Встреча была радостной. Удивительно, как за несколько дней чужие люди успевают привыкнуть друг к другу. С новичками знакомились горячо, обнимали, утешительно гладили по спине. Олег лишь мельком показал, что за чудо сопит у него в куртке и уселся ближе к теплу. Он боялся разбудить кроху, крепко державшего складку Олегова свитера в кулачке. Спутники только переглядывались и улыбались друг другу. Таня с недоверием косилась на незнакомца, выхватившего у неё ребёнка. Хотела забрать, но Алексей остановил: «Дай ему подержать, его совесть мучит, а так он пацан не злой!»
Алиса что-то эмоционально требовала от мужа, а потом они втроём с няней-Таней похватали фонари и скрылись в дверях ТЦ. Через минут 15 вернулись с красной пластиковой корзиной. Поставили её возле Олега. Тёплый костюмчик, баночки и тюбики с едой, банки смеси, поильник и ещё какая-то очень важная неведомая Олегу детская лабуда.
Медведь на стуле зашевелился и вразвалку подошёл к компании.
– Это Семён Владимирович, он, представляете, врач! – тараторила Ильинична, разгорячённая костром, готовкой и впечатлениями.
– Хирург. Семён. – прорычал большой человек и поочерёдно подал руку мужчинам. Олегу он пожал запястье левой, так как на правой сопел Павлик.
Поели, согрелись, переоделись. Сходили Алексею за тёплыми ботинками. Несмотря на глубокую ночь, спали только дети. Санёк так и завалился с автоматом в руках и Псинкой под боком. Реалистичная игрушка давала мальчику чувство защиты и важности. Малой, но мужичок, тут теперь никто не сомневался. Олег отказывался переложить ребёнка на сидение авто. Согласился, только когда тот стал возиться от тепла и затёкшей спинки. Таня отнесла малыша в машину и завернула в спальник.
Так хорошо, сыто и спокойно было всем. Не хотелось хоть как-то испортить редкие минуты ощущения, что нет вокруг никакой большой смерти. У потрескивающих дровами мангалов, в которые подбросили деревянные брикеты из туристического магазина, говорили о счастливом прошлом, о том, как вышла к живым Таня с коляской, о содержимом магазинов и том, чего бы ещё надо прихватить с собой.
– Миша, друг сердешный, а расскажи нам всем про военную базу. – Алексей смотрел ехидно и зло. Олега этот вопрос тоже занимал, но от пережитого нервяка и внезапных тёплых, будто даже отеческих чувств к мальчику он немного осоловел, потягивал пивко из бутылки, щурился на огонь и, честно, готов был проклясть Алексея за неудобную тему.
Все внимательно обернулись к Михаилу. Ему оставалось или убежать, или рассказать странную правду.
Рассказ Миши
Когда по Батыйску начали умирать люди, а по телевизору и радио приходили не менее кошмарные известия о смертях в опорный пункт полиции позвонили. Трубку снял майор Серебров, начальник Миши. Голос представился полковником армии ответственным за ГО и ЧС. Приказ следовало исполнить незамедлительно. Весь общественный и служебный транспорт использовать для эвакуации живых, обходить дома поквартирно, всех собрать на открытом пространстве. Тех, кто не кашляет и не похож на заболевших сажать в автобусы и отправлять в карантинную зону, в воинскую часть №47659 ВВ в ста километрах от города, остальных разместить в поликлинике до дальнейших распоряжений. В каждый автобус сажать по одному сотруднику полиции или МЧС для сопровождения. Снабдить табельным оружием. Сопровождающим приказ – высаживать незамедлительно всех, кто хоть раз кашлянет, независимо от пола и возраста. В чинящих беспорядки – стрелять. Домашних животных в зону карантина не пускать.
На площади перед домом культуры творилось невероятное. У кашляющих матерей отбирали детей, у детей отнимали их кошек и морских свинок. Их просто отбрасывали в сторону. И матерей и зверей. От этого зверели отцы. Начался мордобой. Майор выстрелил в кого-то и озлобленная толпа запинала его ногами. Кто-то из сотрудников органов не выдерживал и сам присоединялся к людям. Кто-то пытался урезонить кашляющую восставшую толпу и получал люлей. Батыйчане загрузились в автобусы сами, все и поехали в часть. А Миша сбежал. Он вернулся в пустую опорку, сел за стол и от бессилия и страха вжал голову в ладони.
