Три главы, включенные в часть III, «Охотники-собиратели недавнего прошлого», посвящены вопросу о том, какими были человеческие общества до появления земледелия. Я рассматриваю людей, которые до недавнего времени вели жизнь охотников-собирателей: от кочевников, живших в небольших расширенных группах, называемых локальными группами, до тех, кто большую часть года проводил на одном месте. Несмотря на то что кочевникам уделяется больше всего внимания и кочевой образ жизни рассматривают как золотой стандарт способа существования наших предков, напрашивается вывод (и это легко доказать), что на заре человечества людям были доступны оба варианта. Мы можем также заключить, что охотники-собиратели не были архаичными людьми, ведущими примитивный образ жизни. Следует признать, что их представители ничем существенно не отличались от нас: это люди, так сказать, «в настоящем времени». Несмотря на признаки продолжающейся, даже ускоренной эволюции человека в последние 10 000 лет, человеческий мозг не подвергался каким-то фундаментальным перестройкам с момента появления первого Homo sapiens[13]. Это означает, что, невзирая на любые приспособления человека к современной жизни, мы можем обратиться к историческим свидетельствам об образе жизни охотников-собирателей и рассматривать природу ранних человеческих обществ как основу для современных.
Больше всего нас интересуют невероятные различия между кочевыми охотниками-собирателями – склонными к равноправию мастерами на все руки, которые решали проблемы путем обсуждения, – и оседлыми, чьи общества были предрасположены к появлению лидеров, разделению труда и неравному распределению материальных благ. Первая из упомянутых социальных структур указывает на психологическую гибкость, которой мы по-прежнему обладаем, даже несмотря на то, что поведение большинства современных людей больше похоже на поведение оседлых охотников-собирателей. В части III сформулированы два вывода: общества охотников-собирателей отличались друг от друга и отличительными признаками, как и в современных обществах, были маркеры идентичности.
Это означает, что на каком-то этапе в далеком прошлом наши предки, должно быть, совершили важнейший, но до сих пор не замечавшийся эволюционный шаг – перешли к использованию знаков принадлежности к группе, – который со временем позволил нашим обществам расти. Чтобы разобраться, как это произошло, в части IV, состоящей всего из одной главы, мы перенесемся в прошлое, а также изучим поведение современных шимпанзе и бонобо. Я выдвигаю гипотезу о том, что простое изменение способа применения обезьянами одного из звуковых сигналов, уханья, могло превратить этот звук в необходимый для идентификации друг друга как членов одного сообщества. Такая трансформация, или нечто подобное, могла, бесспорно, произойти и у наших далеких предков. К этому первоначальному «паролю» добавлялись другие маркеры, многие из которых связаны с человеческим телом, и таким образом наши тела превратились в «доску объявлений» из плоти и крови для демонстрации идентичности человека.
Рассмотрев, как появились маркеры идентичности, мы перейдем к исследованию психологических основ этих маркеров и принадлежности к обществу. В пяти главах части V, «Функционирование (или нет) в обществах», дается обзор удивительно разнообразных последних данных о человеческом разуме. Большинство исследований сосредоточено на принадлежности к этносу и расе, но их результаты применимы и к обществам в целом. Мы рассмотрим следующие темы: почему люди смотрят на других, словно те обладают некой особой сущностью, которая превращает общества (а также этносы и расы) в настолько фундаментальные, что люди воспринимают эти группы так, будто это разные биологические виды; как младенцы учатся распознавать такие группы; какую роль играют стереотипы в упорядочении наших взаимодействий с другими людьми и каким образом подобные стереотипы могут быть связаны с предубеждениями; почему предубеждения проявляются невольно и неотвратимо, зачастую заставляя нас воспринимать чужака скорее в качестве представителя его этноса или общества, а не как уникальную личность.
Психологические оценки, которые мы даем другим, разнообразны, включая нашу склонность считать чужаков «ниже рангом», чем представителей нашего собственного общества, а в некоторых случаях вообще воспринимать их как «недочеловеков». В главе 4 части V объясняется, каким образом мы применяем подобную оценку других людей к обществам в целом. Люди считают, что представители чужих групп (наряду с их собственными) могут действовать как единое существо с собственными эмоциональными реакциями и целями. В последней главе части V мы обратимся к тому, что узнали о психологии и биологических основах обществ, для того чтобы сформулировать развернутые вопросы о том, как семейная жизнь вписывается в эту картину и можно ли, например, представить общество в виде своего рода расширенной семьи.
Часть VI, озаглавленная «Мир и конфликты», посвящена проблеме взаимоотношений между обществами. В первой главе этой части я привожу свидетельства из мира природы, которые демонстрируют, что, хотя сообществам животных не обязательно вступать в конфликт, мирное сосуществование – относительно редкое явление, которое встречается всего у нескольких видов и поддерживается в условиях минимальной конкуренции. В следующей главе центральное место в повествовании отводится охотникам-собирателям, чтобы выяснить, каким образом не просто мир, а активное сотрудничество между обществами стало выбором нашего вида.
В части VII, «Жизнь и смерть обществ», рассматривается вопрос о том, как формируются и распадаются общества. До того как перейти к человеческим обществам, я даю обзор ситуации в мире животных и прихожу к выводу, что все сообщества проходят через своего рода жизненный цикл. Несмотря на существование иных механизмов, как мы увидим, у большинства видов основной способ возникновения новых сообществ – это разделение существующего сообщества. Как показывают результаты исследований шимпанзе и бонобо, подкрепленные данными по другим приматам, перед разделением в сообществе на протяжении нескольких месяцев или лет возникают группировки, что увеличивает разногласия и в конце концов приводит к расколу. Такое же формирование фракций, обычно в течение нескольких веков, имеет место и в человеческих обществах, за исключением важного отличия: первичное давление, приведшее к разделению групп людей, возникло, когда первоначальные объединяющие маркеры, сохранявшие общество, перестали быть общими, и люди стали считать себя несовместимыми. По прочтении этой части становится понятно, почему восприятие людьми собственной идентичности меняется со временем так, что этот процесс невозможно было остановить в доисторические времена, в основном из-за плохо развитой коммуникации между общинами охотников-собирателей. По этой причине общества охотников-собирателей разделялись, когда, по современным меркам, они были еще крошечными.
Разрастание обществ и превращение их в государства (нации) стало возможным благодаря социальным изменениям, которые я рассматриваю в части VIII, «От племен к нациям». Некоторые поселения охотников-собирателей и племенные деревни с простыми способами ведения сельского хозяйства делали первые неуверенные шаги в этом направлении, когда лидеры расширяли свою власть и захватывали контроль над соседними сообществами. Я начну рассказ с описания организации племен в виде множества деревень, каждая из которых большую часть времени действовала независимо. Лидерам таких слабо связанных деревень необходимо было умело поддерживать социальное единство и препятствовать распаду, но это им не очень-то удавалось, отчасти потому, что у них не было средств, благодаря которым их народ держался бы вместе, идентифицируя себя с обществом: дорог и кораблей, которые связывают людей с тем, что делают их соотечественники. Рост также требовал от обществ расширения владычества над территориями соседей. Этот процесс не был мирным: в царстве животных найдется крайне мало свидетельств добровольного слияния сообществ. Одни человеческие сообщества стали завоевывать другие и таким образом включать чужаков в свое общество. У других видов тоже время от времени происходит перемещение членов из одного сообщества в другое, но у людей такой обмен перешел на новый уровень с появлением рабства и в конечном счете покорением целых групп.
