– Куда?!

– В Ке… в Ке-ни-ю! – икая, проговорил он, радостно улыбаясь в потолок.

– Полагаю, я должна быть счастлива? – задала я скорее риторический вопрос, понимая, что именно на этот сюрприз намекал мне Пешехонов на балконе в своем доме.

Передо мной промелькнули жуткие картины: туалеты на улице, соломенные хибары и львы, бродящие по улицам города. Меня передернуло. При случае надо будет сказать Алексею, что порадовать меня этим не удалось. Вадим тем временем развернулся в правильном положении, удобнее устроился, натянул на нос одеяло и, как истинный джентльмен, изо всех сил борясь со сном, решил не оставлять мой вопрос без ответа:

– Не знаю, как ты, но я точно счастлив.

Пока я не понимала, как отнестись к этой сногсшибательной вести. Но, засыпая, решила, что завтра наступит новый день, и в нем уже не будет места ни для какой Кении.

Кения – Долина Инферин, март 1678 года

Хорошо жилось народу самбу, привольно. Куда ни посмотри, до самого горизонта тянулись широкие плодородные земли и пастбища. Зеленые холмы перемежались с редкими лесами, зарослями кустарника и болотистыми топями вдоль глубокой полноводной реки. Глаз радовала живописная природа саванны, не выжженная жарким солнцем, как в соседних краях, а лишь слегка опаленная им.

Многие молодые самбу здесь родились, выросли и тут же собирались закончить свой путь. Раньше они были народом кочевым, но здесь задержались надолго. И это было видно по их устоявшемуся быту и постройкам в деревне. Полукругом расположились соломенные хижины, замазанные глиной и грязью, рядом паслись стада коров и коз. Над кострами трудились женщины, готовя еду, бегали полуголые дети, а молодые мужчины ходили на охоту. И хотя самбу не употребляли в пищу мясо животных, охота для них была проверкой силы и доказательством взросления молодого воина.

Жизнь племени проходила размеренно, без происшествий. Самбу держались в стороне от других народов и почти не встречали чужеземцев. Может быть, еще и поэтому они были так удивлены, когда увидели незнакомых людей, приближающихся к деревне. Не будучи жестокосердными, самбу даже и не подумали напасть на чужаков. Мужчины лишь заслонили спинами свои семьи и с любопытством разглядывали пришельцев, не забыв при этом взять в руки копья. Из пришедших особенно выделялась женщина. Она была не похожа на девушек из племени самбу, привлекая внимание своей белой кожей и длинными волнистыми волосами цвета выжженной травы в период засухи. Глаза ее сияли голубым светом. Одежда иноземки состояла из однотонного длинного полотна, обернутого вокруг тела. В руках она держала сверток.

Рядом с ней шел мужчина средних лет с таким же, как у нее, цветом кожи и волосами. Глаза же его были, как у всех самбу, темные, почти черные. Выглядел он сурово. Хмуря темные брови, незнакомец крепко держался за свое оружие, сделанное из длинной палки, с привязанным к ней камнем. Сразу за ними следовало несколько мужчин и женщин подобной внешности. Все казались изможденными и уставшими.

Вождь племени решился и подошел к незваным гостям. Светловолосый, что шел во главе процессии, тут же поднял оружие наизготовку, но женщина жестом успокоила его. Она что-то шепнула ему и на наречии самбу произнесла:

– Мы пришли с миром.

Как только она сказала эти слова, сверток в ее руках зашевелился и заплакал. Вождь увидел маленькую лысую головку ребенка.

– Разреши нам передохну́ть до утра на вашей земле. Мои люди очень устали. Прикажи своим лучшим воинам завтра сопроводить нас к месту, которое я укажу.

– Мы мирное племя и не ищем раздора, – ответил вождь, удивляясь тому, что чужеземка знает их язык. – Я предоставлю вам и кров, и людей.

Чужеземцам выделили поляну на возвышении рядом с крайним домом в деревне. Так за ними удобнее было наблюдать. Женщины самбу принесли немного молока и какой-то пищи. Голубоглазая накормила ребенка и что-то приказала белому воину. Тот кивнул в знак согласия, ушел и вернулся только к вечеру с освежеванной тушей животного. Самбу, не выносившие пищи из мяса, брезгливо подергивали носами. А чужаки, не обращая на них внимания, разожгли костер и повесили добычу над огнем. Вскоре по всей деревне разнесся аромат жареного мяса. Дети, не в состоянии удержаться от удивительного зрелища и дразнящего запаха, подошли ближе к поляне.

