Кай устал, и ему уже было тяжело сосредоточиться. В какой-то момент, буквально на долю секунды, он потерял концентрацию, и мощный поток собственного творения, ловко отраженный Дариной, сбил его с ног. Соперница издала радостный победный клич тоненьким голоском – мало того что ей удалось выиграть, так она еще и поразила противника его же собственным оружием. Кай помнил, что от усталости, досады, унижения и ужаса перед наказанием отца он готов был разрыдаться прямо там, лежа в луже на полу.

Заметив его реакцию, Дарина осеклась. Она что-то быстро нашарила в своей поясной сумке и протянула ему зажатый кулак. Остальные творцы столпились вокруг и молча наблюдали за этой сценой. Кай инстинктивно протянул руку в ответ – и на ладонь ему опустилась маленькая бабочка, удивительно изящный воздушный механизм. Весенний свет переливался на пестрых механических чешуйках крыльев. Осторожно, движимая умелым творением, бабочка перебирала лапками, будто готовилась взлететь.

Уже потом, из рассказов Майи, Кай узнал, что Дарина и Флам – из семьи Воздушных кукольников. Многие поколения они изготавливали механизмы для театра, подобные этой злосчастной бабочке. Понимание, что в жесте Дарины не было насмешки или жалости, а только лишь наивное дружелюбие и желание подбодрить, пришло к Каю слишком поздно. В ту самую секунду обида и ярость застили ему глаза – вместе с желанием отыграться любой ценой. Мгновение – и Кай грубо сжал в ладони бабочку, безнадежно ломая тонкий механизм.

Удивленные глаза Дарины наполнились слезами. Кай потом спрашивал себя, не с этой ли секунды пролегла окончательная черта между ним с Майей и всеми остальными? Да, многие знали, кто его отец, и побаивались и сторонились их уже до этого. Но все же они с Майей не были тогда чужими всем остальным.

К тому, что в этом мире у них с Майей есть только они сами, он привык и воспринимал это как должное. Давно позади остались обиды на отвергнутые попытки предложить дружбу ровесникам, получить одобрение отца или пробить стену равнодушия матери, навеки запершейся в своих покоях. Кая с Майей не любили за ту работу, которую они выполняли у отца, боялись за перспективу очутиться в Водных тюрьмах, втайне презирали за казавшуюся слепой преданность императору. Сторонились их холодности и напускного высокомерия. Друзей не было – были соратники. Каю давно уже было наплевать. В нем не осталось никакого желания мстить Дарине, равно как и обсуждать тот случай со своей даллой.

От размышлений его отвлекла ледяная капля воды, скользнувшая между лопаток. Проделки Майи.

– Эй! Я только согрелся!

– Ты меня не слушаешь, – это не было вопросом. – Я говорила о том, что пора готовиться к вечеру. Скоро выходить.

Кай устало прикрыл глаза.

Нужно было прогнать эти мысли. Хоть ненадолго замереть, вычеркнув из головы утро, Мика, Рут, отца, пытку водой, Дарину, Флама и будущий праздник. Услышать – пусть на миг – звенящую тишину. Иначе он просто свихнется.

– Посиди со мной еще немного, – попросил Кай Майю. – Мы успеем.

Ну конечно же, Мик снова опаздывал.

Рут была наслышана от слуг о железных порядках в доме Рыся и в очередной раз поражалась, как Мик при этом мог быть настолько непунктуальным.

Элеонора зашла к ней несколько часов назад и помогла подобрать одежду на вечер. В повседневной жизни большинство юных творцов одевались очень просто – в рабочие рубашки и брюки. Но праздники требовали более торжественных нарядов. Рут не стала забирать из прошлого дома свои парадные платья, и теперь очень пожалела об этом. У Лики был огромный гардероб, часть которого она оставила здесь, но почти ничего из этого не подходило Рут – бывшая далла Мика была гораздо выше и несколько тоньше. Рут корила себя за то, что так легкомысленно отнеслась к этому вопросу и не попросила помощи Элеоноры или кого-то из слуг раньше, когда было достаточно времени выбрать и подогнать наряд.

Наконец, после часа мучений, они вдвоем с Элеонорой нашли подходящий вариант. Жемчужно-серое платье сносно сидело на Рут, а длинные свободные рукава хотя бы частично скрывали бинты. Элеонора подобрала к платью изящную кружевную шаль. Вызвав служанку, чтобы помочь Рут совладать с прической и прочими приготовлениями, мать Мика ушла собираться сама. Помощница давно уже закончила, и Рут была вынуждена вновь мерить комнату шагами в одиночестве.

В ожидании Мика она старалась привести мысли в порядок и отбросить ненужное волнение. Сегодня Рут впервые за все эти месяцы должна будет увидеть Лайма. Ее прежняя семья, в отличие от новой, практически не участвовала в делах Двора и редко выбиралась на светские мероприятия, но подобного размаха праздники не пропускала. Рут безумно соскучилась по бывшему даллу и в то же время боялась встречи. Слишком многое поменялось за этот месяц, и возможность наговориться вдоволь у них вряд ли будет. Добавлялось и нелепое, непрошеное сомнение: захочет ли сам Лайм теперь беседовать с ней?

В дверь наконец постучали. Рут бросила последний быстрый взгляд в зеркало – все вроде было в порядке – и открыла дверь. На пороге стоял Мик, одетый в белоснежную праздничную рубашку с красным шейным платком – парадную форму творцов Огня. В его глазах снова читались привычные усталость, отстраненность и равнодушие, будто все события сегодняшнего дня были от них бесконечно далеко.

Рут проследила за его взглядом и невольно вздохнула. На спинке одного из кресел ворохом лежали неубранные платья Лики. Сверху было то самое, из желтого шелка, в котором, как мимолетно обмолвилась Элеонора, Лика впервые вышла в свет с Миком. Рут вновь ощутила себя невероятно чужой и неуместной в этой комнате, будто она прокралась сюда тайком, пока хозяйка вышла на минуту по делам.

– Я готова, – наконец сказала Рут, с усилием отгоняя дурные мысли. Сегодня все-таки праздник. – Идем?

Так и не проронив ни слова, Мик коротко кивнул и, согласно этикету, протянул руку. Рут осторожно, почти не касаясь, продела ладонь под локоть далла, и они вышли из комнаты.

Путь был близкий, но их положение обязывало прибыть ко Двору на воздушном корабле. Элеонора и Рысь уже улетели на Стриже, управляемом Лиром. Рут с Миком ждало судно поскромнее, зато за штурвалом была Ласка.

Мик сразу же сел поближе к пилотской кабинке и всю дорогу перекидывался шутливыми фразами с Лаской, напрочь забыв про свою даллу. Обида против воли захлестнула Рут с головой. Робкая надежда, появившаяся днем, разбивалась о молчаливое равнодушие Мика, и все вернулось на круги своя. Рут уставилась в сгущающуюся черноту за окном. Вечер обещал быть долгим.

Этой ночью осень вступала в свои права, и вместе с этим творцы Земли обретали наибольшую силу. Главный двор, украшенный к празднованию, выглядел впечатляюще – придворные мастера потрудились на славу. Наибольшим размахом обычно отличались гулянья в первую ночь лета, когда в силу вступал Огонь, Стихия самого императора. Но и этим вечером повсюду горел свет и звучала музыка, стены и потолок огромного зала были увиты цветами и виноградными лозами. К окнам-пристаням то и дело прибывали новые корабли. Тут и там стояли чаши с сочными спелыми фруктами, в прохладном воздухе был разлит легкий зеленоватый отсвет – признак творений Земли. Сладкий аромат цветов смешивался с едва уловимым прелым запахом первой опавшей листвы.

По ожившему взгляду Мика Рут поняла, что он высматривает Лику и Лайма. Но либо народу было слишком много, чтобы разглядеть их в густой толпе, либо же бывшие даллы просто еще не успели приехать.

– Пойдем, засвидетельствуем свое почтение Его Величеству, – Мик наконец впервые за вечер обратился к Рут. – Лучше сделать это в начале.

– Конечно, – кивнула Рут. – Только… – Она внезапно замялась.

– Ты не делала этого раньше? – Ее далл даже не пытался изобразить удивление.

– Моя бывшая семья владела маленькой целительной на окраине Земляного двора. Мы участвовали в придворных празднованиях, но у нас не то положение, – угрюмо объяснила Рут. Ей отчего-то стало страшно неловко.