Вовремя прибыв в нужное место, вершитель сегодняшней судьбы затаился у дома своей жертвы (до этого он не раз имел с ним дело, поэтому знал его образ жизни) и стал ждать конца рабочего дня.

Предвкушаемый результат стоил каждой выжданной секунды. Ожидание не было для него помехой. Наоборот, он наслаждался каждым мгновением, ощущая предстоящую развязку. У него сосало под ложечкой – так он был возбуждён. Руки так и чесались ощутить в руках свою двустволку, навести прицел на цель и выпустить сладостную пулю судебного приговора.

Наконец, дело стало продвигаться. Мэр вышел из здания, где заседал он со своими приспешниками, попрощался с коллегами и направился домой. Причём пешком, что было для него нехарактерно. Обычно мужчину ждала карета у входа. Ганз не обратил на это внимания и последовал за ним вдоль широкой стены, которая кончалась, только дойдя до края улицы. По дороге мэр зашёл в магазин с детскими товарами. Ганз тогда не носил балахон, но по-прежнему ходил с капюшоном, который тот слегка оправил, чтобы лучше видеть жертву. Когда мужчина закончил покупки, ассасин продолжил слежку. Через несколько минут они оказались в лучших условиях для убийства. Свет от уличных фонарей досюда не добирался, людей не было видно за пару сотен метров, даже не раздавались голоса вечерних торговцев и пьяниц. Ганза не пугала эта обстановка. Он был весь в предвкушении. Как вдруг был вынужден остановиться и остаться на поверхности толстой стены. Вместе с мэром они одновременно обратили свой взор на маленькое существо, сжавшееся в комок. Оно сидело на голом камне. Всё грязное, дрожащее скорее от страха, чем от холода. Словом, несчастное существо. По всей видимости, брошенное. «Как когда-то и я», – подумал ассасин Земли. И тут мэр сделал то, чего Ганз совсем не ожидал увидеть. Он приблизился к существу, которым оказалась обычная девочка-подросток (она была настолько маленькой и невзрачной, что нельзя было точно сказать, сколько ей лет), и, немного помедлив, присел на корточки и протянул ей купленную в магазине игрушку.

– Я хотел подарить её дочке, – приподняв уголки губ, произнёс тот, – но я подумал, что тебе она нужнее.

Девочка подняла на него расширенные от удивления и страха глаза, не решаясь принять подарок от незнакомца. Она уловила шевеление позади него и заглянула ему за спину, после чего её глаза раскрылись ещё сильнее, а дыхание стало нервным и прерывистым. Ганз уже был позади мэра с кинжалом в руке.

– Хм, – как ни в чём не бывало хмыкнул мужчина, не поворачиваясь, – я знал, что ты придёшь за мной, – он до сих пор держал руку навесу.

Ассасин был уверен в идеальности своей маскировки всё предыдущее время, но сейчас не стал удивляться, откуда тот его знал. Его дело должно закончиться всего спустя пару взмахов рукой, а в остальном уже не будет никакого смысла.

– Ну, – напомнил ему мэр, – чего же ты ждёшь? – он смотрел с улыбкой на девочку, полный уверенности и спокойствия.

Вот он, шанс. Прямо здесь и сейчас. Ни секундой дольше. Миг, – и кара настигнет его. Ганз был уверен. Он точно был уверен. Он был уверен. Был уверен. Был… Его рука уже достигла верхней точки, она была готова нанести удар, но… Девочка смотрела исключительно на него всё это время. В её глазах застыли ужас, страх и что-то ещё. Что-то, чего она сама не понимала, но прекрасно понимал ассасин Земли. Всё было спланировано до мельчайших подробностей, так он думал. Ничто не остановило бы его. Он не учёл лишь одного – мэр имел противоречащую для его личности черту, – тот искренне любил детей. И это была правда, поскольку он никогда не трогал детские дома, приюты и школы – намеренно обходил их стороной, будто не замечая их существования. Это и не входящий в его планы ребёнок вдребезги разбили его уверенность в том, что он делает. Они заставили его усомниться в себе, в собственных силах, в собственных убеждениях. И это было хуже всего.

