— Они раскопали все, — медленно протянул Лари спустя время, — даже наши школьные фотки.

Ответить на это было нечего. Как и на статью на самом популярном новостном сайте республики.

«Гей-скандал! Как лучший друг известного бизнесмена лоббирует его интересы в парламенте?»

«Лучший друг известного бизнесмена замечен в неоднократных гомосексуальных связях».

Для столицы — ерундовая ситуация, но не для края, где почти половина населения исповедует ислам.

Телефон снова зазвонил, но Алихан злобно отключил звук и отшвырнул от себя раздражающий кусок металла.

Какая теперь разница? На его карьере можно ставить жирный крест. Ничего нового отец ему не скажет.

— Ты предупреждал, а я не послушал, — продолжал размышлять Лари безучастным голосом, — я виноват в этом. Только я.

— Это важно? — не сумев сдержать эмоции, грубо спросил Хан. — Разве имеет какое-то значение, кто виноват?

— Нет, — дернул плечом Лар, а потом вернулся к тахте и подхватил свои штаны, принялся одеваться. — Уже не важно.

— Ты куда?

Лари поморщился, наклоняясь за берцами, и ответил сдавленно:

— К твоему отцу. Я должен ответить за свои ошибки.

— Ему до тебя сейчас никакого дела нет, — процедил Алихан, хватая его за запястье прямо поверх давящей повязки. — Он на эмоциях просто убьет тебя.

— Может быть, — равнодушно отозвался друг, высвобождая руку. Вторая, раненая висела плетью вдоль тела и совсем не работала. Да, теперь у него было две не шибко здоровые руки. — Я виноват. Я должен…

— Отвезу тебя домой, — оборвал его на полуслове Хан, поднимая с пола окровавленную куртку Лари. Грязная, вонючая, но лучше, чем выходить на холод голым. Он помог другу ее надеть и, не оборачиваясь, направился к выходу. Открыл шпингалет, распахнул дверь…

В соседней комнате ему навстречу поднялся Кабан, бритоголовый бригадир с поломанными ушами и носом, со злобным взглядом уголовника. Его боялись все и в особенности подчиненные, с которыми он был неоправданно груб. Но к Лари он почему-то оказался благосклонен, потому Хан и направлял друга охранником именно на базы Кабана.

— Алихан, — прорычал он, ставя на стол стакан с крепким черным пуэром, заменяющим ему наркотики, — не вези его к отцу.

Мужчина замер. За его спиной маячил бледный Лари в криво надетой рваной куртке.

— Оставь его здесь, — продолжал Кабан, делая шаг вперед, — хотя бы пока не устаканится.

— Ничего не устаканится, — криво улыбнулся Хан, — я…

— Ну и сука же ты, — процедил бригадир, презрительно скривившись. Отвернулся, шумно отхлебнул чай.

Алихан открыл рот и шагнул вперед, понимая, что должен все объяснить, но Лари положил руку ему на плечо, останавливая.

Он был прав. Нет смысла что-то объяснять.

Поэтому Хан просто сообщил:

— Я отвезу его домой.

И вышел из здания, прислушиваясь к прихрамывающим шагам за спиной.

***

Сохранять на лице маску деловитого равнодушия было непросто. Алихан молчал, и все вокруг тоже молчали. Изредка он обводил собравшихся мрачным взглядом, и те торопливо прятали глаза.

Жора делал вид, что рассматривает свои морщинистые руки.

Вика — что занята чтением текста с распечатки.

Кабан изучал потолок.

Виктор устремил взгляд в пустоту.

Бухгалтер Мария Степановна поправляла часы.

И только Лари смотрел на него в упор не отрываясь, как обвиняемый, ожидающий приговора суда.

Здесь собрались все самые важные винтики этой машины. Два бригадира: Жора и Кабан. Казначей. Программист. Имиджмейкер. И советник.

И все они должны решить, что делать дальше.

Хан хлопнул ладонью по столу, привлекая внимание всех, и заявил:

— Мой отец взял паузу. Ему нужно отдохнуть.

Да, это была правда. Таир Мусаевич, даже не удосужившись лично встретиться с сыном, сел на самолет и свалил на родину нервишки подлечить, водички из источников попить, подумать.

— Теперь нам нужно знать, как быть дальше. Как противостоять этой мощной кампании против моей кандидатуры на пост губернатора, — он уставился на Виктора, и тот весь покраснел, поправил очки, зная, что предложения ждут от него.

