Сейчас страх за Камиллу был сильнее, чем за остальных, потому что она пока оставалась по ту сторону решетки. Прижималась к прутьям спиной и смотрела в морды боевиков. Вероятнее всего, те как раз решали, что с ней делать.

Но Мехмед и не слышал. Он был где-то далеко, наверное, разгружал машины с вывезенными со склада брониками, медикаментами и прочим.

— Молчи, тварь! А не то мы с твоей красоткой развлечемся! — на корявом английском заявил бородатый боевик и захохотал, схватив Камиллу за плечи. По щекам девушки потекли слезы, но черты лица ее заострились, а взгляд стал колючим. Пухлые губки оскорбленно поджались, и она даже вскинула голову, без страха посмотрев мужчине в глаза.

Влас застыл, не зная, что сказать. Он пытался установить зрительный контакт с тем ублюдком в песочной камуфляжной куртке, пленником по имени Аро, которого лечил Сашка, но тот будто специально избегал этого. Хотя вряд ли это имело бы смысл.

Бывший пленный как раз наклонился к одному из поодаль стоящих боевиков, вероятнее к командиру, лысому и с обожженным лицом, и что-то произнес, скаля беззубый рот. Покосился на Яновского, который, как почувствовал Влас, даже задрожал от обиды. Он, блять, жизнь ему спас! И все ради чего?..

Вокруг захохотали, а вот обожженный стал серьезнее и задумчивее, и Влас сухо спросил у стоящего рядом Сашки.

— Что он сказал?

— Что она тебя не интересует, — мертвым голосом обронил Яновский, — что ты по мальчикам.

— Я журналист, — процедила Камилла в лицо боевика. — Пресса.

— Ты грязная шлюха! — сплюнул на пол один из террористов и шарпнул девушку за кофту, отталкивая к стене. Она ударилась спиной о каменную кладку и непроизвольно сжалась, ожидая удара, но у кого-то из группы, видимо, то ли совесть проснулась, то ли здравый смысл.

И только когда ее бросили в камеру к Власу, Сашке и валяющемуся в отключке Давиду, она села у стеночки и, обняв колени руками, заплакала.

А боевики принялись что-то обсуждать на повышенных тонах. Даже ни слова не различая, становилось очевидным, что тот обожженный — один из высшего командного состава. Это было видно и по более качественной ткани его формы, и по обуви, и по золотому перстню на пальце, и по тому, что слушали его внимательно и с уважением.

Влас бездумно пялился на него какое-то время, прислушиваясь к их лающим голосам, пытаясь догадаться, о чем они совещаются. Яновский тоже слушал и что-то даже понимал. Влас боялся смотреть ему в лицо, боялся увидеть ужас или отчаяние. Нет, он бы обязательно спросил. Потом.

Но он не успел.

— Ты! — дуло автомата ткнулось в Сашку через прутья решетки, — на выход.

— Нет! — рванулся вперед Влас, закрывая любовника собой. Позволить им увести Сашку в неизвестность? Сашку? Вот этого милого молодого мужчину, изящного, кудрявого и голубоглазого отпустить с неотесанными мужланами? — Он никуда не пойдет!

— Да кто тебя спрашивать будет? — хмыкнул обожженный, в упор глядя на него льдистым взглядом.

Яновский почти ласково коснулся плеча Власа ладонью и прошептал на ухо:

— Все нормально. Я пойду.

— Нет! — рявкнул тот, оборачиваясь. В глазах Сашки светилась такая уверенность и нежность, что стало физически больно от сожаления, что Влас не смог добиться этого взгляда в мирное время. Если бы чуть раньше…

— Не зли их, — попросил Яновский и, сильнее сжав плечо любовника, обошел его по дуге и бесстрашно шагнул из камеры, сопровождаемый боевиками.

Влас схватился за прутья решетки, обессиленно повиснув на ней, сгибаясь под грузом вины. Не уберег. Слабак. Жалкий слабак, неспособный защитить того, кого любит.

— Он вернется, — раздался хриплый, слабый голос Давида.

Камилла тут же подползла к нему, шепотом спрашивая, как он себя чувствует.

Но Давид на вопрос девушки не ответил. С трудом приподнявшись, он занял сидячее положение и, отдышавшись, произнес:

— Он медик. Им нужен медик. Они не навредят ему.

Влас рухнул на каменный пол и привалился спиной к стене.

