– Странно, – не обратив внимания на его дурацкую шутку, пробормотал я, почесав подбородок и устремив взгляд за окно. – Он вел себя странно, но не был похож на наркомана… И он не был похож на того, кто собирается умирать. Наоборот, он был полон решимости жить дальше, чтобы отомстить.

– Кто знает, что на уме у умалишенных, пристрастившихся к пагубным привычкам, – беспечно пожал Чарли плечами и спросил. – Вы как будто расстроены, сэр?

– Я? Нет, что ты, я не расстроен, мне плевать, просто… Гм… Просто все это выглядит очень настораживающим… – я задумался и снова рассеянно почесал подбородок. – А те люди, имена которых я назвал вчера? Тебе удалось раскопать хоть что-нибудь?

– Я все проверил, сэр, – важно ответил Чарли и уселся поудобнее в стуле. – Это было не сложно. Все они числятся пропавшими без вести и все они проходили когда-то через наши оперативные сводки.

– Ну и? Почему не было возбуждено ни одного дела?

– Потому что не были найдены тела. Но, что самое важное, в их пропажах нет криминальной подоплеки.

– Поясни.

– Все очень просто, сэр. Кристина Рубен, пропавшая в 1912 году, например, часто ругалась с отцом, который, по ее мнению, был слишком суров с ней, а мать умерла, когда той не было еще и десяти лет. За несколько дней до исчезновения ее часто видели с каким-то французом. Скорее всего, она просто бежала с ним на материк.

– Откуда такая уверенность? Кто-то проверял? И что за француз? Его нашли? Допросили?

– Вы же знаете, как это бывает, сэр, – философски произнес Чарли. – Кто будет терять время на поиски бунтарки в то самое время, когда Лондон задыхается от грабежей и убийств?

– Понятно, – мрачно ответил я, понимая, что Чарли абсолютно прав. У полиции Лондона действительно всегда были более важные дела, чем розыск убегающих из неблагополучных семей выскочек, пытающихся доказать близким и всему остальному окружающему миру, что они гораздо взрослее, чем есть на самом деле. – Что по остальным?

– Марк Заустерлиц, пропавший в 1915 году, погряз в долгах, как в шелках. Его друзья и тетка, которая растила сорванца, убеждены, что он скрылся от кредиторов за океаном и никогда не вернется. Кларисса Пенктрейн, исчезнувшая в марте 1919 года, грезила путешествиями. Незадолго до исчезновения она продала небольшую квартиру в Гринвиче и избавилась от всего имущества, как будто планировала исчезнуть.

– Гм… А Клаудия Милкис?

– Клаудия Милкис в последние месяцы перед исчезновением часто говорила о том, что в жизни нужно что-то менять. Отдел полиции Челси возбудил дело о пропаже, но оно было закрыто после того, как выяснилось, что билет на точно такое же имя был приобретен на теплоход, отправляющийся в Нью-Йорк 13 мая сего года ранним утром. Скорее всего, она давно уже в Новом Свете.

По моей спине прошел холодный пот.

13 мая.

Тот самый день, в который Кэмерон должен был доставить Клаудию Милкис к Остину Харрису. В отель «Олдгаден».

Очередное совпадение? Не слишком ли их много за сегодняшнее утро, которое толком еще не успело начаться.

– Но ведь девчонка могла не сесть на теплоход, верно? – мрачно спросил я.

– Верно, могла и не сесть, кто ж теперь узнает, – рассудительно согласился Чарли. – Но это не повод возбуждать дело об убийстве. Авантюризм, протестный дух, так, наверное, это бывает. Кто из нас не мечтал обо всем этом в молодости?

Я крепко призадумался. Действительно, на первый взгляд в пропажах этих людей нет ничего настораживающего, но… Что-то, все же, меня сильно насторожило. И не просто насторожило, а взбудоражило до мозга костей.

Я почувствовал себя школьником, который третий час потеет над непосильной задачей, но ответ прост, очевиден и логичен, стоит лишь только посильнее напрячь мозги, чтобы головоломка превратилась в элементарное уравнение.

– Конспирация сохраняется на высочайшем уровне, – задумчиво пробормотал я, вспомнив вчерашние слова Льюиса Кэмерона. – Комар и носа не подточит…

– Простите, что, сэр? Я не расслышал.

– Ничего-ничего, – отмахнулся я, пытаясь собраться с мыслями. – Ни свидетелей, ни очевидцев… Никого?

