К тому же Мелиссе пришлось освоить семиструнную гитару и электропианино. Не говоря уж о том, что чтение книг ей вменялось практически в ежедневную обязанность. В таких условиях на кривляние перед зеркалами времени нет. Вот и радовалась Мелисса частым отлучкам своего «принца», как она про себя называла Карагича, и от души танцевала восточные танцы у себя в спальне, посверкивая бриллиантами в лучах южно-африканского солнца.

Когда Рудольф возвращался из поездок, в которые по соображениям безопасности не брал с собой Мелиссу, он обязательно привозил ей новый «сувенирчик» – и девушка с радостным визгом уносилась в свою спальню примерять очередной «трофей». А потом отчитывалась своему «принцу», какие науки успела освоить за его отсутствие.

Иногда, по просьбе Рудика, Мелисса звонила в Москву, Ларисе, спрашивала, как у нее дела, как поживают ее питомцы, а в конце разговора обязательно задавала вопрос, который уже выучила наизусть:

– Понравилась ли тебе птица, что я послала в подарок? Она спела?

И обычно в ответ слышала одно и тоже:

– Да, птичка прелестная. Спасибо, дорогая. Ты очень добра.

Мелисса шла к Рудику и слово в слово, как попугай, передавала «ответ Москвы». Она, конечно, догадывалась, что за этим кроется какой-то секрет, но вникать глубже в него боялась. Она полностью доверяла своему «принцу» и не хотела создавать себе лишних проблем.

Пару или тройку раз, правда, Лариса достаточно суровым голосом сообщила Мелисе, что птица заболела, и ее пришлось усыпить. Но в основном, отзывы были положительные, и Мелисса, ничего не зная о «своих подарках» московской подруге, не считала нужным уточнять, чем же «заболела птичка».

Мелиса была умная девушка, поэтому не лезла и к Рудику с глупыми расспросами о неведомой ей птице. За это и получала от него постоянные знаки внимания, а также жаркие поцелуи по ночам.

Вечернее небо принесло Москве некоторое облегчение. Жарко палящий солнечный шар на время заслонила серая мрачная тучка, но дождик не пролился. Вся влага испарилась в кипящих зноем воздушных слоях.

Постепенно смолк автомобильный гул, крики детей и «крякалки» спецмашин. Солнце прямо из-за тучки плавно свалилось за горизонт. На город опустились сумерки, свежий ветерок прохладой обдувал лица запоздалых прохожих и колыхал занавески в раскрытых настежь окнах.

Трубку долго никто не брал. Быстрова вздохнула. Неужели Маргоша ушла гулять, не захватив с собой телефон? Ну, сколько можно ждать?

– Алё, – раздался внезапно голос с хрипотцой.

– Марго, ты? – Яна не узнала подруги.

– Нет, папа римский, – огрызнулась Маргоша. Судя по всему, она просто спала, поэтому долго и не подходила к телефону. – Ну, говори, чего там у тебя случилось?

– У нас «случился» труп. Причем тетку грохнули прямо у нас во дворе, ночью, – затарахтела в трубку Яна. – Я была свидетелем. Соловьев разрешил нам с тобой официально помогать следствию. Дело-то очень важным оказалось. Так что выезжай первой же лошадью в Москву.

– Уже еду, без меня ничего не предпринимай. Утром я у тебя, – пробормотала Пучкова и нажала на кнопку «отбой».

– Вот такая она всегда, ворчливая верная подруга, – пробормотала Яна себе под нос и пошла варить кофе. Димка, намаявшись за день на работе, уже дремал у телевизора. Поэтому сваренный кофе пришелся как нельзя кстати.

– Тебе Батон что-нибудь рассказывал о сегодняшнем ночном происшествии? – поинтересовалась Яна у супруга, когда они уселись пить кофе.

– Насколько я понял, какую-то тетку убили и закрыли в ее же собственной машине у нас во дворе, – отреагировал тот, машинально переключая кнопки телевизионного пульта и убеждаясь каждый раз, что одна программа ничуть не лучше другой. – Они что, озверели совсем? – рявкнул он наконец, выключил телевизор и в сердцах швырнул в угол дивана ни в чем не повинный пульт. – Нельзя же один и тот же дурацкий фильм гонять по всем каналам ежедневно?! И когда уже прекратят все эти «Дома», ненужные «говорильни» и телефильмы для дебилов? Неужели же в мире мало достойных фильмов! Но нам почему-то ежедневно показывают всякую дрянь, а вот зато ночью, когда нормальные люди должны спать, крутят шикарные фильмы…

Димка перевел дух и вздохнул:

– Может, мне устроиться работать ночным консьержем где-нибудь в Париже? Сам слышал, что один мужик на чаевых от русских за пять лет открыл собственный отель.

