И все же…

— Ты спишь с ним? — Я ловлю себя на том, что выпаливаю.

Жен смотрит на меня, наклонив голову с сочувствием, когда она садится на край кровати. Она касается своими губами моих в мимолетной ласке.

— Нет.

По крайней мере, это есть.

— Мы даже не поцеловались.

Облегчение наполняет мою грудь.

— Тогда что ты получаешь от этого?

С разочарованным вздохом она встает и берет ключи из прикроватной тумбочки.

— Давай не будем, хорошо?

— Я серьезно. — Я сажусь. — Что ты получаешь от этого?

Она не отвечает, и тогда я понимаю, что я уже знаю ответ. Мы оба. Есть только одна причина, по которой она продолжает встречаться с Харрисоном, несмотря на то, что они даже не поцеловались — это ее способ сохранить последнюю дистанцию между нами. Держать меня на расстоянии вытянутой руки.

Теперь я тот, кто вздыхает от разочарования.

— Что нужно, чтобы сделать это официальным между нами? Мне надоело валять дурака.

— Официально, да?

— Ты понимаешь, что я имею в виду.

Я знаю эту цыпочку достаточно хорошо, чтобы понять, ультиматум — это самый быстрый способ прогнать ее. И это последнее, что я хочу сделать.

Возможно, у нас было трудное начало, когда она впервые вернулась в Залив, но сейчас путь ровный. Как будто все плохие стороны нас, борьба, ревность и погоня за кайфом — все это превратилось во что-то другое. Что-нибудь помягче. Не поймите меня неправильно, страсть — это все еще там. Глубокая душевная потребность быть вместе, полностью обнажиться, сильнее, чем когда-либо. Но теперь в нас что-то изменилось.

— Я хочу, чтобы мы снова были вместе по-настоящему, — говорю я ей. — Что за задержка?

Жен прислоняется к моему комоду и смотрит в пол. Лето почти закончилось, а этот вопрос все еще стоит между нами. Все это время я думал, что мы думаем об одном и том же, движемся в одном направлении — вместе. Теперь, с каждой секундой, которую она тратит на то, чтобы решить, чего не говорить, трещина становится все шире.

— Ты все еще мне не доверяешь, — отвечаю я за нее. Мой тон мрачен.

— Я действительно доверяю тебе.

— Недостаточно. — Разочарование застревает у меня в горле. — Что я должен сделать чтобы проявить себя?

— Это тяжело, — говорит она, страдание рисует морщины на ее лице. — У меня есть инстинкт на всю жизнь, который говорит о тебе, что Эван Хартли не мог полностью изменить свою личность за одно лето. Да, ты не прогонял Рэндалла с топором, и ты не напиваешься каждую ночь, но, наверное, я все еще сомневаюсь, что ты изменился. Кажется слишком легко.

— Тебе не приходило в голову, что есть что-то более важное для меня в в этой комнате, чем пить и драться?

— Я знаю, ты хочешь, чтобы это сработало. — Большая часть волнения покидает ее голос. — Но ты не единственный, в ком я сомневаюсь. Каждый день я задаюсь вопросом, могу ли я доверять себе. Как сильно я действительно изменилась. Соедини нас двоих, и, может быть, мы поймем, что это временное состояние, и в конечном итоге мы вернемся к нашим старым ролям.

Я подхожу к ней, обнимаю ее. Потому что прямо здесь, вдвоем, это единственное, что когда-либо имело для меня смысл. И что бы она ни говорила себе, я знаю, что она тоже это чувствует.

— Доверься мне, детка. Дай нам шанс быть хорошими друг для друга. Как смогу я когда-нибудь убедить тебя, что мы сможем, если ты не будешь пытаться?

У нее в кармане жужжит телефон. Она покаянно пожимает плечами когда я отпускаю ее, чтобы ответить на него.

— Трина, — говорит она, наморщив лоб.

Я давно не слышал этого имени. Трина ходила в среднюю школу с нами, хотя она больше дружила с девушками из нашей команды, чем с Купером или мной. Если я правильно помню, она переехала вскоре после окончания школы. Но она и Жен раньше были близки. Две горошины в стручке хаоса.

— Она в городе на выходные, — читает она вслух. — Хочет чего-нибудь выпить. — Жен проводит пальцем по экрану, чтобы удалить текст, затем засовывает телефон обратно в карман.

— Ты должна пойти.

Она издает саркастический смешок.

— Пас. В прошлый раз, когда она вернулась домой во время визита я напилась в стельку и ворвалась в дом помощника шерифа Рэндалла посреди ночи, чтобы накричать на его жену о том, за какого подонка она вышла замуж.

— О..

— Да.

Мне в голову приходит идея.

— Все равно иди.

Ее скептический взгляд говорит, что лучше бы в этом предложении было что-то еще. И по мере того, как я прокручиваю это в голове, план начинает приобретать все больше смысла. Может быть, то, что ей нужно, чтобы наконец довериться себе, — это единственное, чего она боится больше, чем меня. То, что в первую очередь заставило ее уехать из города.

— Рассматривай это как тест, — объясняю я. — Если ты можешь вести себя прилично с девушкой, которая однажды облила кислотой тренера девочек по волейболу в середине матча, я бы сказал, что ты победила своих демонов.

Конечно, это может быть немного глупо, но я в отчаянии.

Так или иначе, мне нужно привлечь Жен на свою сторону. Чем дольше мы остаемся в ловушке неопределенности отношений, тем больше она привыкнет к мысли, что мы не пара. И тем дальше она ускользает.

— Испытание, — с сомнением повторяет она.

Я киваю.

— Последний экзамен на твоем пути реформ. Покажи себе, что ты можешь провести вечер с Триной и ничего не сжечь.

Нерешительность сохраняется на ее великолепном лице, но, по крайней мере, она не отвергает идею сразу.

— Я подумаю об этом, — наконец говорит она.

Затем, к моему огорчению, она направляется к двери моей спальни.

— Поговорим позже. Харрисон ждет.

Райли появляется около часа дня с маринованными ребрышками и еще одним домашним пирогом, любезно предоставленным тетей Лиз. Да благословит Бог эту женщину. Я веду его на заднюю палубу, и у меня текут слюнки, когда я вдыхаю аромат мяса и выпечки. Две мои любимые вещи.

— Как прошла твоя неделя? — Спрашиваю я его, пока мы готовим барбекю.

Он пожимает плечами.

— Ты с нетерпением ждешь начала занятий через несколько недель?

— Что ты думаешь?

Я усмехаюсь.

— Ты прав. Глупый вопрос.

Я тоже всегда это ненавидел, с ужасом наблюдая, как календарь все ближе и ближе приближается к сентябрю.

— Но, — говорит он, слегка оживляясь, — семья Хейли возвращается и они будут здесь до Дня труда.

— Хейли … Это та девушка, чей номер ты взял у Большой Молли, верно?

Райли встречался с ней несколько раз за лето, но каждый раз, когда я спрашивал подробности, он замолкал.

Сегодня он немного более откровенен.

— Да. Мы переписываемся с тех пор, как она вернулась домой.

Он засовывает руки в карманы своих пляжных шорт, затем снимает их и начинает вертеть в руках металлические щипцы.

— Что происходит? Ты ведешь себя так бодро.

— Бодро?

— Беспокойно. Неважно. Ты нервничаешь из-за встречи с ней, не так ли?

— Вроде того?

— Но вы, ребята, уже встречались раньше, — напоминаю я ему. — Из-за чего тут нервничать?

— Мы играли в мини-гольф и пару раз ходили в кино. Да, и мороженое на набережной. Итак, примерно четыре раза. Но мы никогда… — Он резко останавливается.

Я прищуриваюсь, глядя на него, но он избегает моего взгляда. Он снова нервничает, теперь притворяется, что проверяет температуру барбекю, как какой-нибудь эксперт по приготовлению на гриле, хотя мы оба знаем, что он никогда в жизни ничего не жарил.

— Ты никогда что? — И тут до меня доходит. Я сдерживаю проклятие. — О, чувак, нет, не говори мне. Мне не нужно слышать о том, как ты планируешь заняться сексом. Твоя тетя убила бы…

— Боже! — взвизгивает он. — Мы не будем заниматься сексом, идиот.

Меня переполняет облегчение, хотя немного заинтриговал неподдельный шок на его лице, как будто он не может смириться с мыслью переспать с цыпочкой. Райли четырнадцать, в этом возрасте я потерял девственность, но, полагаю, не все так рано расцветают, как я.