– Видящая, эти дети так назойливы, – наморщил нос один из ее людей.

– Их с детства кормят какой-то бурдой, – ответила она, даже не взглянув в его сторону, – питайся так я, тоже вприпрыжку прибежала бы на аппетитный запах.

– Как долго мы намерены сидеть в этой дыре? – спросил воин. – Чем быстрее доберемся до Долины, тем больше надежды, что нас не съедят животные или не убьют, пока мы спим, какие-нибудь аборигены.

– Мы дойдем туда, и никто нас не съест. Ты прекрасно знаешь это и сам, – нетерпящим возражения тоном ответила Видящая.

Тем временем дети уже теснились у костра и жадно вдыхали аромат неизвестной им пищи. Взрослые же, напротив, с ужасом и отвращением издалека смотрели на поджаренную тушку. Мужчины племени стояли неподалеку с вождем и о чем-то шептались между собой.

– Ты уверена, что они не прибьют нас? – задал воин заботящий всех вопрос.

– Не глупи, – ответила Видящая, – они не тронут нас, пока мы не трогаем их. Но на всякий случай установи на ночь дежурство. Береженого бог бережет.

Матери самбу отогнали детей от костра и теперь с интересом выглядывали из хижин. Вечер наступил незаметно. Сначала зарделось алым цветом далекое небо, а потом как-то в один миг все накрыла беспросветная тьма. Однако то там, то здесь сквозь черное полотно небес проглядывали яркие звезды.

Ребенок белой женщины изредка всхлипывал, однако в целом оставался спокойным, несмотря на малый возраст, и не доставлял неудобств.

– Спи, Орэм, – нашептывала ему Видящая, – спи и набирайся сил. Скоро мы вернемся на землю, где твой король будет править долго и справедливо.

Самый молодой из спутников женщины услышал эти слова и улыбнулся. Он выглядел уставшим, лицо осунулось, а под глазами пролегли тени. Одежда, как и у других, была изношена и обожжена. Сейчас он мало чем от них отличался, но гордая осанка и отношение к нему самих чужеземцев выдавало его высокое положение.

Люди голубоглазой наспех перекусили и улеглись на лежанки из сухой травы, радуясь и такому приюту. Лишенные крова и необходимых вещей, они шли вперед к каменному тандему в надежде, что тот перенесет их обратно в Долину – в то время еще девственную и прекрасную. Прямо перед последним взрывом вулкана Золотой Обелиск переместил их за сотни лет назад к подножию горы Килиманджаро. И теперь главное было выжить! Тогда у них еще будет много лет впереди, чтобы понять, как остановить вулкан. Судьба дала им шанс, чтобы построить новый мир. Так сказала им Видящая, и они поверили ей. Та пообещала, что они еще будут счастливы и спокойны. Во все времена люди мечтали создать рай на земле. И всегда появлялся тот, кто готов был вести народ к лучшей жизни. Но люди всегда остаются людьми – они склонны к зависти, к жажде власти, к заговорам и предательству. И как бы то ни было, каждая новая группа, которая пытается построить идеальный мир, обречена на провал.

Видящая знала это и не верила в утопию, она просто вела тех, кому это было нужно. Это была ее судьба, с которой пришлось смириться, хотя она и предвидела наперед, что все рано или поздно вернется на круги своя. Сколько ни пытайся изменить происходящее, чего ни выдумывай, все бесполезно. Когда-нибудь и в их новом царстве грянет буря… но все это будет потом, спустя много лет. А сейчас они просто идут вперед. Сейчас нужно вернуться в Долину Инферин и позаботиться о будущем правителя и о жалком остатке его народа.

Кареглазый соратник Видящей долго смотрел на нее. На то, как та нежно шептала что-то младенцу, на то, как подбодрила павшего духом короля, на то, как мерцали огоньки от костра в ее глазах. Она была еще молода и красива, но морщинки у глаз и на лбу выдавали груз ее забот. Вести людей сквозь пустыни и реки – не самая легкая ноша для молодой женщины. Но те уверенность и страсть, с которыми Видящая взялась за эту работу, заставляли уважать ее. А еще – трепетать сердце. Он видел, что с каждым днем она все больше ожесточается, и это действительно беспокоило его. Им все сложнее было находить общий язык. Он потряс головой, отгоняя эти мысли, зная, что ни к чему хорошему они не приведут, и, взяв шкуру животного, укрыл их ребенка.