Поняв, что тема убийства взволнует Дмитрия только в том случае, если пригрохают какого-нибудь телемагната, особенно, если сделает это разобиженный вконец телезритель, Яна решила отложить разговор до лучших времен. Вот завтра прикатит из Питера Маргоша, с ней и обсудим все вопросы, подумала она и стала разбирать кровать.

Перед сном она еще раз вышла на балкон, предварительно потушив в спальне свет. Ничего. Все тихо. На роковой лавочке никто не сидел. Во двор не въезжали никакие машины. Даже Мухтар и тот не «гнездился» на ночлег где-нибудь в придорожных кустах. Видимо, женихался в соседнем квартале.

Устало зевнув, Яна вернулась в спальню и внезапно, еле добравшись до кровати, уснула сном праведника – без единой мысли о расследовании.

Утром ее разбудил «птичий пересвист». Это Маргоша, приехав с вокзала, изо всех сил жала на кнопку дверного звонка. Димка уже давно уехал на работу, поэтому дверь Быстровой пришлось открывать самой.

– Ну ты даешь, – окинув ее пижаму в цветочек, обиделась Пучкова. Пройдя в прихожую, она грохнула тяжеленный баул на пол и уставилась сквозь очки в золотой оправе на Быстрову, – почему ты до сих пор дрыхнешь? Совсем тут от рук отбилась без меня. Давай, излагай, что тут у вас произошло, – более миролюбиво заявила она, заглянув в холодильник и улыбнулась, увидев на полке свои любимые «берлинские» пирожные. – И свари мне кофейку.

Через час, когда от «берлинских» пирожных не осталось даже крошечки, Маргоша глубокомысленно изрекла:

– Мне кажется, что нам с тобой просто необходимо нанести визит в турфирму, которой командовала мадам Ханкина. Как считаешь?

– Да я уже давно об этом думаю, – ответила Яна, убирая со стола грязную посуду, – только вот не лучше ли нам прикинуться туристами. Чтобы с нами были более откровенны ее сотрудники? Потому что вряд ли они начнут выбалтывать все частным детективам или полиции. Наверняка, в фирме есть свои тайны, есть также и правопреемник Ханкиной, которому (или которой) может не понравиться, что две тетки вынюхивают что-то об их бывшей начальнице.

– Ну ладно, – согласилась Марго, – туристы – так туристы. Поехали.

Отстояв положенный час в московских «пробках», сыщицы подъехали к небольшому особнячку в Центре. На стене рядом с дверью висела золоченая табличка «Han-Travel. Морские круизы». Сама дверь была плотно закрыта, но когда Яна надавила на кнопку домофона, каркающий мужской голос спросил, к кому они идут.

– К Людмиле Ханкиной, – ни с того, ни с сего пропищала Быстрова, сама себе удивившись.

Дверь беззвучно открылась, и сыщицы вошли в узкий коридорчик, который буквально через несколько метров привел их в огромную залу.

В зале стояли полукруглые столы, рядом с которыми были расставлены уютные кожаные кресла. В одном из кресел сидела пожилая женщина, одетая с безупречным вкусом и изяществом. Видно было, что пенсионерка живет на широкую ногу, причем давно. На голове ее кокетливо розовела шляпка из соломки, а в ушах позвякивали, покачиваясь, довольно длинные сережки с аметистами. Бабуська явно скучала, листая какой-то пестрый журнальчик, и периодически оглядывала полупустое (если не считать широкоплечего охранника в черной форме, стоящего у входа) помещение в надежде увидеть кого-нибудь из служащих «Han-Travel». Когда в зале появились Яна и Маргоша, она заметно оживилась, но поняв, что они также являются посетителями, недовольно хмыкнула и энергично встряхнула журнальчик, снова принявшись за чтение.

– Скажите, вы давно тут сидите? – принялась допытываться Быстрова, – а где все?