Где сумка?! Оглянулась вокруг себя! Вот тетеря! От досады хлопнула себя ладошкой по лбу.

— Бабу-уль! — жалобно проскулила.

— Держи, горе ты мое луковое! — выйдя из спальни, протянула мне сумку. — Я тебе будет бутербродиков положила, чтоб голодная не ходила. Совсем же не ешь ничего!

— Спасибо, бабуль! Все, я побежала!

И унеслась вниз по ступенькам шустрой юлой. А Раиса Васильевна все ворчала, что дескать ее Дунечка и белого света не видит. Также можно и в конец съехать с шариков!

Скорее-скорее! Пролетая через ступеньки, затем выбежать во двор и помчаться на остановку.

Дабы выйти на центральную дорогу, где ходили автобусы, мне нужно было пройти несколько дворов. Буквально перепрыгивая сугробы, что были по колено, я впопыхах, с шапкой на носу и сумкой на горбу, мчалась, не замечая ничего и никого вокруг. Опоздать на экзамен для меня вселенская катастрофа. Пархитько, преподаватель по философии, был крайне придирчивый и мерзопакостный старик, что требовал стопроцентной явки на свои пары, безупречное знание его предмета и, как никто другой, чтил пунктуальность. Опоздать, значит, потерять приличное количество баллов. Вот галопом и неслась, что аж пятки сверкали.

Прошмыгнув в очередной двор, за которым и находилась остановка, я зыркнула мельком на время в телефоне. И, сбавив шаг, позволила себе самую малость отдышаться и почапать более спокойным шагом.

Возможно, в этом-то и была моя ошибка, а возможно это был подарок судьбы, но случилось неожиданное…

За спиной сперва послышались шаги. Снег скрипел под чьими-то ногами, но едва ли я замечала такие мелочи.

Кто такие софисты? Кто они? Хоть ты тресни, вспоминать не могла!

И тут, дерг меня за косу! А шапку вообще сняли!

— Опачки! Бобриха, а ну-ка, стояночка! Куда так спешим?

Остолбенела, услышав до боли знакомый тембр! Насупившись, с красными надутыми щеками, повернулась. Белов стоял напротив и скалился. Выглядел он бодро, в отличие от моей заспанной моськи. Шапку, красивый гаденыш с самыми удивительными глазами, лениво крутил на пальце.

— На экзамен, — тихо шепнула.

Если этот сорванец появлялся в радиусе десяти метров от меня, я забывала про всё на свете. Мое тело деревенело, а мысли разбегались в стороны, превращаясь в кашу. Мне было столь неловко и боязно ляпнуть сгоряча несуразицу, что я постоянно молчала. Слово — серебро, молчание — золото.

— И что же, думаешь сдашь? — нарисовалась на его губах кривая ухмылка.

Пожав плечами, сделала неуверенный шаг вперед, потянувшись за шапкой, но Герман лишь хмыкнул и вытянул руку вверх.

Он был выше меня на голову, шире в плечах в два раза, и против этого юнца я была абсолютно беспомощна.

— Отдай, пожалуйста.

Белов изогнул бровь и с вызовом, заявил:

— Заставь меня.

Я была на грани истерики. Мои глазки бегали в растерянности по этому рослому и крайне нагловатому хапуге.

— Если тебе нужно забирай, — внезапно прорезался у меня голос. — Тебе она явно нужнее, — совсем осмелев, добавила я.

Казалось, Белов объявил протест зиме. Он никогда не носил шапки, шарфы и практически всегда ходил расстегнутый, словно этому малахольному холода были ни по чем.

Его тоже изумил мой спонтанный порыв. Однако, Белов не стал мне хамить, как я того ожидала, напротив, растянул на губах довольную лыбу.

— Что так прям и отдашь?

— Конечно! — без раздумий выпалила. — Правда, — прикусив губу, задумчиво его осмотрела, — красный тебе не подойдет.

— Мне, бобриха, все идет.

— Ну конечно, — брякнула себе под нос, — подлецу все к лицу.

— Ты что-то сказала? — обманчиво елейным голосом проворковал.

— Пора мне, говорю…

Вновь сделала шаг, но на сей раз парень сделал его со мной, встав каменной стеной. Он загораживал мне проход. Сердечко от такой близости екнуло, и я сглотнула. У меня было ощущение, словно я каталась на качелях или же парила в невесомости.

Скинув все на нелепую случайность, сделала еще шаг, но он снова последовал за мной.

— Б-белов!

