Еще раз окинув взглядом палату, он рассудил, что это далеко не реанимация, а значит, ничего страшного.

Влас отбросил край одеяла, обнаружив под ней свое почти полностью обнаженное тело, разве что одетое в какие-то свободные штаны и перемотанное поперек живота бинтами, и, опираясь на локоть здоровой руки, спустил ноги на пол.

Видимо, с головой у него действительно было не все в порядке, потому что, только почувствовав режущую боль в сгибе локтя, он осознал, что вырвал иглу капельницы и немного надорвал вену.

А вот это было уже хуево, потому что кровь… кровь начала капать на пол.

— Сука, ну что за еблан! — выругался он на себя и попытался подняться на ноги, чтобы дойти до двери и позвать кого-нибудь, но ноги его не удержали.

Влас схватился рукой за воздух, зацепил штатив капельницы и с грохотом рухнул на пол.

Боль, будто ядерная боеголовка, взорвалась внутри его тела. Он глухо зарычал, зажмурившись, и хотел уже предпринять новую попытку подняться, но дверь вдруг распахнулась, и в палату с громкой руганью «ну Влас, ну еб твою мать» влетел уже знакомый ему алкаш-травматолог.

А следом с выражением вселенской скорби на лице зашла уставшая медсестра.

Вдвоем они усадили Власа в кресло, и пока прибежавшая следом санитарка перестилала заляпанную кровью кровать, медсестра останавливала кровотечение.

— Где Яновский? — хрипло спросил Влас, когда травматолог с медсестрой в четыре руки смогли уложить его обратно в кровать.

— Спит твой Яновский, — проворчал мужчина, упирая руки в бока. — Александр Николаевич сидел у твоей постели почти сутки и это после ночного дежурства. Мы его выгнали спать в соседнюю палату.

Влас выдохнул, прикрыв глаза. Не уехал. Еще не уехал.

Медсестра поставила ему новую капельницу и приказала лежать, не вставать, потому что «операция была серьезная и риск для жизни тоже был очень серьезный, а вы хотите все старания врачей пустить коту под хвост», и Влас клятвенно заверил, что будет лежать и ждать, пока Александр Николаевич проснется.

И он действительно планировал ждать, только вот, стоило двери закрыться, как он почувствовал, что веки становятся просто неподъемными. Он прикрыл глаза, решив что подождет и в темноте, и сам не заметил, как уснул.

***

Когда он очнулся в следующий раз, в палате было уже совсем темно.

Шумно выдохнув от досады, понимая, что так по-свински вырубился, Влас полежал еще немного, а потом шевельнулся, пытаясь лечь удобнее, но чьи-то сильные руки вдруг настойчиво придавили его к кровати.

— Не вставай! — раздался хриплый ото сна и долгого молчания до боли знакомый голос.

— Не встаю, — пообещал Влас, открыв глаза. Сашкино лицо было очень сосредоточенным, хмурым, и даже в полумраке было видно, насколько парень бледный и измученный. Его обычно горящие азартом голубые глаза потускнели, погрустнели, и Влас даже немного испугался таких перемен: — Ты чего?

— Ничего, — мотнул головой Яновский, выпрямляясь и расправляя плечи. Его белый халат выглядел помятым, таким же измочаленным, как и его обладатель. — Как себя чувствуешь?

— В норме, — сухо ответил мужчина, не задумываясь даже над тем, насколько этот ответ честный, — когда уезжаешь?

Саша сел на край больничной кровати, устремляя пустые глаза в непроглядный мрак ночи за окном.

— Группа уже уехала, — тихо произнес он, а потом вдруг изогнул губы в улыбке.

Влас понятия не имел, чему тут радоваться. Насколько он знал, билеты на самолет были очень недешевые, а к тому же проживание и все остальное, но… не уехал, значит не захотел, верно? Может, повзрослел, перерос все эти метания?

Он хотел задать какой-нибудь вопрос, но Яновский опередил его.

— Зачем ты приехал?

Влас пожал плечами, а потом спокойным голосом произнес:

— Хотел увидеться…

Он не сказал, что, если ему суждено умереть в ближайшее время, он бы хотел умереть с его именем на губах, вспоминая его лицо, голос, запах. Хотел бы держать за руку, ощущая тепло кожи.

