Осторожно переложив котенка в лежанку, я решил, что завтра сюда переберусь на пару дней, так как оставлять больное животное одного, точно нельзя. Тем более хозяин питомца письменно дал мне разрешение на это. Самое главное, что холодильник тоже набит и, в этот раз, я не постесняюсь заглянуть туда.

Чертов диван пах Эдвардом. И вообще, он был таким неудобным, что я всю ночь спал хреново. Кошак спал со мной и мурлыкал, лаская мой слух. Думаю, если бы не он, я вообще не уснул.

Разбудил меня какой-то шум и запах кофе. Тонкий аромат приятно кружился, наполняя комнату.

Я резко открыл глаза. С дивана на меня смотрел Эдвард, одетый в синюю рубашку и белые брюки. Мокрые волосы зачесаны назад. Бодрый и весь такой сияющий. В руке тот самый кофе.

− Доброе утро, − на лице возникло подобие улыбки.

Он склонил голову набок, рассматривая нас. В его глазах промелькнула непонятная искорка и сразу же исчезла.

− Как спалось?

Хотелось что-нибудь резкое ответить, но не смог. То, как он сидел и смотрел на меня, заставило повыше натянуть одеяло, а лучше бы укрыться с головой. Это не был пошлый взгляд или оценивающий. Что-то другое крылось в его глазах.

− Мелкий, прекращай выделываться. Одевайся и позавтракай, потом я отвезу тебя, − он вышел, оставив меня одного.

Чертов диван, я спал на нем шесть долбанных ночей. Именно столько дней я провел в его квартире.

Котенок недовольно фыркнул и медленно сполз на пол. Засеменил на кухню за Эдвардом. Я собрал все постельное белье и закинул в стиральную машину. Раз хозяин − дома, можно возвращаться в мой “милый и любимый дом”.

−Подружились уже, пока меня не было?

− Я назвал его Васькой.

Он многозначительно хмыкнул, посмотрев как котенок передвигается. Лапки начали заживать, и животное уже меньше хромает. Если Эдвард и заметил это, то никак не прокомментировал. Он молча придвинул в мою сторону кофе. На тарелке красовались пончики с разноцветной глазурью. Не дешевые из продуктовых магазинов, а купленные в кондитерской.

Я сел за стол и взял в бокал с горячим кофе. Я никогда не являлся фанатом кофе, и этот черный кислый и горький напиток, был для меня непонятен. Вот пончики − другое дело. Особенно с зеленой глазурью, возможно фисташковый. Я проглатывал один за другим.

− Итак, Веня, − сказал он негромко.

Я вздрогнул от его голоса и чуть не уронил пончик. Увидел изучающий взгляд и отложил пончик обратно.

− Ты учишься в институте, − сказал он.

− Да.

Пончики были такими манящими, и я никак не мог оторвать от них свой взгляд.

− Что изучаешь?

− Искусство.

Похоже, что я его удивил. Он покивал своим мыслям и продолжил изучать мое лицо. Долго он всматривался в мои глаза, снова заставляя мое сердце пропустить удар.

− А ты не похож на отца. Не такой амбициозный.

Я внимательно посмотрел на него. Что он несет? Эдвард достал пачку сигарет и закурил прямо на кухне.

− Знаешь, до встречи с моей сестрой, твой отец был совсем другим.

Я следил за каждой затяжкой.

− Она словно выдавила из него душу. Он стал другим.

Мне было интересно, в какой момент отец изменился? Казалось, что его новая жена появилась еще до того, как умерла мать. Отчасти, у меня всегда было подозрение, что отец виноват в смерти матери. Он начал крутить роман еще при ее жизни, и она догадывалась, что он ей изменяет.

− Моя сестра – настоящая мегера. Она всегда завидовала всем. С ней тяжело, и я тебе искренне сочувствую. Тебе приходится терпеть ее придирки. Но что я хочу тебе сказать… Она по-своему тебя любит. Это выглядит нелепо, но она по-другому не может проявлять свою заботу. Со временем ты поймешь это.

Я видел что-то похожее на отчаяние и обиду в его глазах. Злость. Ярость. У меня никак в голове не складывалось услышанное.

