На лбу же пришедшей на завтрак Лаванды красовалась сотня прыщей, образовавших слово «потаскуха» (на счастье, мадам Помфри свела их за короткий срок).

Парвати тут же сдала Гермиону профессору МакГонагалл, и ей сильно досталось за эту выходку. Наш декан молнией метнулась к гриффиндорскому столу и прилюдно отчитала лучшую ученицу курса, назначив ей два месяца отработок раз в неделю под присмотром Филча, а также лишив факультет 50 очков.

Я был шокирован тем, что Гермиона не просто ни капельки не расстроилась, узнав свою участь, а продолжала сиять от счастья. Когда МакГонагалл увела рыдающую Лаванду в больничное крыло, подруга довольно придвинула к себе овсянку и заключила: «Иногда, Гарри, месть действительно бывает сладка».

Вернуть 50 баллов ей удалось весьма быстро. У Гермионы словно открылось второе дыхание, или же она хотела показать Рону, кого он потерял. Во-первых, она стала блестяще выглядеть: всегда нарядная и очень ухоженная, а во-вторых, ее ответы из занудных трансформировались в остроумные. Она оттачивает свое красноречие и на уроках наслаждается вниманием притихшей аудитории, в то время как Лаванда и двух слов связать не может.

С того утра парни посмеиваются над Роном и репутацией его новой девушки (мол, он скачет от прилежных всезнаек к глупышкам легкого поведения, где же золотая середина?). Рон в ответ лишь огрызается и просит не лезть не в свое дело. Я с этим полностью солидарен.

Первые пару недель Гермиона украдкой плакала и вообще казалась грустной, но на людях держалась с достоинством. Сейчас я уже не замечаю у нее опухших глаз или других признаков слез и бессонных ночей, что безумно радует. Про Рона мы не говорим, он стал ей противен. Теперь и у меня появился Тот-Кого-Нельзя-Называть, но, в отличие от Волдеморта, его имя я и впрямь опасаюсь произносить. По крайней мере, в присутствии подруги — что-то совсем не хочется накликать ее гнев.

Кстати, я рассказал Гермионе свой секрет на следующий же день после нашей с Роном размолвки. Так было честно и правильно. Я с замиранием сердца ждал ее реакции, а она не слишком-то сильно и удивилась, только крепко обняла, поблагодарила за доверие и подчеркнула, что в наших отношениях это ровным счетом ничего не изменит. И в тот момент стало настолько легко и спокойно, будто меня согрела и утешила мама.

Я понял, что принял верное решение и ни в чем не виноват. Гей я или нет, но ради Рона готов был на все — даже закрыть его собой от смертоносного заклятия. И если ему не нужен Гарри, которому нравятся мужчины, то ему в принципе не нужен Гарри.

По пятницам мы с Гермионой выдвигаемся на отработки вдвоем, но я сворачиваю на лестницу в подземелья, а она — к кабинету завхоза. Филч не щадит подругу: он подключает фантазию и постоянно придумывает новое «развлечение» — то заставляет ее голыми руками драить кубки в Зале Славы и мыть полы в учительской, то чистить утки в больничном крыле.

С отработок в башню Гриффиндора плетемся тоже вместе, делясь подробностями о том, чем занимались на этот раз, и показывая друг другу покрасневшие ладони. Несмотря на то, что ей приходится тяжело трудиться и терять драгоценные часы, предназначенные для учебы, Гермиона не жалуется. Как она утверждает до сих пор, оно того стоило.

Ее срок наказания подходит к концу — осталось всего два пятничных вечера, а вот моим конца и края не видать, до рождественских каникул еще целых два месяца. Я так привык пять раз в неделю спускаться в подземелья — то на уроки, то чистить инвентарь, что изучил класс зелий от и до.

К счастью, мое отсутствие пока никак не сказалось на игре гриффиндорской сборной: первый в сезоне матч по квиддичу прошел для нашего факультета удачно. Благодаря тому, что Джинни поймала снитч на сорок третьей минуте, мы выиграли у Хаффлпафа со счетом 230:90 и сразу оказались на второй строчке в турнирной таблице.

