— Ну это же ты во всем виноват, — упрямо гнёт свою линию, растеряв остатки страха и здравого смысла. — Одного не пойму, у вас же там пиздец любовь была, — губами двигать тяжело и больно. — Такая редкая удача. Он гей, ты гей. Встречались так долго. Чем он тебе не угодил по итогу? Трахал плохо?

— Ты во всем прав, — натягивает волосы изо всех сил, заставляя болезненно сморщиться. — Это я во всём виноват. Я подбил Намджуна попробовать толкать дурь, я нашёл поставщиков, я надоумил везти с нашими же компами через границу, я выбрал момент, когда мамашка Чонгука наконец откинулась и они с его щенком полудетдомовским отвлеклись на то, чтобы сопли на кулак мотать, я у истоков этого всего стоял. В одном ты ошибся. Я не гей. И никогда им не был. Я терпеть не могу педиков и всё, что с ними связано. Поэтому это своё «любовь» и «встречались так долго» засунь себе в свою раздолбленную задницу, понял?

— Чего блять?

— Того блять, — следущий удар опять же в лицо, только уже кулаком в бок, по касательной, голова безвольно отлетает в сторону, пронзённая новой вспышкой боли, Тэхён валится на пол.

«Сколько в нём дури, что он, сидя на корточках, так бьёт?»

— Но как тогда… — задыхаясь, упрямо пытаясь подняться, что делать безумно сложно со сцепленными за спиной руками.

— Обычно, — Хосок подскакивает на ноги, — Чонгук такой молодец, рассказал тебе всё, блять, — с ноги по рёбрам, — рассказал, как на гонки его несчастного притащили, напугали до седины, до сдвига по фазе, такие злые мальчики напугали, — другой ногой снова в область рёбер, Тэхён сворачивается калачиком, пытаясь прикрыться и перевести дух, понимает, что навряд ли получится снова разогнуться. — Да только он легко, блять, отделался, нихуя с ним страшного не случилось, даже не поцарапался, истеричка ебаная, — другой ногой несколько беспорядочных ударов, куда придётся. — А меня потом отец пиздил так, что я две недели в школу ходить, сука, не мог, но он этого не знал, он же, блять, на больничном у нас был, дохуя пострадавший!

Снова присаживается рядом, поднимает Тэхёна за волосы с пола.

— А мне нравится, что ты не сопротивляешься.

— Он же… не виноват, что… испугался.

«А нет, вот сейчас больно».

Тэхёну никогда не было так больно, болит буквально всё, в груди что-то жжёт и щиплет, живот противно режет, болят руки, выкрученные и стёсанные от падений на пол, болят предплечья и бёдра, по которым Хосок попадал ногами, лицо вообще одна сплошная концентрация боли, собственная кровь забила нос и мешает дышать. Хосок наклоняется к нему и выдыхает совсем близко, обдав лицо запахом арбузного леденца изо рта, Тэхёна тут же начинает мутить от этого сладкого запаха смешанного с металлической отдушкой крови.

— Конечно, не виноват, Чонгук никогда ни в чём не виноват. Тебе интересно, почему я так с ним? Хорошо, я тебе расскажу. Как ты думаешь, как чувствовал себя человек, когда по его якобы вине покалечился бедный мальчик, который сам, между прочим, в машину сел? Человек, которому запретили общаться с братом, с единственным нормальным, блять, членом семьи, потому что «вы же старше, как вы допустили, что он сел»? Человек, которого сделали кругом виноватым, в ссоре между предками, в чонгуковой псевдофобии, во всем нахуй! Хоби такой плохой, Хоби всю жизнь перед ним виноват будет! Ты вообще знаешь, что это такое, когда на тебя вешают всю вину и заставляют каждый раз чувствовать, что ты один во всём виноват? Заставляют потакать постоянно бедному Чонгуку, несчастному, который когда-то из-за тебя перепугался. Защищать его видите ли надо ото всех, дружить с ним, пидорасом, обязательно продолжать. Ведь Чонгук такой хороший, великодушно всё всем простил. А Хоби всю жизнь ему обязан будет! И когда его в бизнес великий и добрый Чонгук позовёт, он пойдёт обязательно, не начав ничего своего, как же, он ведь перед ним виноват и обязан. И в жопу ему даст через боль, слёзы и отвращение, потому что он перед ним всю жизнь виноват и обязан! И сосаться с ним будет, чтобы от него все отвернулись, потому что не ожидали, что педиком вырастет, потому что всю жизнь, сука, виноват и обязан! Он то своей мамаше не сказал нихуя, а меня просто из-за него отпиздили в очередной раз и на улицу выкинули нахуй, не оставив выбора кроме как к нему, Чонгуку, пойти, перед которым виноват и обязан и помочь попросить с жильём, чтобы ещё больше обязан был! Как я себя должен был чувствовать? Это он тебе рассказал?! А? Сука! — снова ногами куда-то в живот, Тэхён заходится кашлем и сплёвывает кровь.