Я отвернулся, чтобы скрыть свое замешательство. Эдвард затронул ту больную струну, которую я пытался запрятать, как можно дальше. Возможно, если бы отец не завел отношения с мачехой, моя мать была бы сейчас жива.

Моя кровь закипает, и я машинально сжимаю кулаки.

− Зачем ты мне это рассказываешь?

Он потушил сигарету. Губы сложились в жесткую линию, а глаза недобро прищурились.

− Потому что ты чувствуешь себя брошенным и никому не нужным, но это не так. У нее никогда не было и не будет детей, а ты – единственное будущее, которое у нее есть. Но она не знает, как с тобой справляться. Ты достался ей уже со сложившимся характером.

Удивительно, почему он защищает сестру, которая постоянно посыпает его грязью? Я замираю, как испуганное животное, не зная, что будет дальше.

− Я прилетел в Россию еще три года назад, но никто об этом не знал. Твой отец уже начал тайно встречаться с моей сестрой. А твоя мать тогда связалась с нехорошими людьми, начала употреблять наркотики. Он не знал, что она творила за его спиной. И он не мог оставить ее. Он, по-своему, любил ее и сильно страдал. Его мучила совесть. А моя сестра… Она не хотела разбивать вашу семью.

− Но она это сделала! − не выдержал я.

− Все было не так. Твоя мать… Она была зависимой. Она часто принимала всякую дрянь, а твой отец и моя сестра постоянно вытаскивали ее из этого дерьма. В обычном состоянии твоя мать была прекрасной женщиной. Но только на время. Это и отдалило их, и твой отец потянулся к моей сестре еще больше.

Меня трясло от его слов. Я не понимал, почему все еще тут сижу и выслушиваю весь это бред! Моя мать – наркоманка? А его сестра с моим отцом, словно два супермена, спасали ее от зависимости? Большего идиотизма Эдвард придумать не мог. Я в одно мгновение разочаровался в нем. Этот подонок смеет говорить гадости о той, кого я любил больше всего на свете! Ворошить прошлое и нагло врать мне в лицо.

Этого всего не может быть! Мать всегда выглядела − абсолютно счастливой и здоровой. Значит, где-то тут нестыковка в рассказе Эдварда…

Я обхватил лицо руками, чувствуя, как голова идет кругом от рассказанного. А может быть, в его рассказе есть “доля” правды? Я, со своими подростковыми задвигами мог не замечать, что происходило вокруг. По глазам было видно, что Эдвард не врал, но поверить ему − я не мог.

Как я это определил? Не знаю… Обычно, когда он говорил, в его глазах мелькало что-то такое неприятное, презрительное, всего на мгновение, но оно давало понять, что он считает себя выше других. Этот взгляд очень сильно давил на меня, и я даже не всегда осознавал его. Просто, отчего-то чувствуешь себя внезапно, еще большим ничтожеством, чем ты есть на самом деле. Хотя… Куда же еще больше?

Но когда он рассказывал мне про маму, ничего такого в его взгляде, я не заметил. Он говорил серьезно и видно было, что он сам переживает. Его переполняла боль. Черт, он реально верит в то, что говорит!

− Что случилось в тот день?

− Я не знаю, − покачал он головой.

Я отчетливо помню тот проклятый день. Мама была в хорошем настроении и носилась по комнате, как угорелая. Конец августа, стояла теплая погода и она была в легком комбинезоне светло-голубого цвета, под ней − черная футболка. Длинные волосы она собрала в высокий хвост.

Она вышла за порог и больше не вернулась. На месте аварии была лишь груда металла. Ее сбила машина. Она умерла мгновенно, не успев ничего понять.

− Ты не одинок в своем горе, понимаешь? И тебе не нужно винить в ее смерти ни себя, ни мою сестру, ни отца. Так получилось. Ты можешь это принять и жить дальше? – говорил он убедительно, но у меня от этого разговора все внутри переворачивалось.

Зачем он вообще завел эту тему? Я только начал немного успокаиваться. Раньше при воспоминании о матери у меня всегда текли слезы. В последние несколько месяцев я уже сдерживаю себя.

− Почему ты мне все это говоришь сейчас?

− Потому что я чувствовал то же, что и ты. Никому не нужный, одинокий, с диким желанием сдохнуть как можно скорее. Я тоже потерял близкого человека когда-то…