— Вы… не понимаете, — покачал он головой, закрывая глаза. — Этот пленный. Как там его? Аро? Он кое-что знает о Сашке.

После непродолжительной паузы, Камилла произнесла:

— Я тоже знаю, Влас. О нем и о тебе.

Он поднял веки и кинул на нее недоумевающий взгляд. Потом посмотрел на Давида. Тот кивнул.

— Все на базе знают. Или догадываются. Сложно было не заметить, что вы вместе. Он так на тебя смотрит…

— Что? — нахмурился Влас. Смотрит? Сашка? Тут правильнее было бы сказать наоборот.

Уж кто-кто а влюбленными глазами самодостаточный Яновский точно не стал бы смотреть.

— Да, — улыбнулась Камилла. — Когда ты не видишь. Поглядывает на тебя постоянно, в толпе взглядом ищет. Это заметно. А уж когда я с тобой разговариваю…

— Вы друг друга стоите, — поддержал Давид, придерживая наверняка раскалывающуюся от боли голову. — И он умный парень. И сильный. Он справится.

Влас поджал губы, ничего не ответив. Пока Яновский там будет «справляться», он тут поседеет. Неизвестно, вернется ли вообще…

Они сидели до глубокой ночи, если судить по ощущениям. Камилла с Давидом уснули, повернувшись друг к другу спиной, а Влас все сидел, старательно сражаясь со сном. Но в итоге усталость и его свалила с ног.

Очнулся он от звука поворачивающегося в замочной скважине ключа.

Резко распахнув глаза, он вскочил на ноги, придерживаясь за решетку. Сашку буквально втолкнули в камеру, и он бы, наверное, упал, если бы Влас не схватил его за плечо и не прижал к себе.

— Саня… Санечка… — прошептал Влас, пытаясь заглянуть любовнику в лицо.

Яновский что-то промычал, упрямо пряча глаза, но потом все же поднял голову. В уголке губ его запеклась кровь, а на скуле виднелся синяк.

— Суки! — рявкнул Влас, метнув гневный взгляд в спину удаляющемуся боевику. — Что?! Что они сделали?

— Ничего, — прохрипел Сашка, отстраняясь. — Я просто оперировал их раненых. А потом хлопнулся в отключку. Прошло… не знаю сколько времени. Я просто вырубился.

— Ложись! Ложись спать! — Камилла, подошедшая сзади, обняла его за плечи. — Давайте все рядом ляжем, чтобы теплее было. В глазах ее сияла тревога и искреннее беспокойство.

Яновский коротко кивнул, потерев пальцами глаза.

Влас невесомо провел пальцем по лиловому синяку, желая забрать всю боль, и Сашка действительно слабо улыбнулся.

Эту ночь они все же спали обнявшись.

***

Влас проснулся рывком, чувствуя, как любовника буквально вырывают из его рук. Резко распахнув глаза, он схватил Сашку за запястье, пытаясь удержать и не позволить увести, но в лицо впечатался приклад автомата. Острая боль опалила щеку, челюсть онемела.

— Суки, отпустите! — заорал Яновский, выкручиваясь из хватки. Влас заморгал, прогоняя мошек перед глазами, и рванулся вперед, но боевик ударил его кулаком в живот, а потом холодно и расчетливо — в лицо коленом.

Нос хрустнул, верхний боковой зуб, который чудом пережил первый удар, выпал, и Влас сплюнул его на пол вместе с кровавым сгустком.

Сашка кинулся к нему, но мужчина его уже не слышал. Еще один удар уже ему в висок.

Влас зарычал и повалил боевика на землю. Пронзительно закричала Камилла.

В камеру ворвались остальные террористы, и Власа отпинали в угол, а Сашку с окровавленным лицом и едва живого вытащили из клетки. Но до лестницы не довели.

На шум вниз спустился обожженный.

Взглянув дикими глазами на висящего между двумя боевиками едва живого Сашку, на Власа, который мог стоять лишь подпираемый Камиллой, на растерянных бородатых ублюдков, обожженный заорал что-то. Видимо, отчитывая за учиненный бардак.

Печатая шаг, он подошел к Яновскому, грубо задрав его голову, поднимая за слипшиеся и потемневшие от грязи и пыли волосы. По бледному лицу парня текла густая кровь из раны на виске, сочилась из носа и рта. Влас, вероятно, выглядел не лучше.

— Ты слышишь меня? — спросил боевик на английском.

Яновский с трудом разлепил губы и прошептал: