События в повестях «Княжна Мери» и «Бэла» (то, что касается Печорина) сюжетно продолжают одно другое, но плотная стыковка несколько противоречива. Повесть «Княжна Мери» – страницы дневника героя, и они, кроме эпилога последней недатированной записи, датированы. Первая запись помечена: «11-го мая» – «Вчера я приехал в Пятигорск…» Последняя датированная запись – 16-го июня: происходит вызов на дуэль, которая назначена на следующее утро. Вскоре Печорину пришлось покинуть Кисловодск. А. Марченко, да еще с полемическим задором, дает мотивировку собственного изготовления: «На чистейшем недоразумении основано утверждение, будто за дуэль с Грушницким Григорий Александрович Печорин был наказан, то есть сослан в “скучную крепость”. <…> Сочтя предупреждение… Вернера… разумным, Печорин сразу же после объяснения с Мери по собственному своему хотению оставляет Кисловодск…»130. Откроем Лермонтова: «На другой день утром (после предупреждения Вернера. – Ю. Н.), получив приказание от высшего начальства отправиться в крепость N., я зашел к княгине проститься». Там состоялось и краткое прощальное свидание с Мери. «Через час курьерская тройка мчала меня из Кисловодска». Видимо, эта курьерская тройка и отложилась в памяти исследовательницы, заслонив собою все остальное. Транспорт, согласимся, не для репрессированных. Печорин умолчал, отчего он поспешил покинуть Кисловодск и сделал это (но только это) по своему желанию. Печорин едет дорогой на Пятигорск, он видит труп своего загнанного коня. Но в «скучную крепость» он прибывает не на курьерской троечке, а сопровождая транспорт с провиантом (о чем свидетельствует Максим Максимыч).
Был ли Печорин «наказан», т. е. «сослан»? Формально нет, улик против него, в доказательство вины, не было. Подозрения (небезосновательные) у начальства были, но подозрения не улика. Тем не менее у начальства есть власть, а цели оно может достигнуть разными путями. Сослало бы проштрафившегося, если бы вина была доказана. А можно просто перевести беспокойного офицера туда, где потише. Кадровое перемещение по службе: какое тут наказание? Но есть же разница между курортными городами и захолустной крепостью? Или все равно будем спорить о словах, что как называется? Пойдем таким путем – понадобится признать, что Пушкина в южную ссылку вовсе не отправляли, а чиновника 10 класса по Коллегии иностранных дел перевели из столичной канцелярии в южную того же ведомства: какая ссылка – всего лишь перевод по службе… Только вот самого краткого отпуска за четыре года не позволили. А уволенному со службы повелели жить в деревне родителей под присмотром властей и церкви.
Следующая запись в журнале уже не датированная, а итоговая, она сделана в оговоренные полтора месяца спустя после прибытия в крепость. Сразу отметим разницу: вначале, прибыв в Пятигорск, Печорин тотчас начинает вести поденные датированные записи, угадывая, что события не замедлят появиться. В захолустной крепости дни однообразны, дневниковые записи неуместны. Понадобилось время обжиться в новой обстановке. Далеко не сразу возникло желание завершить описание финального события повести. Прибавив обозначенные полтора месяца к предыдущим записям, мы получаем начало августа, тогда как Максим Максимыч свидетельствует: «Раз, осенью…». И Печорину неуютно, холодно. Реальная, причем поздняя осень! Для сравнения другой эпизод: «Это было в сентябре; и точно, день был чудесный, светлый и нежаркий…» Но уж тем более не холодный! Уточнение подразумевается. В крепость Печорин прибыл с продовольственным транспортом; наверное, такового ему в Пятигорске пришлось ожидать изрядное время. Лермонтову не нужны педантизм и отвлечения в подгонке деталей, для него важнее «единство пейзажа и настроения: серенькая, тусклая, беспросветная жизнь Печорина в крепости внешне представлена и соответствующим пейзажем: серые тучи, скрывающие дали, тусклое солнце. И пейзаж и герой – оба не имеют перспективы»131.
Пятилетие, отмеренное Максимом Максимычем по фактам своей службы, примерно совпадает с периодом, представившим сюжеты для изображения Печорина. Соответственно можно предположить, что появление Печорина на Кавказе, приключение в Тамани, служба в действующем отряде, где произошло знакомство с Грушницким, Пятигорск (потом Кисловодск) и вся история с княжной Мери, – все это и приходится на тот год, когда Максим Максимыч обживался в крепости. Добавив в свой журнал вставную новеллу «Фаталист», Печорин прекращает свои записи – как будто специально передает эстафету рассказчика Максиму Максимычу. (Штабс-капитан записей не ведет, но умением устного рассказывания обладает).
Таким образом, хроника событий с участием Печорина умещается всего лишь в два года. После паузы в три года (для героя заполненных службой в Грузии и скукой в столице) происходит зафиксированная свидетелем последняя встреча бывших сослуживцев…
Организация временных отношений в книге Лермонтова отмечена броским парадоксом. Увидеть его помогает тип связи художественного времени с временем историческим, отмеченный Д. С. Лихачевым: «С одной стороны, время произведения может быть “закрытым”, замкнутым в себе, совершающимся только в пределах сюжета, не связанным с событиями, совершающимися вне пределов произведения, с временем историческим. С другой стороны, время произведения может быть “открытым”, включенным в более широкий поток времени, развивающимся на фоне точно определенной исторической эпохи. “Открытое” время произведения, не исключающего четкой рамы, отграничивающей его от действительности, предполагает наличие других событий, совершающихся одновременно за пределами произведения, его сюжета»132. Парадокс «Героя нашего времени» в том и состоит, что это произведение буквально наполнено воздухом эпохи, что подчеркивает заглавие, но сюжеты повестей строятся по законам «закрытого» времени: здесь нет ни одной отсылки к историческому событию! Не считать же отсылками благоговейное отношение Максима Максимыча к имени Ермолова или включенный в книгу факт, что движение между Владыкавказом и Екатериноградом совершается под защитой оказии (когда факт становится бытовым, он перестает быть историческим). Разглядеть эту особенность построения повестей «мешает» мастерство писателя: вымысел выглядит абсолютно достоверным.
Своеобразный эксперимент проделал В. В. Набоков: ему захотелось датировать все опорные эпизоды книги, и он произвольно распределил эти эпизоды по шкале исторического времени (документальна только дата публикации). По этой версии «около 1830 года офицер Печорин, следуя по казенной надобности из Санкт-Петербурга на Кавказ в действующий отряд, останавливается в приморском городке Тамань…»133. Встреча трех рассказчиков во Владыкавказе отнесена к осени 1837 года (с. 866). «В 1838 или 1839 году, возвращаясь из Персии, Печорин умирает при обстоятельствах, возможно, подтверждающих предсказание, что он погибнет в результате несчастливого брака» (с. 866). (Последнее предположение слишком экстравагантно, чтобы быть правдоподобным).
В. В. Набоков превращает «закрытое» время книги Лермонтова в «открытое», но добавляет ли этот демарш хоть что-либо к пониманию произведения? Ровным счетом ничего. Прямой связи рассказанных эпизодов с историческими событиями не просматривается, и датировка становится излишней. Но происходит удивительное: лермонтовское вымышленное воспринимается как реальное. Свидетельские показания персонажей обретают статус документов.
«В “Герое нашего времени” не вспоминается ни одно историческое событие: ни война 1812 года, ни что-либо относящееся к декабристам… Абсолютно никто не говорит о политике, ни словом не упоминаются правительство и его действия, министры или современные генералы, скажем, кавказский наместник. Нет никаких рассуждений о причинах и характере Кавказской войны она просто “дана” как факт, к тому же почти посторонний: ни одно сражение не изображено, только упоминаются “дела”…»134.
