Осокина откинула со лба прядь волос и рассмеялась:

– А про то, что Таньку с наркотой замели, так это нам позвонили из полиции. Я лично говорила с капитаном… капитаном. А! вспомнила. Еще фамилия у него смешная такая: Очарик! Точно Павел Очарик! Вот он позвонил через день и сообщил, что Танька наша загремела с наркотической ломкой в «психушку». Она ведь не москвичка, родственников у нее здесь нет никаких. Вот и замели дурынду. Так ей и надо! – злорадно выпалила Осокина и спохватилась, – ой, заболталась я что-то с вами, просите, мне работать надо. – Она поднялась со стула.

Быстрова строго посмотрела на нее и сказала:

– Аня, вы не торопитесь, потому что там все равно допрос свидетелей идет. Фирма наверняка закрыта. Так что работать сегодня вам не придется. Вы лучше расскажите мне, когда вы в последний раз Сергея Лапушина видели.

– Да на совещании, – Осокина с явной досадой опустилась на стул. Действие коньяка кончилось, и ее энтузиазм сплетницы маленько поутих. – Он собрал нас всех, рассказал, что Люду убили, что он теперь будет вместо нее. Нам строго-настрого запретил болтать об этом перед посетителями – не дай бог, узнают, что директора убили, всех клиентов сразу же растеряем. Вот и все. А потом мы вышли из его кабинета и спустились на первый этаж.

– А не заметили, кто из кабинета последним выходил? – поинтересовалась Быстрова.

– Ой, не заметила, – заволновалась Осокина, – я вместе с девчонками выходила, а первым Толик рванул – у него домофон запищал снизу. Помчался открывать.

– Ну, это мы как раз пришли, – пробормотала Яна.

– Да вроде все вышли, – задумалась Анна, – у Сергея мобильный зазвонил, вот он быстренько и закончил совещание. Махнул нам рукой – мол, выметайтесь побыстрее. Идите, мол, работать.

– А Сергея кто устроил на эту должность? Не знаете случайно? – вновь поинтересовалась Быстрова.

В этот момент ее мобильный заиграл вальс Штрауса, Яна извинилась перед Осокиной и взяла трубку.

– Ну что, собирательница трупов, когда свой допрос окончишь? – в голосе Соловьева чувствовалась легкая издевка, и Яна не сдержалась:

– Уже иду, хотя самое главное еще не выяснила. Лапушин жив?

– Где там, – разочарованно протянул Соловьев, – проникающее ранение в шею. Врачи констатировали смерть до прибытия бригады медиков. Между прочим, стреляли через закрытое окно. В стекле осталась лишь маленькая аккуратная дырочка. Стреляли из карабина СКС калибра 7,62 мм.

– А почему он выбежал в коридор, Олег? – испуганно спросила Яна, – у него что, был болевой шок? Как у курицы с оторванной головой?

– Ну, не обязательно, как у курицы, – ответил Соловьев, – скорее всего, пуля отбросила Лапушина назад, поскольку пуля имеет так называемую «ударную силу». Может, дверь была приоткрыта. Кабинетик-то у него – раз чихнуть… Метров пять всего квадратных будет… Так что давай сыпь суда, вместе доделаем свидетельницу твою. Жду, – и он, как обычно, брякнул трубку, не дожидаясь ответов или объяснений.

– Пойдемте, Анна Петровна, – позвала Яна истомившуюся Осокину, и та, радостно вскочив со стула, засеменила за ней следом.

Вечернее южно-африканское солнце утопало в серо-черных тяжелых облаках. Рыже-бурый пейзаж Малеалеа постепенно становился все мрачнее, все реже красноватые лучи светила касались зеленых полосок лугов и отходили к грязно-розовой стене гор.

Ночная прохлада наползала на виллу Карагича, и предусмотрительное семейство павлинов давно уже спряталось в узком застекленном крыле дома, где всегда была вкусная еда и мягкие циновки.

На небе загорались яркие звезды, а за далеким горным хребтом изредка можно было увидеть всполохи зарниц – далеко-далеко в горах нынче была гроза.

Накануне Карагич получил через Мелиссу странное послание из Москвы: «Птицу кто-то умертвил. Мы в недоумении».

Весь вечер Рудольф пытался дозвониться до Москвы, но проклятая мобильная связь – то ли из-за сильной грозы, то ли по каким-то своим необъяснимым причинам не хотела работать.

