От такого заявления Миша застыл на месте.
— Во сне твоём призналась? Придётся тебя расстроить, дружище, но Юля любит меня. Даже говорить об этом смешно. Ты же всегда хотел её просто завалить и всё, — рыкнул он. — По-твоему, я ваше первое свидание не помню? Все карманы гондонами набил.
Игорь в долгу не остался, зло оскалился в ответ:
— Как будто ты не хотел. В белом пальто тут стоишь, выделываешься: «Ой, посмотрите! Я ведь не такой!» Когда в подсобке её трахали, тебя заставлял кто-то? За член тянул? Или это ты сам такой же, как я, только строишь из себя святошу!
— Я тогда напился.
— У меня с памятью тоже всё в порядке. Я помню, сколько мы тогда пили и чего. Не настолько ты нажрался, чтоб вообще не соображать.
Миша сверкнул глазами, со злобой стиснул кулаки.
— Ладно, тут ты прав… Я всё понимал… Но потом, потом ведь пожалел! Как же я пожалел, господи! Думал, со временем отпустит, полегче станет. Она ведь цела осталась, даже без синяков почти, только на руках немного… Мы ж не издевались над ней, не били. Я всё убеждал себя, что она не заявила, потому что поняла, что сама нарвалась. И знаешь, что самое поганое? Не становилось легче. Народ со школы нет-нет, да встретишь, кого в унике, кого просто на улице. А Юли нигде видно не было. Один раз с папашей её столкнулся, так тот даже говорить не пожелал. Знаешь, что я подумал, когда на неё у собственного дома наткнулся?! — заорал Миша. — Что вот оно, моё наказание! За всё, что сотворил! Она ведь даже не плакала, не могла уже плакать, только смотрела, как щенок бездомный, которого на середину реки швырнули с камнем. Это я вместо неё чуть не разрыдался, трясло всего, как припадочного. Я ж столько раз думал: а где она? Что с ней сейчас? Живёт, наверное, припеваюче. А она на улице… — тяжело вздохнув, Миша прижал руки к лицу. Потом отнял, заговорил, выделяя каждое слово: — И теперь, когда она со мной и в безопасности, живая, весёлая, вдруг заявляется его величество Игорян и свой хер на неё нацеливает!
— Я, по-твоему, совсем бревно бесчувственное? — в ярости крикнул Игорь. — Не волновался? Не переживал?!
— Конечно переживал! С каждой тёлкой, с которой сожительствовал — переживал! Так сильно, что аж спать не мог, да? Сколько их в твоей койке побывало? Пара десятков или побольше?
Игорь взбеленился:
— Не твоё дело. Нашёлся тут святоша. Ещё скажи, что сам ни с кем не трахался всё это время, обет безбрачия нёс. Посмотри на себя, ты, обсос! — выкрикнул он. — Меня, значит, грязью поливает, а сам… — Поднявшись с кресла, Игорь приблизился и зашипел, как огромная змея: — Не выйдет твой финт ушами, дружок. В этом говне мы оба замарались по самые некуда. И на Юльку я право имею ровно такое же, как и ты, усёк? Так что зовём её сюда, пусть сама скажет, кто…
Миша, на виске которого бешено билась жилка, не выдержал. Он от души двинул в челюсть, вкладывая в удар всю ненависть. Но Игоря так просто с ног не сбить — тренированный и тяжёлый, он только покачнулся. И тут же взревел, как раненное животное, бросился на соперника, и они кубарем покатились по полу. Какое-то время от кучи-малы слышалось лишь пыхтенье, сочные звуки ударов и приглушённая ругань. Мише придавала сил злость, но Игорь, очевидно, был не в его весовой категории. Победитель поднялся с распростёртого на полу тела.
— Достаточно огрёб? — поинтересовался Игорь, сплëвывая кровь из разбитой губы. Он скривился: — Давай, ссыкота, вызывай ментов и нажалуйся, как на тебя вероломно напали. А мы уходим — я и Юлька.
Он равнодушно смотрел, как Миша с трудом пытается встать. Тот ухватился за край стола и подтянулся, вставая на ноги. Изящное, породистое лицо его было залито кровью из рассечённой брови, а в глазах костром полыхала лютая ненависть.
— Что, так победы добывают, думаешь? Сила есть — ума не надо, кто сильнее — тот и прав? Нихрена ты не изменился, Гарь, всё такой же урод, как и тогда. Юльку тоже силком потащишь, как в ту подсобку?
Игорь криво усмехнулся. Смысл что-то доказывать, да ещё на словах?
— Захлопнись, — бросил он. — Она бы на тебя даже не посмотрела, сморчок. Где она, а где ты? Ей настоящий мужик нужен, как я. Чтоб защитить мог.
В тайне ото всех Игорь уже подготовился. Переделал спальню на втором этаже, выбросив всё дизайнерское безумие, что в своё время тоннами скупала Жанка на его бабки. Теперь комната была отделана так, чтобы точно понравиться Юльке: светлая, в цветах, с роскошной кроватью. Кольцо для предложения он тоже купил заранее. Он думал о нём, когда проходил мимо кипящего от унижения Мишани к выходу. На тонком Юлькином пальчике смотреться будет отлично. На десять из десяти.
Он не догадывался, что бывший друг тоже хотел пойти этим путём. Что в его кабинете уже дожидалось своего часа похожее колечко, только с камнем помельче.
Миша даже не понял, как за секунду оказался у лестницы, где в нише, прикрытый пейзажем, лежал пистолет. Какое-то мгновение. Кровь барабанами стучала в висках.
Игорь уже держался за ручку двери, поворачивая, когда Миша спустил курок. Отдача толкнула руку, выстрел прозвучал громом. Миша чувствовал едкую вонь пороха и смотрел, смотрел невидящим взглядом.
На лестнице зачастили шаги. Показалась до смерти напуганная Юля, кутающаяся в халат.
Её присутствие заставило очнуться.
— Звони ментам, Юль, — слабым голосом сказал он, глядя в стену. — Я убил человека.
***
Мишу побрили и оболванили под машинку. Без своей щёгольской ухоженной бороды он выглядел странно, будто совсем другой человек на несколько лет моложе. Мужчина побледнел, осунулся и заметно похудел с момента последней встречи. Но когда в комнату свиданий вошла Юля, его тусклые глаза осветились изнутри.
— Я думал, не увижу тебя больше, — зачастил Миша. Голос его прерывался от волнения. — На суде даже не смотрела на меня… Не подумай, я тебя ни в чём не обвиняю. Испугалась, понимаю. Кто бы не испугался? Да я сам себя боюсь теперь. — Он стиснул дрожащие худые руки. — Юль, не оставляй меня. Судьба вернула тебя мне… Пожалуйста. Если ты снова уйдёшь из моей жизни, я не вынесу.
На застывшем красивой маской лице девушки мелькнуло что-то, похожее на жалость. Немного брезгливую, но всё же.
— Ох, Мишаня-Михаил… Не о том ты думаешь. — Она улыбнулась одними глазами. — Восемь лет за решёткой впереди… А если б Игорь не выжил? Уехал бы по совсем другой статье.
— И то правда, — признал Миша. — Повезло. Адвокат говорит, если хорошо себя вести буду, по УДО через шесть выйти смогу. Эх… Столько лет мы с тобой в разлуке были, а теперь снова… Ничего. Сможем и это вынести.
— Как раз это обсудить я и пришла. — Юля приподняла подбородок, разглядывая мужчину сверху вниз. — Нет, Мишенька. Нет у нас с тобой никакого будущего, да и настоящего не было. Прощаемся навсегда сейчас. С Игорем уже простилась, кстати. Если бы этот урод шевелиться мог, точно бы шею мне своими руками свернул. Как хорошо, что не может. Сердечное тебе спасибо. Ты слышал? Весь его бизнес зубастому младшему брату перешёл, у Игорёчка теперь ничего своего не осталось.
— Юль, ты… Я не понимаю. — На лице Миши было выписано отчаяние. — Почему ты?.. За что ты так со мной?!
В голубых глазах девушки вспыхнули искорки веселья.
— Вот так вопрос. Неужели ни одной догадки? Ладно я, головой ушибленная барышня с амнезией, но ты-то чего? Тоже память отшибло? Забыл уже, как вдвоём с Игорьком со мной на грязном полу развлекались?
Миша осёкся. Заморгал. Отчаяние сменилось ужасом осознания.
— К тебе память вернулась?
— Она и не уходила, — хмыкнула Юля. — В актрисы, что ли пойти? Такой талант пропадает. В моём списке вы двое шли первым номером, — сказала она, прищуриваясь. — Главные мрази, которым нужно оплатить в первую очередь. Но потом я подумала, что сладкое принято оставлять на потом и решила начать с козла-муженька. Я ведь замужем была, Миш, представляешь? А, вижу, что не знал. Никитой звали. Сначала мне даже нравился. Маленькая ещё была, неопытная. Не разглядела, что у человека говно внутри. Я ему рассказала про вас, выговориться хотела. Тяжело такие вещи в себе носить. А Никита… А Никита решил, что жена у него шалава. Общественная плевательница. Всё, как Игорь предсказывал, помнишь? После этого вся моя жизнь превратилась в ад. Со стороны никто и не заподозрит, на людях-то он тише воды был, миленький и воспитанный. А дома превращался в чудовище. Я, знаешь, сперва себя винила. Оправдания ему искала. Потом стало по-настоящему страшно — никто ведь не поможет, случись что. Даже родители на его сторону стали. Но я не сдалась, всё-таки смогла сбежать.