— Ну, — начал мужчина, откашлявшись и нервно потеребив пуговицу на своем пиджаке, — будем называть вещи своими именами. Господин Хаджиев делал упор на электорате, исповедующем ислам. Общественная симпатия несколько… нестабильна.

— Моя свадьба с Мануш может как-то урегулировать? — уточнил Хан, уже зная, что ответ отрицательный.

Виктор пожевал губы, а потом, вздохнув, произнес:

— Я не буду скрывать, что вижу решение в одном непростом выборе.

Алихан сжал пальцы в кулак и скривился. Он знал, что это за выбор. Он и сам об этом думал. Не серьезно, просто… думал.

Но Виктор тем временем продолжал.

— Я… простите, господин Хаджиев, и вы, Ларион, — он кинул быстрый взгляд на Лари, прижал руку к груди и чуть склонил голову, — я ни в коем случае не имею к вам личной неприязни, я просто высказываю свое профессиональное мнение…

— Да хорош уже! — рявкнул Жора. — Хватит сиськи мять! Что там у тебя за идеи?

— Жора! — прикрикнул на него Кабан.

— Чего он баланду травит{?}[на фене «много говорить попусту»]? — продолжил огрызаться тот, злобно поглядывая на побледневшего Виктора. — У нас тут серьезное дело! Мы в сраке из-за этого жоси{?}[на фене «пассивный гомосексуалист»] с его проклятыми бацалками{?}[на фене «танцы»]!

Все помолчали какое-то время, успокаиваясь, а потом Виктор продолжил уже более сдержанно:

— Вы, господин Хаджиев, должны выступить с официальным заявлением, что не знали об ориентации вашего друга и публично отречься от него.

Получалось как в том анекдоте про чукчу и геолога. Оказалось, что Алихану не нужно бежать быстрее медведя. Ему нужно бежать быстрее Лари.

Он посмотрел на заледеневшего друга, в его стеклянные глаза и понял, что…

— Никогда, — выдохнул Хан.

— Это хорошая идея! — громче, пусть даже и одновременно с ним, заявил Лари. — Не все купятся на это, но кто-то точно должен.

— Нет! — рявкнул Алихан, поднимаясь на ноги. — Этому не бывать. Думай другое.

Все затихли под убийственным взглядом мужчины, а тот принялся мерять шагами кабинет для переговоров, не в силах усидеть на месте. Наконец он остановился возле искусственного фикуса в пластмассовом горшке.

Помолчал… и вдруг со всей силы пнул всю эту конструкцию ногой. Фикус завалился на тумбочку, скидывая на пол стаканы и статуэтку совы.

— Если не получится, попробуем другое кресло, — протянул он так, будто и не было этой внезапной вспышки гнева, — или же вернемся к этому вопросу через год, два, три. У народа память короткая. Если уберем того, кто слил инфу… Вика! Известно что-нибудь?

Девушка испуганно взглянула на него огромными глазами и проблеяла:

— Автор статьи явно купленный. Вернее, его имя не секрет, оно указано вверху, но… Им занимаются.

— Мои люди взялись за это дело, — пришел ей на помощь Жора, — журналюгу отвезут на базу и допросят.

— Работать по-тихому, — предупредил на всякий случай Хан, — не калечить.

Кабан кивнул, а потом предположил:

— Это те же люди, что и совершили налет на автобазу.

— Тимура люди, — закивал Жора, — но я не понимаю причины…

А вот Алихан понимал. Очень хорошо понимал, потому что ему все подробно разжевал Лари, и, если бы он послушался его еще тогда, месяц назад, ничего этого бы не было. Злость на себя, на свою преданность отцу, затмила все. Хан взглянул на друга, лицо которого было скрыто непроницаемой маской равнодушия и, не зная, куда еще деть бьющую гейзером энергию, прошелся к книжному шкафу и вдруг сильной рукой смахнул толстенные тома на пол. Они с грохотом посыпались друг на друга, открываясь посредине. Некоторые порвались.

Еще минута тишины, которая ушла на то, чтобы восстановить дыхание. Алихан медленно обернулся к собравшимся. На него смотрели мрачно и испуганно, один только Лари как и прежде был безучастен. Он вообще все эти два дня ползал по офису, как черная туча, не реагировал на подколы других охранников, не проявлял эмоций наедине с Ханом. Он закрылся, замуровался внутри себя и, видимо, был готов на все, чтобы только исправить свои ошибки.