Это должно было прозвучать грозно, решительно и пугающе, но мой голос заглушила музыка. Мерзкая, матершинная и на пол района. Что это за кошмар? Это просто невыносимо! И тут же эта машина остановилась напротив нас, разогнав мои последние надежды прекратить этот вздор! Герман и сам поморщился. Затем подал какой-то знак рукой и звук заметно убавился, а мой глаз прекратил дергаться.

— Мышь, запрыгивай! Подвезу!

— Ч-что?

Я вылупилась на парня.

Это ж я вся изведусь, если с ним поеду! Провалю экзамен, как пить дать, провалю!

— Запрыгивай, говорю, — открыл дверь и подтолкнул в спину, но я осталась оторопело стоять и хлопать неверяще ресницами. — Бобриха, не выделывайся, — закатил глаза, — ты ж не хочешь опоздать на экзамен. Не успеешь же…

Только это меня отрезвило и дало такой пинок под зад, что я мигом залетела на заднее сиденье.

Отвратительная музыка заполняла все пространство. Репер пел про весьма неприличные вещи в нескромных подробностях. О таком я не читала даже в книгах, оттого и жалась к сидению и усилием воли заставляла себя не закрывать уши. К счастью, мне не пришлось. Герман сам включил музыку.

— Здорово, Руха! — значит любителя похабных песен звали Руха? Есть такое имя? Может он иностранец?

— Здорово! А что это за прелесть с тобой? — обернулся на меня парень, заинтересованно рассматривая.

Он был симпатичным и пугающим. От таких вечно одни неприятности. Уж больно, шальная улыбка, а в глазах чертики канкан плясали.

— Одногруппница. Поехали уже, — дернул своего товарища за локоть Белов.

Тот усмехнулся, подмигнул мне и отвернулся. Это была не машина, а зверь. Гепард, не меньше! Так лихо стартовала, что у меня аж дух захватило. Скорости я не боялась, а наслаждалась ею.

— Так, что с Мурчиком порешали?

— Да, все в ажуре. Ты сегодня подтянешься?

— Не-а, — беспечно отозвался Руха. — у меня свои делишки.

Они еще о чем-то говорили, а я старательно изображала безразличие, то бишь глядела в окно, прислушивалась к каждому слову. Меня гложил интерес… Кто же такой этот Мурчик? Кто такой этот Руха, и что их связывало с Беловым? Как он жил? Все ли с ним в порядке после того случая… Мы никогда об этом не говорили, будто и не связала нас однажды невидимыми нитями судьба-злодейка. Меня интересовало все-все-все. Спал ли? Кушал ли? Ответ пришел сам собой. Весьма красноречиво у кого-то заурчал живот.

— Ты бы похавал, Гера, — со смехом посоветовал Руха.

— Та, времени нет даже пожрать.

В голове что-то щелкнуло. Вновь это наваждение и секундный порыв, который я не смогла удержать в узде. Покопавшись в сумке, достала бутерброды в контейнере с мишками. Нервно и нелепо, ткнула пальцем в Германа.

— Что тако…

— Держи! Мне бабушка дала, но я успела перекусить. Мне не жалко, — затарахтела, забыв вообще про воздух и как его использовать.

От его заглядывающих в самую душу очей, стало не по себе.

Может, даром я это все?

Рука поникло опустилась, но тут же Герман взял мою ладонь в свою. Мягко забрал судочек и тепло улыбнулся.

— Спасибо.

Все, что угодно… Все, что угодно, думала про себя.

— Надо же, мишки, — по-доброму улыбнулся.

Открыл контейнер и достал два бутерброда. Без слов протянул один мне, а на мое: «не хочу», отрезал:

— Ешь!

— А мне? — капризно выдал Пуха.

Мне стало стыдно. Но бутерброда было всего два.

— Держи, — протянула водителю.

— Обойдется, — рявкнул Белов. — У него хватает кормилиц. Ей богу, бобриха, ешь! Или сам буду кормить.

И не смея ослушаться, откусила кусочек. Отчего-то приятное тепло разлилось в груди.

— Жмот ты, Герыч.

— У тебя своих кисок хватает, — они переглянулись странными исконно мужскими взглядами.

— Понял, — кивнул головой Руха.

Что он понял, уже не поняла я. Должно быть, это был ментальный разговор не для женских ушей.

Всю оставшуюся дорогу украдкой из-под ресниц посматривала на Германа. И все-таки он красивый. А еще смелый и мужественный, это я знала не понаслышке. Не лыком шит парень! Все в нем ладно, да только характер скверный. И даже умный, просто немного ленится.