Он хотел бы все это объяснить, но промолчал, только сжал зубы и отвернулся. Яновскому наплевать с высокой колокольни на все его слова. Он их просто не слышит, не воспринимает. Для него в кайф, когда его любят, когда из-за него страдают, и Влас не хотел доставлять любовнику подобного удовольствия.

— Ты… как ты вообще доехал? — сдавленно пробормотал Саша, растерянно взглянув на скрытую одеялом и бинтами рану на животе. — Ты понимаешь, что запросто мог потерять сознание по дороге и впечататься в первый попавшийся тополь? Ты… черт, Влас, швы совсем свежие, тебе сделали операцию только-только, а ты… неужели ты не…

Он вдруг замолчал и рвано выдохнул. Влас глянул на него с интересом. Эмоции Яновского не были похожи на банальное удивление хирурга изумительной регенерацией тканей. Нет, он не просто был ошарашен. Он был в ужасе.

— Да чего ты? — раздраженным от непонимания ситуации голосом проворчал Влас.

— Ты… — Саша резко поднялся на ноги, подошел к капельнице, которая, как оказалось, уже вот-вот должна была закончиться, и принялся заменять флакон, — ты чуть не умер на операционном столе вчера. Я лично ассистировал Журавлевой и предпринимал реанимационные меры.

Он замолчал, и эта последовавшая тишина оказалась такой густой и пугающей, что Власу показалось, будто он действительно уже умер. Умер и попал в рай. Никак иначе объяснить все происходящее он не мог.

— А почему тогда я очнулся не в реанимации? — опасливо поинтересовался он, но в ответ получил только ироничную улыбку.

— Фильмов американских насмотрелся, где в каждом захудалом селе есть полноценная навороченная реанимация с модным окошком, за которым сидит медсестра двадцать четыре на семь? Оглянись вокруг, у нас дефибриллятор и ИВЛ появились только в прошлом году. А в некоторых больницах даже операционных столов нет, оперируют на неотёсанных досках!

Он пнул со злости старую советскую тумбочку, так что с той едва ли не свалились наваленные кучей коробочки с лекарствами, и отвернулся к окну, рассерженно втянув воздух сквозь сжатые зубы.

Влас замер, напряженно глядя на едва ли не искрящего от злости парня. И осторожно уточнил:

— Я правда едва не умер?

— Да! — рявкнул Саша, обнимая себя руками за плечи. — Я думал, что поседею, когда понял, что мне придется тебя реанимировать!

— Делал мне дыхание «рот в рот»? — хмыкнул Влас и протянул руку, хватаясь за край медицинского халата Яновского.

— Нет, у нас есть мешок Амбу, — прошептал тот и послушно подошел. — Ну что?

— Ложись со мной. Ты устал.

Саша кинул взгляд на закрытую дверь.

— Я не могу, — надломленным голосом буркнул он, — сюда могут зайти.

— Яновский, все и так знают, что мы трахаемся. Им плевать, — Влас еще настойчивее потянул парня на себя, заставляя сесть на край кровати. — Ничего с твоей репутацией не случится. Ты первоклассный врач, добровольно торчишь в этой дыре, когда давно мог бы оперировать где-то в столице, ездишь в еще более убогие дыры, помогая людям. То, что ты спишь с мужиками, вообще не имеет значения.

Яновский слабо улыбнулся и кивнул.

Пока он разувался, Влас, стараясь не морщиться, чуть подвинулся, поднял повыше подушку и приглашающе откинул одеяло.

— Немного только полежим, — произнес Саша, осторожно укладываясь рядом. Он положил голову ему на плечо и облегченно выдохнул.

Влас сперва замер, боясь пошевелиться. Мозг все еще немного притормаживал, так что осознать, что Яновский добровольно лег в его объятия, сразу не получалось.

Он осторожно приобнял его за плечи, зарылся носом в светлые вихры волос, вдыхая запах шампуня и дорогого парфюма, и прикрыл глаза.

Саша положил руку ему на грудь, прямо там, где стучало сердце, и отчаянно прошептал:

— Не могу поверить, что почти на минуту оно перестало биться.

— Но ты его оживил, — хмыкнул Влас, целуя его в златовласую макушку. — Спасибо, мой ангел-спаситель.

***

На следующий день Влас чувствовал себя значительно лучше. Он очнулся на той же кушетке, но Сашки в его объятиях уже не было.