На секунду возникло безрассудное желание во всем признаться Нику. Джоанна всегда чувствовала себя лучше после разговоров с ним. Кроме того, вчерашнее происшествие казалось таким пугающим и невероятным, что она просто обязана была хоть с кем-то поделиться. Но только не с Ником. Бабушка предупредила, что нельзя сообщать обычным людям о существовании монстров.

С первого этажа донеслись голоса: сотрудники музея прощались друг с другом. Снова послышалось хлопанье дверей. Люди расходились по домам.

– Я только хотела попросить прощения, – с трудом выдавила Джоанна и попыталась сглотнуть ком в горле.

Теперь она понимала, что не следовало вообще появляться здесь. Не следовало искать встречи с Ником. Хотя к кому тогда обратиться? По правде говоря, после вчерашних событий Джоанна очутилась в новой реальности: странной и опасной. В реальности, к которой он не принадлежал.

Несколько бесконечных секунд Ник не отвечал. На его лице мелькали тени различных эмоций. Кажется, сейчас он гадал: увидит ли снова Джоанну, если она сейчас уйдет?

Сердце болезненно сжалось. Она сказала Рут, что ей нравится напарник по работе, разделяющий любовь к истории, но на самом деле чувства были куда сильнее. С первой же встречи между ними будто пробежала искра узнавания. Возникло ощущение, что они знали друг друга всю жизнь. А после приглашения на свидание Джоанна только что не летала, окрыленная неведомыми до сих пор эмоциями. Она и не представляла, что существуют столь глубокие и сильные переживания.

Поэтому одна мысль уехать и не возвращаться – никогда больше не увидеть Ника – заставляла сердце болезненно сжиматься, разбиваясь на тысячу осколков. Но так нужно. Джоанна знала, что обязана это сделать, так как никогда не смогла бы солгать ему. Она и сейчас испытывала острое желание все рассказать.

– Пожалуйста, не надо, – прошептал Ник, стоя совсем близко к Джоанне. В его темных глазах мелькнула боль. – Не уходи.

Значит, он и в самом деле догадался.

«Я должна, – подумала Джоанна, – потому что не доверяю себе, когда ты рядом. И боюсь того, что могу тебе рассказать. Боюсь того, кем являюсь».

Но когда Ник снова умоляюще попросил: «Пожалуйста», – она поймала себя на том, что кивает.

Сотрудникам запрещалось задерживаться в музее после закрытия, и Джоанна чувствовала неловкость оттого, что нарушает правила, так как обычно исполняла законы и предписания неукоснительно. Как и Ник. Но сейчас они оба прошли в дальний конец библиотеки и устроились прямо на деревянном полу под большим окном, где отсутствовала вероятность повредить ветхие предметы обстановки.

Ник постелил свой пиджак в качестве импровизированного покрывала для пикника, достал из рюкзака плитку шоколада с орехами и серьезно прокомментировал:

– Не хочу уронить на паркет крошки.

Белый ворот рубашки чуть съехал, пока Ник расправлял складки, и Джоанна старалась не смотреть на его шею, а когда он передал шоколад, вздрогнула от соприкосновения их пальцев и с трудом удержалась, чтобы не отшатнуться. Чтобы забрать время у мистера Солта, оказалось достаточно просто мимолетно дотронуться до его затылка. Джоанна никогда не простила бы себе, если бы с Ником произошло то же самое. Не простила бы себе, если бы забрала часть его жизни.

По молчаливому согласию они избегали обсуждения неудавшегося свидания, придерживаясь безопасных тем.

– Ты сегодня помогал в саду? – поинтересовалась Джоанна и поняла, что ее слова прозвучали так же неловко, как она себя чувствовала.

– Нет, заканчивал инвентаризацию к аудиту страховой компании, – хотя в глазах Ника мелькали десятки собственных невысказанных вопросов, он все же ответил на ее. От усталости его акцент уроженца Йоркшира становился заметнее, что произошло и сейчас. – Я составлял каталог предметов в той комнате, которая так тебе нравится – с маленькими картинами.

– