Они прошли мудреными ходами, пока не оказались в полуподвальном помещении, где представитель криминального мира Хельсингфорса достал из тряпицы ружье, показавшееся Леннроту игрушкой - настолько оно было небольшим и компактным.

  Винтовка оружейного мастера Поли из Франции с зарядкой капсульными патронами, - пояснил он. - Можно в патроны вложить дробь для охоты, можно пули для рыбалки. Все можно. Дальность стрельбы чуть меньше кремниевых аналогов. Зато в готовность приводится несоизмеримо быстрее.

  И жакан можно? - несколько растеряно поинтересовался Леннрот.

  А жакан-то вам зачем? - искренне удивился человек с уголовным прошлым и, вероятно, будущим.

  Действительно, пули в стиле "жакан" изготовлялись самими стрелками, наносились спиральные бороздки, в самой пуле делались полости, залитые ртутью, - словом, все, чтобы при попадании в потенциальную жертву, от жертвы бы ничего не оставалось, только клочки на ближайших кустах.

  Это я нечаянно сказал, - признался Элиас. - Неожиданный формат долго ожидаемой вещицы. Почем, нынче, такое изделие?

  Названная цена была вызовом любому бюджету. Леннрот мог позволить купить себе это ружье лишь только потому, что не тратил денег, полученных от жемчуга. Но в ближайшем будущем следовало придумать способ подобраться к следующему источнику не облагаемых налогом средств.

  Они опробовали оружие, после чего Элиас отправился к своей финансовой пирамиде, чтобы уменьшить ее доходность на две трети. Зато уголовный элемент оказался честным малым и не попытался убить Леннрота, чтобы завладеть деньгами, да еще и оставить себе ружье французского мастера Поли. Вероятно, видел некую перспективу от сохранения паритетных отношений с чудаковатым магистром.

  Все еще не получив согласия на ожидаемую должность в Йоэнсуу, Леннрот тем не менее решил весной оказаться поблизости, то есть 13 июля перешел границу северной Карелии, держа путь в деревню Аконлахти.

  Еще весной он все-таки заявил в литературное общество, что собирается пройти с этнографической целью по старым карельским беломорским деревням. Пределом мечтаний было добраться до саамского края и его загадочного Ловозера.

  Немедленно после этого заявления перед ним из воздуха образовался серый человечек маленького роста, похожий на мышь.

  Вот это отличная идея, - сказал он сразу же и представился. - Ваш государственный консультант Мышлаевский, но товарищи называют меня Слоном.

  Из-за размера, наверно, - не удержался Леннрот.

  Потому что могу везти много, - ответил человечек.

  То, что Мышлаевский раскрыл свое прозвище, могло означать предупреждение: относится к нему следовало очень серьезно, ни в коем случае не пытаться пренебречь рекомендациями. А их было чрезвычайное множество, но все сводились к выяснению настроений, блуждающих в народе. Кто что говорит, откуда идут слухи, какие действия готовы предпринять.

  Леннроту выписали подорожную грамоту и ссудили червонец на расходы. Слон ожидал к концу года отчет, который передадут в общество, и пояснительную записку, которую будет изучать он сам.

  В провокациях не участвовать, замечать и записывать все, даже если это кажется безотносительным к материалу вашего изыскания. Фамилии прилагать обязательно, - напутствовал Мышлаевский. - Это ни к чему не обязывает, это всего лишь изучение и, вполне возможно, повлияет на дальнейшее развитие региона.

  Дело, конечно, нехитрое, откровенного паскудства в нем не угадывается, но все равно душа Леннрота как-то не лежала к таким вот сборам сведений. Однако никаких документов подписывать было не нужно.

  Справившись с лечебными делами к середине июня, Элиас двинулся в путь. Вернуться он планировал, если повезет, лишь к Рождеству.

  Несмотря на ужасные тучи гнуса, которые встречали его тем больше, чем он оказывался ближе к Беломорью, все сначала складывалось самым наилучшим образом. Уже на хуторе Сяськониеми местные работники - казаки, как они назывались98 - посоветовали дойти до Аконлахти. Там один дедок очень интересно пел историю всего рода людского.

  Этим дедком оказался Соава Трохкимайнен, ростом два метра, борода лопатой, ладонь, как весло. Земляки, посмеиваясь, называли его "Святогором", отдавая дань памяти былинному богатырю. Suvaita - терпеть, herra - господин, такой вот получался "Святогор", терпеливый господин. "Ты только голову не теряй", - говорили ему. "Да, ладно, чего уж там", - басом отвечал Соава. - "Потерплю еще".

  "Сувайтахерр" неожиданно красочно спел про Лемминкяйнена, по прозванию "Каукомиели"99, хулигане и задире, любителе женщин. Как видно из прозвища, пришлый был мужчина, ни в грош не ставящий древние карело-финские обычаи, но отчего-то снискавший уважение и даже почет. Леннроту он напомнил валлийского авантюриста Уллиса, более известного под прозвищем "Одиссей". Тот тоже никогда себя ни в чем не стеснял.

  Соава спел про Вяйнямейнена, который делает совсем героические вещи: кует загадочное сампо, создает из утиных костей и плавников рыб первое кантеле. Словно Господь вложил в его руки навык и умение. Кстати, сампо, как таковое, не совсем волшебная мельница. Во всяком случае, так спел Трохкимайнен. Это понятие гораздо шире и даже не вполне материальное100.

  Леннрот слушал так напряженно, что даже вспотел. Немедленно после окончания сеанса он убежал к озеру и там старательно пропел все, что запомнил, дополняя и поправляя себя сам. Лишь только в его памяти все улеглось, как казалось, правильным образом, он принес Святогору бутылку столичного рому и сам пропел ему все, что запомнил.

  Тот выслушал рулады, выводимые Элиасом, и сделал всего несколько замечаний. А потом, хлебнув для пробы полбутылки, снова спел руны в прежнем порядке. Вот теперь Леннрот запомнил все, как это и должно. Теперь он мог спокойно перенести свои знания в тетрадь в кожаной обложке. За это следовало выпить.

  Они расстались как старые приятели.

  Голос бы тебе, магистр, поставить - вышел бы и из тебя рунопевец, - похвалил его Соава. - Память у тебя исключительная.