Да, есть план. Да, есть люди, готовые воплотить его в реальность. Да, есть Юнги, который большую часть работы уже сделал. Есть Тэхён, который несмотря ни на что остался рядом. Но Чонгук ломается. Просто потому что нет никакой уверенности. Нет смелости брать сейчас и что-то делать. Всё ещё хочется посмотреть Джуну, тому, которого когда-то знал, в глаза и попросить поверить. Объяснить всё и простить тонны потраченных нервов, если поймёт. И от этого стыдно так. И перед собой, и перед Тэхёном. Они же вот были уже едва-едва, на грани. И если бы не Тэ, кто знает, где бы сейчас был Чонгук и что бы с ним делали. Может и не дали бы Джуна даже увидеть и поговорить, просто закопали бы где-нибудь в песок. И сейчас если всё получится, благодаря Тэхёну, который их вытащил, с Намджуном будет покончено в ближайшие дни. В носу и глазах словно этот самый метафорический песок, в который вроде бы закопать должны были.

Вот так, Чонгук, не хотел добавлять ему проблем с полицией. Зато добавит себе пятно на карму за смерть лучшего друга, которая случится по его вине. Потому что нужно было изначально идти к властям. И как же, господи, за всё стыдно теперь перед Тэхёном.

А Тэхён, не зная даже, какие мысли Чонгуку голову забивают, видит его состояние, и утыкается лбом в лопатки, позволяя вот так постоять, опустив голову, посреди тесной душевой в мотеле и подумать. А потом начинает осторожно расстёгивать пуговицы на его рубашке. Стаскивает с плеч и вешает на змеевик. Гладит по плечам опущенным. Целует каждое по разу. Разворачивает к себе и, повозившись с бляшкой ремня, расстегивает брюки, мягко оттолкнув дёрнувшиеся помочь руки. Не обратив внимания на тихое «Не надо».

Молча раздевает, заталкивает в кабинку и, скинув с себя тесную казиношную форму на тот же змеевик, заходит следом, выкручивает краны на полную, чтобы тёплая вода лупить начала безбожно. Чонгук вздрагивает от, неожиданно сильно ударивших в спину, струй и продолжает стоять.

А в голове одна мысль: «Как же стыдно за всё это перед Тэхёном».

А Тэхёну вроде и плевать, что кому-то перед ним стыдно. Встаёт под струи, которые моментально отросшие пепельные волосы к лицу прибивают, и крепко кожей к коже прижимается. Прижимается, и невозможно в ответ не обнять. Держит так крепко, как только может, и ничего не говорит. Ровно дышит в основание шеи и украдкой целует медленно от воды перестающую быть солёной кожу.

— Мне так перед тобой стрёмно, ты не представляешь. — выдыхает наконец.

— Расслабься.

— Я вообще не могу. Даже сейчас. — жмурится, пытаясь совету последовать, нежно пальцами гладит мокрую кожу спины.

— Я помогу тогда. — и словно вместе с водой вниз внезапно стекает.

У Чонгука глаза на лоб лезут. Этот Тэхён вообще сумасшедший? В такой момент? Когда Чонгуку и так перед ним за всё на свете стыдно?

— Не надо, Тэхён, ну что ты делаешь? — дёргается, пытаясь ухватить за предплечье.

— Чонгук, успокойся.

— Нет, не надо, правда, не время и не место, я не могу так. — тянет вверх, ухватив таки за скользкие от воды руки.

— Да что с тобой, Чонгук? М? Ну, чего ты? — выдохом в самые губы, когда взглядами поравнялись наконец.

Молчит, опуская глаза вниз куда-то. С чёлки капли, остывая, срываются на пол.

Тэхён выжидающе смотрит. Выдыхает, успокаиваясь, тянется рукой к вентилям, закручивая немного воду, чтоб не лупила так сильно, тянет подальше от назойливых струй и так привычно, и странно в то же время, потому что обычно не он это делал, убирает чужую мокрую челку со лба, потому что видит — неистово в глаза лезет. Зачесывает мокрые прядки назад совсем, свои, головой тряхнув, откидывает тоже. Ведёт по макушке, фиксируя их подальше ото лба, и руку на затылке оставляет. Прижимается своим лбом к чужому.

Чонгук взгляд вскидывает совершенно нечитаемый. Не знает он, что с ним. Знал бы — перестал сразу же.