– Все так, сэр. Только однажды в случае с Клариссой Пенктрейн нашелся свидетель, который видел ее входящей в отель «Олдгаден» с прилично одетым молодым человеком в день ее исчезновения.

– Немедленно найти этого свидетеля и притащи его сюда! Мне нужно задать ему пару вопросов.

– Боюсь, сэр, это не представляется возможным. Свидетель, Гарри Трумэн, скоропостижно скончался 31 марта 1919 года.

– Тоже сердечный приступ?

– Никак нет, сэр, свалился, будучи изрядно пьяным, в выгребную яму на заднем дворе собственного дома. Ничего криминального…

…Оставшись в одиночестве, я снова крепко задумался. А действительно ли, ничего криминального? Льюис Кэмерон погиб после нашей с ним встречи. Человек, показавшийся сумасшедшим, пришел ко мне, попросил защиты, взял с меня обещание связаться с ним через несколько дней, успокоился, а через несколько часов принял столько морфия, что не смог пережить этого?

Единственный свидетель, Гарри Трумэн, погиб после того, как дал показания районному инспектору, который, конечно же, не догадался возбудить дело об убийстве, найдя тело человека в выгребной яме на собственном дворе. Кем был для того инспектора бедняга Гарри Трумэн? Ценным свидетелем, которого нужно было беречь, как зеницу ока, или пьянчугой, благодаря смерти которого Лондон стал хоть немного чище?

Слишком много совпадений, снова вернулась ко мне мысль. Словно кто-то очень умело подчищает немногочисленные следы.

Очень подозрительно.

Вы, дорогие читатели, усмехнетесь и спросите меня, ну что, старый дурак, все-таки, начинаешь верить в сказки этого истеричного наркомана Льюиса Кэмерона?

Естественно, нет!

Я не поверил не единому его слову!

Кроме того, подозревать уважаемых людей, беззаветно трудящихся на благо Британии, в убийствах ради получения человеческих органов неразумно.

Или разумно?

Пытаясь собраться с мыслями, я понял, что для того, чтобы развеять глупые сомнения и окончательно убедиться в том, что смерть Льюиса Кэмерона это всего лишь трагическая случайность, необходимо встретиться с Остином Харрисом или Вендеттой Лаклисс, разумеется, в неформальной обстановке и поговорить на неофициальном уровне.

От встречи с адвокатом я отказался сразу, они пройдохи еще те, умеющие врать, не моргнув глазом, но женщина…

Мне достаточно будет поговорить с ней пару минут и задать пару простых, но неудобных вопросов, чтобы понять, есть ли смысл раскручивать это таинственное дело или нет.

Итак, решено!

Не откладывая дело в долгий ящик, я решил сегодняшним же вечером нагрянуть в дом к самой леди Вендетте Лаклисс, члену Палаты Общин, для того, чтобы поболтать с ней в неформальной обстановке.

Зачем?

Просто так.

Для собственного успокоения.

Чтобы последняя искринка подозрительности окончательно погасла. Ведь если бы я не сделал этого, эта искринка не дала бы мне спать.

– Леди Лаклисс сейчас вас примет, – произнес долговязый, одетый с иголочки, дворецкий, указывая сухощавой рукой на мягкий диван, стоящий по центру роскошной гостиной. – Ожидайте здесь, сэр.

– Спасибо.

– Могу ли я предложить вам чай или кофе?

– О, нет-нет, благодарю вас, – отказался я и, присев на диван, сразу же ощутил дороговизну бархата. Дворецкий исчез и, оставшись в одиночестве, я с интересом огляделся. Убранство комнаты с высоким потолком, под которым висела огромная хрустальная люстра, выдавало изысканный вкус и богатство хозяйки дома.

Естественно, я знал, что есть люди, живущие в непростительной роскоши, но почувствовать эту роскошь вокруг себя – совсем другое дело. К чему им это? Неужели несчастные семьдесят-восемьдесят лет, отмеренные нам природой, достойны того, чтобы делать материальное богатство культом и целью жизни? Для чего? Ведь на тот свет не получится забрать с собой даже простынь, а для счастья человеку нужно гораздо меньше, чем громадный особняк, уставленный дорогими диванами. Неудивительно, что такие люди теряют связь с реальностью и отличаются странностями, наподобие тех, каким поддался Льюис Кэмерон. В конце концов, такие индивидуумы живут в золотых клетках и понятия не имеют каково это – быть частью реального мира.