Из последних сил собирая себя по кусочкам, отрывается от пола, перед глазами красная пелена. Хосок моментально наклоняется и сдавливает рукой его шею. Воздух покидает лёгкие слишком быстро. Тот давит всё сильнее и сильнее, Тэ чувствует — давление стало настолько сильным, что чужие ногти впились в кожу до крови. И сипит:

— А он… любил тебя, идиот.

Хосок отталкивает его, моментально подавившегося жадно хватаемым воздухом, отскакивает и переводит дыхание. Пропускает фразу мимо ушей. Не спешит добивать, видимо и правда повеселиться хочет и растягивает удовольствие.

— А жена Джуна не такая уж и невинная была. Она была в теме, поэтому не стоит удивляться, что её мочканули. Просто её смогли поймать, а меня нет. И связи у них со мной не было. Завалили и завалили, — беспечно проводит рукой по волосам.

— Но мне же нужно было что-то делать. Я начал бизнес здесь, прикрываясь именем Джуна на всякий случай. Уладил потом всё с теми ребятами, чей товар мы тогда потеряли. Жалко, конечно, Мунбёль, но ребятки за вспыльчивость процентов семьдесят от суммы скинули. И всё зашибись пошло. Но тут Намджун заявляется и говорит, что получилось откупиться через три года. И что я должен был делать? — смотрит выжидающе в глаза, ответа, естественно на вопрос не следует и Хосок продолжает.

— Я просто решил отдать Чонгуку долг. Я же всю жизнь ему был обязан. Поэтому я и возвращаю ему долг тем, чем брал. Болью. Потому что только этим за последние двенадцать лет он меня и пичкал. Я не собираюсь его убивать, это слишком просто. Пускай этим старший занимается, а я уничтожу тебя, чтобы он мучился. А Намджун, он, знаешь, сейчас уже пришибленный очень, в тюрьме его поломали, про Мунбёль узнал, как вышел. Всех по факту потерял, предкам тоже бывший зэк не нужен. Он привык во всем быть лучшим. Он всегда им был. И представляешь такому человеку, прирождённому лидеру, повернутому на том, чтобы всё было идеально, всё потерять. Вот он и поехал немного кукушкой. Он ведь умный пиздец, бизнес тут помог быстрее поднять. Он в первый раз то на наркоту согласился, только потому что, как и я, устал под Чонгуком ходить. Стоило только идею подать, чтобы процесс в его голове запустился, он ведь ведомый, знаешь, когда дело друзей касается, мне ничего не стоило ему в уши нассать, что это Чон с собачёнком нас полиции слили, хотя это по факту случайность была, ну а раз они слили, то им и ответственность за смерть Мунбёль нести. Если ты понимаешь о чём я. Поехавшие они чем хороши? Им только дай навязчивую идею. Я и дал. Всё хорошо складывается определённо. А Джун… как только разберётся с Чонгуком, нужно будет его припрятать куда-нибудь, где рубашки за спиной завязывают. Ну его нахуй, от греха подальше. А Чонгук не умеет любить. Он только думает, что ему все обязаны и должны. Так что не надо мне тут хуйню нести, — закуривает, а голосом таким говорил, словно с лучшим другом пообщался.

— Не понимаешь, зачем я тебе всё это рассказываю? — в ответ тишина. — Считай это простым снисхождением, выжить у тебя сегодня навряд ли получится, но, я думаю, ты имеешь хотя бы право в последние свои минуты понимать, почему и из-за кого для тебя всё так закончилось. Если коротко. Чонгук сломал мне жизнь. Я сломаю её тебе. А Намджун просто поехавший.

У Тэхёна, который уже и не пытается подняться особо, только опирается головой на холодную стену, холодок по спине бежит, и в этот момент он окончательно осознаёт в какой заднице оказался. Из такой не выбираются. Он ему ножку стула в глаз воткнёт, улыбаясь, и ничего тут уже не поделаешь. Ненормальные это перепады настроения. Ненормально о погибших людях с такой лёгкостью говорить. А ещё он наконец понимает, понимает всё от и до и ему бы молчать, но: