Существо всколыхнулось всей массой, собралось в огромное щупальце, которое мгновением позже распалось на десятки отдельных лучей, оплетая небо над головами собравшихся.

Над ними кружили тысячи, десятки тысяч птиц, но двигались они, как единое создание. Поражённый, Таруо не мог отвести глаз. Птичья стая нарезала почётные круги, непрестанно то собираясь вместе, то растягиваясь на змеиный манер, пока не окружила их живой воронкой. Птицы пролетали совсем рядом, и Таруо поймал себя на желании протянуть к ним руку, но в последний момент всё же удержался.

За него руку в птичий поток сунул Нири. Пернатые перестроились за мгновения, и вокруг ладони волколюда образовалось пустое пространство. Нири потянулся выше, но схватить птиц не успел — стая разлетелась на девять уходящих в небо колонн. Они опали одновременно, обернувшись воронами о трёх лапах. Каждая из птиц оказалась размером с пойманного накануне кирина, но среди них была одна, которая возвышалась над остальными. Гигантский ворон деловито крутил головой, поджав одну лапу, и прищёлкивал клювом. Клюв и когти этой птицы были серебристо-белыми, как звёздный свет, а на перьях мерцало лазурное пламя. Настоящий ятагарасу. Ворон-хранитель, который наверняка служил не одному поколению Ёмори.

— Недурно, — спокойно сказал Таруо, подавив возглас изумления.

Ворон сразу же развернулся к нему. Его глаза, похожие на гранёные ониксовые бусины, ничего не выражали. Птица медленно склонилась к наследнику Судза, и Таруо с трудом удержался, чтобы не оттолкнуть клюв, который теперь маячил над самой головой. Краем глаза он заметил, что другие трёхлапые вороны повторили за вожаком.

— Они просто знакомятся! — раздался неподалёку голос Шиёки. — Они вас повезут, по земле мы до рассвета домой не доберёмся. М? Ага, хочешь, я с тобой полечу? Ну, на всякий случай.

“На всякий случай, — фыркнул про себя Таруо. — Да ты сам наверняка летать ещё не умеешь”.

Сам он ни за что бы не полез на шею птицы, которая подчинялась Ёмори. Как она воспримет незнакомого наездника, а главное, как этим вороном управлять? Золотистые верёвки, которые опутывали птичью голову, доверия не внушали. Слишком уж тонкими они выглядели, чтобы в случае чего удержать пернатого великана. Таруо поставил бы на то, что птица ничего не почувствует, даже если он будет тянуть вожжи изо всех сил.

Увы, отказаться от полёта он не мог. Казу взмахом веера подозвал к себе второго по величине ворона, а затем показал на Таруо. Птица качнула головой, не сводя глаз с вранолюда. Похоже, это был его личный ворон, на котором Казу летал, когда был ещё ребёнком.

Поджав лапы, ворон опустился перед наследником Судза. Таруо покосился на Нири, который навис над своей птицей с таким хищным видом, словно ворон успел перед ним в чём-то провиниться. Перехватив взгляд будущего вожака, Нири скорчил недовольную гримасу. Таруо в ответ пожал плечами. Закатив глаза, брат залетел на птичью спину одним махом, намотал на кулак золотистые верёвки, а другой рукой обхватил шею ворона. Птице это, похоже, не понравилось: она протестующе встряхнула головой, а когда это не подействовало, грозно каркнула. Вранолюд, который стоял рядом с птицей Нири, издал странный горловой звук. На карканье он походил мало, но птица сразу прекратила препираться.

Таруо тоже не стал медлить. Он запрыгнул на своего ворона, с сомнением взял в руки золотистые верёвки. На мощной шее ятагарасу они смотрелись, как ниточки. Таруо потянул за правую, и ворон повернул голову в ту же сторону. Волколюд нахмурился. Решив проверить, не совпадение ли это, проделал то же с другой верёвкой. Птица плавно развернулась, куда положено, и каркнула с явной вопросительной интонацией.

— Он спрашивает, где его награда за послушание, — с беспечной улыбкой перевёл Казу.

Птица глазела на наследника Судза с ожиданием, от которого становилось не по себе. У него не было привычки таскать в карманах всякую всячину, как делала та же Аруха. Кто бы мог подумать, что однажды такая мелочь сыграет ему совсем не на руку?

Таруо в задумчивости перебирал лаково-чёрные перья. Гладкие и жёсткие, они легко проскальзывали между пальцев.