И Карагич, в десятый раз набрав нужный номер и услышав в ответ лишь частые гудки, рассвирепел до такой степени, что с проклятием со всего размаха грохнул мобильный об стену. Раздался странный клякающий звук и маленький аппаратик разлетелся на много мелких кусочков. В комнату тут же вбежал Стоян, встревоженно глянул на хозяина и, поняв, в чем дело, молча склонил голову.

– Понимаешь, Стоян, ничего никому доверить нельзя, – смутился Карагич. – Чуть было не провалили все дело, уроды, – затрясся он в бессильной злобе и, подойдя к низенькому журнальному столику, инкрустированному драгоценными камнями, схватил хрустальный бокал и плеснул себе немного виски. Глотнув, он пришел в себя и сурово посмотрел на терпеливо стоящего рядом грека, – придется тебе в Москву ехать. Сам я не могу – только лишние разговоры пойдут, – замахал он руками, увидев, как Стоян удивленно вскинул брови. – И так все не слава богу. Выезжай завтра же утром, я предупрежу Вахо, чтобы он разместил тебя у себя. Как рассветет, бери мой вертолет и дуй в аэропорт. Времени у нас мало, дорогой, – он дружески похлопал грека по плечу и с надеждой посмотрел ему прямо в глаза, – большая добыча вот-вот должна случиться, а у них там, как назло, все разваливается.

– Какие у меня полномочия? – тихим голосом спросил Стоян, скрестив руки на груди, – обычный жест, чтобы унять охватившее его волнение.

– Да самые большие! Ты в курсе всех дел, я доверяю тебе полностью, – Рудик вновь хлебнул виски и потянулся за сигаретой, – Вахо введет тебя в курс дела – поймешь, что там у них конкретно произошло. А дальше ты уж сам решай, как поступить. Не забудь, что старик хитер и опытен в таких делах. Надеюсь, ты выучил текст наизусть. Но самое главное, запомни, – он усилил тембр голоса, и руки Стояна еще прочнее вцепились друг в друга, а брови сосредоточенно нахмурились, – чтобы никто – слышишь, никто не узнал о моем участии в этом деле. – Рудик закурил, – я собираюсь заняться немного политикой, поэтому мне нужна только лишь позитивная репутация, а дурацкие слухи погубят все мои замыслы. Ты понял меня?

– Да, хозяин. Я сделаю все, что от меня зависит, – ответил Стоян.

– В средствах не стесняйся, – небрежно обронил Карагич, наливая себе еще виски, – телефонной связи не доверяй – сейчас все мобильные прослушиваются. Если что-то важное нужно сообщить, передай через Ларису, а она перезвонит Мелиссе. Постарайся зашифровать послание так, чтобы я понял, – он рассмеялся, – но чтобы понял только я, слышишь?!

Рудик снова захохотал, а Стоян ухмыльнулся себе в бороду.

– Все, принеси мне новый телефон и иди спать, завтра тебе понадобится много сил на перелет. Да, и не забудь бороду сбрить, а то в Москве тебя все будут принимать за моджахеда. – И Карагич махнул рукой, что означало конец «совещания».

Стоян слегка поклонился Рудольфу и вышел из комнаты. Он так давно не бывал в Европе, что поначалу даже заробел, услыхав грозный приказ шефа. Но постепенно, включив ноутбук в своей спальне, он с помощью Интернета немного вошел «в курс дела», а прочитав с утра записку шефа о том, что Вахо предупрежден о его приезде, успокоился окончательно.

Ночью он гладко выбрил лицо, хотя с пышной кудрявой бородой и было жалко расставаться. Но приказ хозяина – закон для него, беглого грека, находящегося уже несколько лет в розыске у себя на родине.

Когда-то Карагич выручил Стояна, спас от тюрьмы, и теперь он сможет наконец отплатить добром за добро. Те годы, что он провел на службе у Рудольфа, Стоян не считал за дело. Жить на шикарной вилле, любоваться красотой окружающей природы и изображать из себя героя-телохранителя Мелиссы и Рудольфа среди белых коз и черных поросят ему уже порядком поднадоело. Стоян жаждал настоящей работы. Настоящая работа была сейчас.

Ему предоставляется возможность выручить шефа из затруднительного положения, куда он из-за головотяпства московских друзей, может попасть. Но Стоян не позволит этому свершиться. Уж он разберется там со всеми, кто мешает его хозяину идти намеченным путем.