Ганз взревел, резко опустил кинжал вниз, резво убрал его в кожаный нарукавник и так же быстро скрылся с глаз долой, наверх, побыстрее куда-нибудь наверх. Прислонившись к стволу дерева, он замер, запирая рвущиеся наружу крики, раздирающие его изнутри. Кулаки сжались до боли в ладонях, а короткие ногти вонзились в кожу, дырявя её до крови. Он поступился своими принципами, нарушил приказ главы клана, изменил самому себе! Парень не понимал, почему это произошло с ним. Почему именно сейчас и при таких обстоятельствах. Он собственноручно отпустил самого мерзкого человека в этом городе, ничего не смог сделать. В этот момент разум усиленно спорил с сердцем, отчего не становилось легче – только хуже.

Мэр тем временем всё-таки отдал игрушку девочке. Ему пришлось самому положить её в руку подростка, потому как та была шокирована и не понимала, куда ей себя девать в такой ситуации. От страха она не могла произнести ни слова.

– Я не могу тебе помочь, прости, – он по-прежнему был ласков и учтив. – Однако… – вдруг задумался и чуть повернулся назад, – возможно, тот человек тебе поможет, кто знает.

Больше нельзя было задерживаться – дома его ждала семья.

Когда его тень исчезла в сумраке подступающей ночи, Ганз открыл глаза и разжал кулаки. Парень не искал себе оправданий. Всё случилось, потому что, видимо, так было нужно. Точно так же, как ему нужен был дом, куда бы он смог возвращаться каждый день, так и сейчас ему было необходимо отпустить, чтобы маленькой девочке было, куда вернуться. Закон гласит: любой, кто увидел ассасина в действии, должен быть тут же умерщвлён в угоду нераспространения случайной информации об их существовании. Ганз не хотел её убивать, не хотел видеть её внутреннюю смерть от того, что бы он сделал, потому не смог выполнить свою миссию. Увидев маленькую девочку с красными волосами и красивыми зелёными глазами, ассасин Земли с удивлением обнаружил, что в нём заговорило чувство справедливости и обыкновенной жалости к ребёнку. В ней он увидел себя и просто захотел взять к себе и воспитать достойным человеком, что, однако, плохо совмещалось с его настоящим образом жизни. И всё же сердце молило его пойти этим путём, взять её с собой и показать тот мир, в котором у неё будет жизнь, а не просто существование. Как потом узнал, девочка не помнила о своих родителях, последнее время жила на воле, не имея дома. Ганз взялся за её воспитание. В конце концов, она стала для него самым важным человеком в жизни, потому что до этого у него не осталось никого, кого бы он хотел и мог защищать. Стала для него семьёй, единственной девушкой, которую он хочет защищать.

По щекам девочки побежали слёзы, с каждой секундой только увеличиваясь. Ганз вернулся к ней, подошёл совсем близко и присел на её уровень. Она ничего не делала, и тогда он осторожно приблизил свои пальцы к её векам и вытер слёзы с этого прекрасного лица. Никакая грязь не запятнала бы её внутренней и внешней красоты, так подумал русоволосый в тот момент.

– Ты боишься меня? – спросил как никогда мягко. Та замялась, но взяла себя в руки и медленно повертела головой в разные стороны. Да, смелость ей всё же была знакома. – Как тебя зовут?

Она не отвечала. Ганз знал один способ, который помог бы ей разговориться. Сначала он показал ей на пальцах одну букву, та отрицательно помотала головой, тогда он показал другую. Таким непривычным для себя видом деятельности ассасин занимался достаточно времени, но они наконец пришли к какому-то результату. Девочка успела подумать: «А как же он запоминает все буквы, на которые я кивала?» Пока что ей было невдомёк, насколько хорошей памятью располагал ассасин. Он показал последнюю букву, после чего сопоставил всё в уме.

– Получается, ты… Арси? – вопросительно уставился на неё.

Она тихонько засмеялась, словно лилия, потревоженная ветром, и вновь дала отрицательный ответ. Так её ещё никто не называл. В этот момент она подарила ему звук своего голоса:

– Арселис».

– Арселис! – громко гаркнул Ганз, нависая над ухом девушки.

– А! – испуганно подскочила разбуженная девушка и в непонимании вертела головой.