Следующая игра Гриффиндора будет против Слизерина и состоится в конце февраля. Жду не дождусь очередного триумфа, чтобы полюбоваться на кислые физиономии Малфоя и Снейпа. Вероятно, профессор решил, что для победы своего факультета нужно лишить конкурентов хорошего ловца, но не тут-то было. Уверен, этот интриган надолго запомнит свое предстоящее поражение.

Ему, судя по всему, наскучило отрываться на нас с хорьком, и он большую часть времени ведет себя так, будто нас вообще не существует. Мы почти не контактируем, к тому же, в сезон простуд у зельевара прибавилось работы: убедившись, что на отработке никто не халтурит, он запирается в своей лаборатории и готовит снадобья для больничного крыла.

По отношению ко мне Снейп стал казаться чуть более адекватным. Кажется, тогда, в сентябре, его смягчили мои поступки, но кто знает? Я никогда не умел прочитать хоть что-то, кроме ненависти, в этих черных глазах. И то, что отныне я вижу в них просто высокомерное недовольство, — настоящий прогресс. Ведь худой мир гораздо лучше доброй ссоры.

Должно быть, профессор и сам пожалел, что в порыве ярости наказал нас на целых четыре месяца, украв у себя личное пространство и возможность отдыхать в одиночестве. Но на попятную, конечно, не пойдет: для него уступить в чем-то Поттеру — смерти подобно.

Зато он начал делать поблажки Малфою. Это произошло после того, как тот, к великому удивлению, последовал моему совету и извинился перед Снейпом. При их беседе я, разумеется, не присутствовал, но все было очевидно, когда декан резко стал к слизеринцу благосклоннее и даже позволил ему уходить с отработок на полчаса раньше.

В общем, если не считать, что отец в Азкабане, а мать продолжает терпеть в своем доме Волдеморта, дела у Малфоя понемногу наладились. К тому же, на Зельеварении прибавилось поводов для его развлечения: еще в сентябре Снейп почему-то начал придираться к Гермионе по любому пустяку, и наши оценки быстро скатились, что не может не радовать пакостника. Теперь на каждом уроке он пялится в нашу сторону с наглой улыбочкой, издевательски приподняв бровь.

Мне неприятно признавать, но он — достойный конкурент и в знаниях, и в умениях. Летом перед вторым курсом я подслушал, как отец пристыдил его в лавке «Горбин и Бэркес» — Малфой пожаловался, что Гермиона у учителей в числе любимчиков. «И тебе не стыдно! Какая-то простачка превосходит тебя по всем предметам», — услышал Драко, и ответ, похоже, врезался ему в память. По сей день стремится превзойти соперницу, так разозлившую когда-то Люциуса.

Вот и на занятиях по аппарации им с Гермионой нет равных. И хотя многие ученики уже смогли попасть в обруч, в том числе и я, по четвергам между этими двумя разворачивается неистовая баталия.

Гермионе первой удалось целенаправленно аппарировать за десяток метров от обруча, приземлившись рядом с учительским столом и заработав аплодисменты, но на том же уроке Малфой обставил ее, появившись аккурат у дверей Большого зала — из-за антиаппарационных чар Хогвартса перемещаться дальше было просто некуда.

На следующем занятии, пока все оттачивали навыки с более дальними дистанциями, а бедный Невилл даже схлопотал расщеп, лишившись маленького кусочка кожи на животе, эти двое продолжили молчаливое соревнование. Переместившись из одного угла зала в другой с обручем в руках, Гермиона сорвала бурные овации, и тогда Малфой взял за шкирку ничего не понимающего Крэбба и аппарировал в свой обруч вместе с ним, после чего толстяка с непривычки стошнило. Этой выходкой слизеринец шокировал преподавателя Уилки Двукреста и разъярил МакГонагалл, которая тут же оштрафовала его на десять баллов за неоправданные риски. Тем не менее хорек произвел на всех неизгладимое впечатление — Гермиона тоже была ошарашена и наблюдала за развернувшейся сценой, открыв рот.

Рон в тот момент и вовсе выглядел раздосадованным: сам он не очень-то справляется с аппарацией. Думаю, ему стыдно промахиваться на глазах у Гермионы, прежде указавшей ему на лень и безалаберность, так что пару раз он прикрикивал на Лаванду, отвлекавшую его болтовней.

В общем, жизнь в Хогвартсе как всегда бурлит, словно кипящее в котле зелье.