— Думаю, ты настоящий уточный маньяк, — девчонка смотрит совершенно серьезно. — Не приноси больше хлеб.

— Не буду, — торжественность стоит мне больших усилий.

— Обещаешь?

— Клянусь университетским архивом семнадцатого века и вином по акции.

Девчонка смотрит на меня, как на чокнутую, и поднимается, снова превращаясь в размытое солнцем пятно. Будто возвращается в свою вселенную, из которой явилась только ради защиты уток.

— Как тебя зовут?

— Эми, — неохотно отвечает пятно.

— Я — Тео.

— Я слежу за тобой, Тео, — она медленно идет прочь по стылому газону. Из коротких голубых джинсов торчат тонкие щиколотки, розовые от холода.

— Чем их тогда кормить? — я почти кричу, но Эми не оборачивается. Между нашими вселенными плохая связь.

— Приходи сегодня пить вино! — снова кричу я. В ответ долетает хриплое:

— Спятила?

Когда я снова оборачиваюсь к пруду, остатки моего батона треплет голубь.

— Знаешь, — говорю я ему, — возможно тебе тоже нельзя хлеб. Наешься и умрешь. При первых же заморозках.

Но голубь к близкой смерти относится с достойным уважения фатализмом.

В кафе у библиотеки всегда можно кого-нибудь встретить. Поблизости несколько университетских корпусов, цены вполне мирные, так что зал битком. Гвалт, как на ярмарке. В очереди я пританцовываю, выстукивая каблуками навязчивый попсовый мотивчик. Громко играет радио. Музыку заглушают волны множества голосов. Новые компании вкатываются в двери, вливаясь в шум толпы, и так же выплескиваются наружу.

За соседним столиком кто-то всхлипывает от смеха, и этот звук подхватывает вся компания. Птичий базар.

Остро хочется к морю. Если зажмуриться, легко представить его мерный шелест и вскрики чаек.

Матиас появляется внезапно и ниоткуда. Его просто подбрасывает очередной волной прямо в длинную очередь к кассе и в следующий момент он уже запускает руку в мое расстёгнутое пальто.

— Вернулась? — мурлычет он. Из-за акцента половина звуков выкатывается из его речи, так и не достигнув языка, слова становятся мягкими, урчащими, как котята. К счастью, говорит Матиас медленно, слегка растягивая гласные.

— Почти.

Мне нравится, что от него пахнет свежим маслянистым деревом. Ладони у Матиаса широкие, как лопаты, сильные и очень теплые. Я чувствую это даже сквозь брюки, когда одна ложится мне на ягодицу.

— Опять сидела на земле, — он не спрашивает, а отчитывает меня. — Совсем ненормальная. Хорошо, что есть кому тебя согреть.

На нас поглядывают. Матиас привлекает внимание, даже когда молчит и не двигается. А когда открывает рот и распускает руки — тем более. Иногда мне кажется, что его забросили к нам из дикого древнего племени, где люди так же заплетают в волосы керамические бусины, вставляют в нос металлические кольца и ничего не слышали о личном пространстве.

— Где ты был всю неделю? — спрашиваю я негромко.

Очередь двигается медленно. Но я не спешу, а рука Матиаса действительно согревает. Я замерзла так, что на брюках изнутри, наверное, появился иней.

— Где я был? В мастерской. Большой заказ. У меня есть фото, я покажу. А где была ты?

Я не успеваю ответить, потому что происходит еще одна встреча. Из очереди появляется профессор Этье и сразу видит меня. Возможно, где-то над моей головой горит значок активного персонажа, у которого можно взять квест. Или дать. Мне как раз нужно сдать профессору Этье пару квестов.

Она приближается широким чеканным шагом, малиновые губы слегка поджаты, волосы воинственно развеваются. Светлый костюм ее не смягчает. Она напоминает облаченную в белое богиню, не менее суровую, чем Афина, и куда более справедливую. Бумажный стакан кофе в ее руках скорее кубок.

— Добрый день, профессор!

Матиас оборачивается. Теплая рука исчезает, о чем я сразу немного тоскую.

— Здравствуйте, профессор!

— Добрый день. Тео, как ваши дела? — она выгибает бровь так выразительно, что это передает сразу все. Сейчас она передаёт, что очень мною недовольна. Я редко ее разочаровываю, потому она всегда меня прощает.