Звонок телефона напугал его до холодного пота. Тот же голос попросил доложить об эвакуации. Миша ватным от ужаса языком сказал, что приказ не выполнен, а автобусы везут всех без разбору в сторону части. В трубке раздалось сухое «Ясно» и связь оборвалась.
Миша сел в служебный УАЗ и поехал следом за автобусами. По дороге отстал. Мучительно хотелось пить, и он остановился у киоска, купить воды. В нём никого. Тогда он взял минералку даром, потом, как назло, колымага не хотела заводиться. Бросил её у обочины и пошёл пешком. Шёл долго, пока тишину осеннего леса не разрезала автоматная очередь, за ней ещё одна и ещё.
К части он добрался только поздним вечером. Перед зелёными со звёздами воротами стояло решето. Ещё несколько часов назад оно было рейсовым автобусом, а сейчас это был гигантский металлический сыр. Стёкла его были частично выбиты и густо забрызганы отвратительным тёмно-малиновым. ОНИ! СТРЕЛЯЛИ! В! ЖИВЫХ!
Еле живой от ужаса Миша побежал обратно. Он слушал тревожную тишину в пути, но ни выстрелов, ни криков, ни шороха шин. Вернулся в вымерший Батыйск, в тёплую пока ещё опорку, включил радио. Говорили о саркоме, эпидемии, эвакуации здоровых, карантине для больных. Слушал два дня. Потом вещание прекратилось, потом вырубилось электричество, потом глаза будто взорвались изнутри. Он успел только выключить свой телефон и сделать глоток воды перед тем, как потерял сознание.
– Такие дела… – вздохнул Миша. – Нет там никого живых из людей. Если и есть, то это нелюди, фашисты, расстреляли автобусы с людьми. Там же дети ехали.
Он опустил голову и прерывисто засопел, сдерживал слёзы.
Женщины так и сидели весь рассказ, закрыв рот рукой. Олег выкурил штук пять. Алексей сжимал кулаки.
– В Москве эвакуацию не объявляли… – тихо сказала Таня, – просто сказали пополнить запасы еды и воды, запереться в квартирах и ждать сообщений.
– Я когда узнал об эпидемии, на работу рванул, я на выходном был, – заурчал Семён, – не пустили.
Что получалось? Кто-то главный знал, что болезнь заразна и распространяется быстро. Кто-то хотел собрать выживших, но предпочёл не рисковать и отстрелять всех. Как больной скот. Интересно, выжила эта главная сволочь или тоже подохла?
Алексей был чернее тучи. Честь мундира, хоть и отставного, была втоптана в говно. Потом вспомнил Афган. Приказы выполнять беспрекословно. Не думать, не сочувствовать, не оплакивать. Вспомнил слова покойной жены незадолго до смерти: «Ты не человек, Лёша, ты – функция».
– Пойдём-ка Миша! – Олег рывком поднялся с насиженной коробки, – и ключики свои волшебные захвати.
Уже светало, когда они вернулись. Миша нёс в руках толстый журнал «Атлас автомобильных дорог», а Олег детское автокресло.
– Так значит! Едем на юг, заезжаем во все города по дороге, собираем всех, кого найдём. Все согласны?
Олег впервые в своей жизни говорил жёстко, в каждом слове лязгал прочный металл. Поэтому никто и слова против не сказал. Ильинична соображала завтрак и перекусы в дорогу, остальные укладывали коробки, пристраивали канистры, заправляли, готовили «газельку» к дальней дороге. Проснулся Санёк, Псинка носилась по площади и лаяла как дурная. Олег пошёл будить Павлика, из спальника высунулась заспанная мордашка. Карапуз зевнул и захныкал. Тёплые большие руки вынули его из машины. Тщ-тщ-тщщщ. Малыш прижался всем телом. А Олег тихонько покачивал его и бубнил ласковую несуразицу.
Ехали дальше почти весело. Делились историями из «прошлых» жизней, аккуратными планами на будущее. Рассказывали Саньку о природе за окном и историях городов, что предстоит посетить по пути. Иногда плели совсем небылицы, но никто к правде и не придирался. Назначили Сашу «главным по навигации». Он много спрашивал и уже почти не плакал. Рассказал, что мама и папа напоили его, болеющего, микстурой, носили на руках плачущую трёхлетнюю Дашу. Он уснул, а когда проснулся, нашёл маму с сестрой на полу, папу не нашёл. Долго плакал, потом оделся и пошёл к бабушке «всё рассказать». В дом, где жила бабушка, мамина мама, он не попал, там, у дверей сидел мёртвый дядька. Пошёл по улице, где его и нашёл «дядя Лёша».
