— Ну мам.
— Не мамкай.
— Тебе, значит, можно?
— А тебе только с моих губ, — проводит по его нижней языком.
— Какая-то вы неправильная мамочка, — ведёт руками по бёдрам вверх, склоняясь к его лицу, смотрит из-под ресниц томно.
— А вы моего мужа не видели? — упирается лбом в его лоб.
— Не видели. А вы моего?
— И мы вашего не видели.
— Тогда, может, позажимаемся пойдём, пока их нет?
— Может, и пойдём.
Тэхён подхватывает тяжеленного на самом то деле Чонгука на руки и тащит внутрь.
— А я вообще-то говорил вам, что на самом деле не женат ещё?
— Да говорили вы, говорили, раз двести точно, — тонет в ночной тишине, вырываясь в открытые окна балкона.
Тутанхамон презрительно смотрит на то, что Чимин называет его хозяевами, и, гордо задрав голову, проходит мимо завалившейся на кровать парочки, скрываясь за дверью спальни.
— Слушай, мне кажется, кошка извращенкой выросла.
— Бля, Чимин говорит, это кот.
— Реально?
— Ага.
— Не верю.
— Пойдем яйца искать?
— Да надо оно нам что ли, у меня тут есть о чьих позаботиться, — наваливается сверху.
— И то верно, — сцепляет ноги у него за спиной, обвивая шею руками.
На город давно опустилась ночь, Нью-Йорк, кажется, не спит никогда. Этот чёртов город постоянно в движении. Затягивает в свой бешеный ритм, заставляет двигаться вместе с ним. В этом невозможном мегаполисе главное знать, что у тебя есть человек, с которым можно остановиться. Пока мимо шумят потоки машин и людей, пока метро с громким рёвом развозит всех по домам, пока пестрит рекламой Таймс Сквер, пока «Большое яблоко» живет своей быстрой и перенасыщенной жизнью, главное, чтобы рядом был человек, который сможет подарить тебе свободу от тяжелого смога в мегаполисе, наполняя собой твои лёгкие, заменив ненужный совершенно кислород. Человек, которым дышать сладко.