Я только плечами пожал. На самом деле, фантомная боль от хватки Мерзлякова все еще ощущалась.

— Че-ерт! — выдохнул Игорь, с силой проведя ладонями по затылку. — Я так и знал!

— Что знал? — осторожно поинтересовался я, с ужасом ожидая ответа. Вот он как сейчас мне скажет, что-то страшное, так я и…

— Да я знал, что этот пидорас заартачится! — фыркнул друг. — Он нас не переваривает еще с того самого момента, как нам спустили с рук проеб с тем наркокартелем. Помнишь? Батя мой сказал, что могли дело завести, с позором из органов выгнать, даже он бы не помог! И кто-то, наверное, сам Господь Бог, вступился за нас с тобой. Кто-то влиятельный.

Господь Бог?..

Каша в голове закипела. Я до боли закусил губу и, достав из ящика стола пачку сигарет, ничего не объясняя, вылетел из кабинета. Триста шагов до курилки, десяток секунд на то, чтобы дрожащими пальцами высечь искру из зажигалки, а чтобы осознать всю дерьмовость ситуации, и вечности не хватит.

Все ложь. Все то, что было раньше — иллюзия. Ну, конечно, я просто долбанный карьерист, который не замечал очевидных вещей.

Я затянулся горьким дымом и закашлялся, сгибаясь пополам от боли и омерзения.

Еще одна затяжка, и в голове прояснилось. Первым делом набрать номер и узнать то, что я должен был узнать уже очень давно.

Два гудка и на другом конце невидимого провода раздалось громовое «алло!». Голос Кирилла Волкова, моего напарника из супермаркета, с которым мы так чудесно сдружились, предварительно выяснив отношения на кулаках, до сих пор вгонял в какую-то непонятную дрожь. Да, Волков был мне как старший брат, как отец, и я даже спустя многие годы испытывал к нему что-то сродни благоговения.

— Привет, Кир, — откашлявшись, произнес я.

— И тебе не хворать. Чего звонишь? Только быстро, у меня совещание через пару минут.

Я выдохнул дым и торопливо произнес:

— Много времени не займу. Хочу попросить об одной услуге. Можешь скинуть мне фамилии всех, кто принимал решение о моем назначении?

На другой стороне повисло тяжелое молчание. И у меня снова появилось нехорошее предчувствие. Очень нехорошее.

— Макс, я, конечно, могу, но хочу, чтобы ты знал, что ничего не значит.

Я злобно скомкал пальцами недокуренную сигарету. Сгорающий табак обжег пальцы, но даже боль меня не отрезвила. Казалось, все вокруг знали обо всем, один я как идиот нихера не замечал.

— Что ничего не значит?! — рявкнул я. — Честное слово, Кирилл, я не понимаю!

— Ну, на твою должность рассматривали пятерых кандидатов. И по некоторым параметрам некоторые выигрывали. Насколько мне известно, ты шел третий по рейтингу, но потом… блять, серьезно, я не знаю, что там произошло, но в какой-то момент…

— Кто?! — прорычал я, хватаясь пальцами за перила.

— Да не знаю я! — злобно ответил Кир. — Пришло распоряжение сверху, вот и все! Это уже ты думай, откуда у тебя такие влиятельные знакомые!..

Да какие, нахрен, знакомые?! У меня и родственников-то кроме двоюродной сестры, ее мужа и сына не осталось! Ну, не считая жены и дочки.

Мать умерла еще когда я был подростком, отец, кажется, тоже давно помер от цирроза, бабка с дедом скончались несколько лет назад с разницей в полгода. Никого у меня нет, никого!

***

— Сегодня в городе совершенно нечего делать! — бурчала Машка, сильнее вцепившись в руль. — Честное слово, лучше бы дома остались! Сыро, мокро… б-р-р!

— Да ладно тебе! Это же традиция! — улыбнулся я и ткнул пальцем в сторону парковки. — Вон туда давай…

— Может, ты сам припаркуешься? Я боюсь, — закусив губу, произнесла жена, но я только головой покачал.

— Учись, Маш. Ты должна уметь. Думаешь, мне сперва не было страшно за руль садиться?

Она сдержанно улыбнулась и осторожно зарулила на свободное парковочное место.

— Вот видишь, я же говорил, что все получится, — хмыкнул я, выбираясь из салона. — Кстати, а чего Ирка не пошла? Она же вроде никогда не пропускала субботний поход в пиццерию.