— Я сегодня пришлю вам очередную главу исследования. Как раз закончила черновик.

Очередное движение брови говорит, что я помилована. Не могу сдержать улыбку.

— Хорошо, что мне не нужно напоминать вам о сроках.

Профессор Этье пробует свой кофе, делает пару шагов и останавливается.

— К слову. Вижу, вам уже лучше. Профессора Дюбе обеспокоило ваше отсутствие на лекциях, — ещё один выразительный взгляд. «Я больше не стану оправдывать ваши прогулы». — Я объяснила, что вы приболели, но скоро вернётесь к занятиям.

— Разумеется, профессор!.. — «У меня были веские причины для отсутствия».

Она слегка кивает.

— В таком случае, я надеюсь, здоровье позволит вам посетить ближайшую лекцию!

— Разумеется.

Профессор уходит, Матиас медленно выдыхает.

— У меня от нее желудок сводит, — признается он шепотом и сам же смеется.

— Она классная.

Матиас морщится.

— Ты так говоришь, потому что она вечно тебя прикрывает. Вот бы мой профессор так надо мной трясся.

— Просто ты двоечник, — я похлопываю Матиаса по плечу. — А я — талантливая студентка.

— Ох, ну да, — он снова кладет ладонь мне на ягодицу. — Как я мог забыть. Ну что, звезда, блеснешь завтра?

— Теперь придется. Слушай, ты не знаешь, чем кормят уток?

— Хлебом, — Матиас смотрит на меня, как на лунатика.

— Да нет же, утки от него мрут.

— От чего? От хлеба? Ерунда, — тянет он с сомнением, достойным Гамлета.

На выходе мы ненадолго застреваем в дверях.

— Ты домой?

— Нет, в библиотеку, нужно закончить черновик для Этье. А ты?

— А я к тебе.

— Там и увидимся.

На прощание Матиас треплет меня по волосам.

— Не сиди на земле! — говорит он строго. И кричит уже вслед:

— И не корми уток хлебом!

========== — 4 — ==========

Квартира встречает меня джазом и запахом специй и моря. Солнце уже село. Двери в гостиную распахнуты, покачивающийся полусвет люстры плещется в коридор. Сквозь гул голосов музыкально скрипит паркет — кто-то танцует. Даже несколько кто-то. По полу стелется прохлада — где-то открыты окна. Вешалка едва стоит, укутанная в пальто и куртки. Она похожа на моток сахарной ваты, только куда менее воздушный.

От голосов, музыки, запахов ужина и табака, от смеха и скрипа старых паркетных досок я словно возношусь над длинным монотонным днём, полным цитат и библиографических списков.

Закуривая на ходу, я иду в гостиную. Окна распахнуты в теплый вечер, с улицы пахнет скорым летом. За день на гардины вернулись занавески, тонкие, полупрозрачные, вспархивающие от малейшего ветерка под звон стеклянных бус, которыми оплела квартиру Мишель. Вытертые обои в причудливых бликах и тенях от люстры похожи на гравюры. Все сидят прямо на полу, на подушках, на разноцветном ковре. Пир на обломках Османской империи.

Бросаю пальто в кресло, пожимаю руки, целую щеки, пританцовываю. Кто-то уводит у меня сигарету. Кто-то вкладывает в руку винный бокал. Я словно вернувшийся с войны султан, принесший долгожданный мир. Все беседы и споры ненадолго стихают, чтобы искупать меня во внимании и улыбках.

В коридор я выпадаю смеющаяся и обласканная, уже немного пьяная. Поль едва не сшибает меня с ног. От него пахнет гвоздикой.

— Матиас готовит паэлью, — сообщает он последние новости империи. — Подожди, это ты не ешь рыбу и всех этих гадов?

— Клэр.

— А, — расслабляется Поль. — Она уже высказалась. Ребята заказывают пиццу.

Мы продолжаем разговор через весь коридор, пока я приближаюсь к кухне, а Поль — к комнате Мишель.

— Клэр дома?

— Где-то здесь, — отзывается Поль и совсем пропадает из вида.

Невинное бра ярко озаряет предкухонную часть коридора. Я воровато оглядываюсь и дергаю шнурок. Лампочка слишком горячая. Со звуком раскаленного утюга расправляю рукав и прикрываю им обожженные пальцы. Короткое движение, тихий скрип патрона — и в коридоре гарантирован приятный сумрак. Хотя бы до завтра.