— Успокойся и дай мне сделать то, что я хочу сделать. Перестань грузиться, перестань закрываться от меня, я ни в чём не виноват, перестань думать, как это всё могло произойти, если бы ты по-другому действовал, перестань и себе, и мне доказывать, что ты меня во что-то втянул, я не безвольная кукла, запомни ты уже это наконец. Не ребёнок, не жертва, я твой парень, если ты не забыл. Твой парень, Чонгук. А ты мой. Моё всё на данный момент. И нам нужно со всем этим побыстрее разобраться, а ты в таком состоянии мало на что способен. Так дай я хотя бы попробую помочь. Перестань усложнять ситуацию своим поведением и успокойся, слышишь?

Чонгук шумно дышит словно сдерживается от чего-то, прикрывает глаза, слегка кивнув. Вот тогда, когда надо, Тэхён спокойный и собранный. Хотя порой и сам признаёт себя истеричным. А он, Чонгук, что?

— Хорошо, я понял… прости.

— Молодец, и перестань передо мной извиняться.

А после Тэхён целует его нежно в лоб и виски, в переносицу, заставляя голову таки приподнять, в кончик носа, в щеки и уголки губ, в подбородок, ниже по шее, не забыв сладко выдохнуть и поцеловать за ухом, в ответ мурашки по коже и томный вздох. Тэхён спускается ниже, прикусив кожу над кадыком и влажно поцеловав после, по груди цепочкой нежных касаний, приласкав темные ореолы затвердевших сосков, в ответ едва слышный всхлип. Постепенно Тэхён таки опускается на колени, с которых его до этого так отчаянно пытались поднять. А сейчас Чонгук не сопротивляется, когда Тэхён закончив покрывать поцелуями мышцы твёрдого пресса в районе проступающих кубиков, нежно целует там, где косые, и постепенно подбирается к гладко выбритому лобку, руками сжимая половинки и оглаживая бёдра с внешней стороны во внутреннюю.

Тэ берёт в руки уже начавший затвердевать член и делает пару движений рукой на пробу. Чонгук сжимает руки в кулаки, потому что опоры нет, и закидывает голову.

— Можешь помогать мне, — шепчет доверительно, понимая, что этот упрямый навряд ли разрешит себе хотя бы притронуться.

А после разомкнув влажные и успевшие припухнуть губы, Тэ высовывает язык и пошло стучит головкой по нему с влажным звуком, накрывает губами лишь самую головку, крайнюю плоть и смазывает слюной. Рукой продолжает водить по стволу.

Чонгук инстинктивно едва заметно подаётся следом за рукой, сам толкается, но не сильно, продолжая видеть лишь красный фон под закрытыми веками.

«Давай, открой глаза, смотри на меня».

— Чонгук, я хочу, чтобы ты смотрел. — и тот не может не повиноваться. Опускает голову, смотрит почти мученически, и Тэхён поймав наконец его взгляд, насаживается всем ртом полностью, заставляя шумно втянуть воздух через стиснутые зубы. На фоне шумит вода, Тэхён продолжает ритмично двигаться, не позволяя Чонгуку отвести взгляд. Они многое пробовали, не один минет на кухне и в ванной, в спальне и в гостиной подарен был друг другу, но вот так, в душевой мотеля, когда один убивается со всего на свете, а второй из него это всё пытается вытрясти, такого ещё не было.

Чонгук не сдерживает тихого стона, когда Тэ, снова взяв насколько возможно глубоко, едва не подавился, но вытерпев, медленно повёл губами вверх, сдавливая, лаская проколотым языком каждую венку, цепляя словно каждое нервное окончание, заставляя коленки начать подрагивать, добирается до верха и выпустив возбужденный теперь уже до предела орган, водит им по губам своим невероятным, все также смотря снизу вверх, а потом снова поласкав головку губами, подразнив языком, насаживается. И вот оно, упала таки блядская челка на глаза. И Чонгук, конечно, не может сдержаться, тянется, убирая, чтобы поскорее от соблазна избавиться и руку одёрнуть, но белобрысая чертовка пальцами свободной руки за запястье перехватывает и удерживает на месте.

Сводит брови к переносице угрожающе и Чонгук сдаётся, отпускает себя, ситуацию, всё на свете. Расслабляется наконец. Гладит по волосам и толкается навстречу, закусив губу до боли почти, потому что, ну, невозможно ему такому сопротивляться.

Он всегда был будто бы духом сильнее. Да, несдержанный. Да, вспыльчивый. Да, делает всегда так, как хочет и хрен ты его переубедишь. Но такой невозможный вместе с тем.