— С Женей гуляет, — пожала плечами Машка, направляясь следом за мной вдоль набережной.

С Женей, значит.

Я уткнулся взглядом в бетонные плиты под ногами. Сквозь трещины пробивалась весенняя зеленая травка.

Жена взяла меня под руку и тихо, будто боялась, что кто-то ее услышит, спросила:

— Я все правильно поняла? Это сын того странного мужчины, который… ну…?

Ну надо же, спустя столько лет она помнит о поцелуе на катке. Еще бы не помнить!

И хоть мне удалось отгавкаться тогда, что это просто какой-то псих, осадочек, как говорится, остался.

— По глазам поняла, да? — хмуро поинтересовался я.

— Да и просто похож. Вылитый, честно говоря.

Ага. Копия Стаса.

— Мне он не нравится, — призналась Машка. — Ну, в смысле, может, он и нормальный, Женя этот, все-таки Иру защитил, но… но если у него отец такой, то и сын, наверное… ну ты понимаешь, да?

— Понимаю.

Мы помолчали какое-то время, и уже у самых дверей в пиццерию она вдруг остановилась, развернула к себе и, глубоко вздохнув, торопливо выпалила:

— Мы с тобой уже давно женаты, так что ты можешь мне сказать. Я просто хочу знать, у вас с тем мужчиной что-то было?

Я покачнулся и почувствовал, как на щеки наползает проклятая краска… Жар поднялся по шее, затапливая волной стыда. Да, боже, мне бы и хотелось утопиться!

— Маш…

— Только врать мне не надо, — уже жестче произнесла жена. — Я видела, как ты на него смотришь. И на его сына. Это не неприязнь, знаешь ли. Это что-то другое.

— Не придумывай.

Она прищурила глаза и отступила на шаг, сложив руки на груди.

— Я знаю тебя слишком хорошо и знаю, когда ты врешь, — холодно заявила она, вскидывая подбородок. — Ответь честно.

— М…

— Ну что «Маш»?! — рявкнула она. — Ну признайся же ты уже! Было и было, да? Тебе же самому легче станет!

Я покачал головой. Нет, не станет. Мне не станет легче, и хватит об этом.

Видимо, понимая, что признаваться я не намерен, жена почти обиженно фыркнула и зашла в пиццерию, оставляя меня на улице наедине со своими невеселыми мыслями.

***

Я едва не выпустил чашку из рук, когда дверь в кабинет неожиданно распахнулась.

Юленька, молоденькая девчонка-стажер выпалила, выпучив свои огромные красивые глаза:

— Максим Николаевич, простите, я забыла вчера вам передать, что сегодня приедут люди из главка! Они ждут в переговорной… Простите-простите-простите! — зачастила она, прикрывая рот ладошкой.

Я тихо выматерился, с громким стуком поставив чашку на стол, и сделал глубокий вдох, усилием воли пытаясь успокоиться.

Кричать на Юлю не хотелось хотя бы потому, что она была очень уж похожа на мою дочь. И внешностью, и рассеянностью. Ладно, спокойно, я готов ко всему. Правда, наверное, надеть на лицо безмятежную маску шаолиньского монаха не получилось. Когда я выходил из кабинета, Юленька шарахнулась от меня в сторону, так что мне пришлось придержать ее за локоть, чтобы она не грохнулась со своих высоченных каблуков…

— Кто еще будет? — спросил я, торопливо шагая следом за ней к переговорной.

— Так ведь Мерзляков, Крупский. Может, еще Таверина успеет и…

— Из главка, Юля, — оборвал я ее на полуслове. — Кто приедет из главка?

— Не знаю, — жалобно заскулила она. — Это по делу тех мокрушников и нового наркотика.

Я резко затормозил, а девчонка по инерции еще продолжала движение, поэтому мне снова пришлось схватить ее за руку.

Взвизгнув, она рухнула мне в объятия прямо у всех на глазах. Вот черт! Не дай бог до Машки дойдет, что я тут с молодыми стажерами обнимаюсь!

— Кольцова! — строго рявкнул я, помогая ей встать на ноги.

Что именно «Кольцова», я объяснить не смог бы. Не надо падать? Не надо надевать ту обувь, которую хочется? Не надо спешить? Блять, ну какого…

— Юлия, — уже более сдержанно процедил я, отступая от нее на пионерскую дистанцию. — Вы ничего не перепутали? Я не занимаюсь делом, как вы выразись, «мокрушников». Этим должны быть озабочены УГРО…