— Когда долетим, получишь прядь с гривы кирина, — медленно произнёс наследник.

Услышав это, Нири закашлялся так бурно, что едва не слетел со своей птицы, и вперил в Таруо полный возмущения взгляд. Он сделал вид, что ничего не заметил.

Казу перевёл фразу на птичий. Покрутив головой, ворон почесал лапой скрытое за перьями ухо и больно ущипнул наездника за ногу.

Вожак ятагарасу протяжно каркнул, и птица Таруо сразу бросила дурачиться. Крылья развернулись под его ногами, блестящие и длинные, словно два клинка. Наследник Судза не подал виду, что ему страшно хочется обхватить шею птицы, он позволил себе только чуть сильнее намотать на руку золотистые верёвки и косо глянуть на Казу. Оказалось, тот уже успел обернуться полувороном.

Самый крупный ятагарасу снялся с места, пробежал по земле и взмыл в небо, тяжело хлопая крыльями, унося в темноту своего наездника, отца Таруо. Ятагарасу самого Таруо взлетел вторым. Волколюда подбросило на птичьей спине, и наследник Судза резко натянул повод. Птица коротко вскрикнула. Опомнившись, он ослабил верёвки и выдохнул, слушая, как свистит под крыльями ворона ветер.

На западе, куда направлялась стая, назревала буря.

Крылья со свистом рассекали воздух, унося Ханэ всё дальше от места встречи двух кланов. Он сопровождал ворона-ятагарасу, на котором восседал Шиёки и девчонка из Судза. Её присутствие настораживало. Доверие между их кланами было разве что на бумаге, и не было причин тащить с собой ребёнка. Решиться на это мог либо полный дурак, на которого глава Судза совсем не походил, либо ёкай, уверенный в своих силах, но волколюдов прибыло не так уж много. Кроме главной семьи было ещё под двадцать волков. Двадцать против почти сотни, которая у поместья Ёмори легко могла превратиться в тысячи.

Несмотря на непривычную для волков высоту, глава Судза держался с достоинством и сидел на ятагарасу, как влитой. У Ханэ закралось подозрение, что он смотрит на мир с воздуха далеко не впервые. Тот же наследник-волколюд цеплялся за птичью шею и украдкой смотрел то вниз, то по сторонам. Сопровождающий его юноша, наоборот, был необычайно дерзким: когда он отпустил вожжи и развёл руки в стороны, изображая крылья, у Ханэ дыхание перехватило. Словно дразня судьбу, юноша развернулся и сел на ворона боком.

— И как тебе это нравится? — послышался сбоку мягкий голос Казу.

— Не пойму, он дурак или проверяет нас?

Нири рассмеялся в ответ на сердитое карканье сопровождавшего его вранолюда.

— И то, и другое, — прошептал на ухо столичный ворон. Казу летел чуть выше, чтобы не задеть его крыльями, и Ханэ это не нравилось. Он молчал лишь потому, что сейчас было не место и не время для выяснения отношений. — Он верный воин, но слишком уж легко поддаётся своим чувствам.

Словно в подтверждение этому Нири свесился с ворона вниз головой, удерживаясь лишь ногами, замер в таком положении на несколько секунд, а затем без труда подтянулся обратно.

Кто бы сомневался, Шиёки решился повторить за ним. Поручив Арухе держать вожжи, воронёнок осторожно отпустил её и перевернулся вверх тормашками.

Ханэ едва слышно вздохнул. Он всё понимал, но повторять за кем-то столь опасные трюки, когда сам даже летать не умеешь — это даже не ребячество, это глупость. Девчонка из Судза, похоже, придерживалась того же мнения: крикнув Шиёки, чтобы держался покрепче, она протянула ему руку.

Шиёки только крикнул ей, чтобы сама держалась обеими руками, и зацепился за перья на шее. Пара мгновений — и он снова сел позади Арухи, красный и запыхавшийся, с улыбкой до ушей.

Судя по лицу Нири, волколюд принял немой вызов и теперь размышлял, что бы ещё такого сотворить. Додуматься до чего-то похлеще ему не дали: наследник Судза предупреждающе зарычал со своего ворона, и Нири сел на ятагарасу, как полагается. Ханэ решил, что Таруо он послушался лишь для вида, и верный он тоже только на людях. Среди волколюдов нередки случаи, когда вызов вожаку или его наследнику бросают как раз те, кто строит из себя покорных псов.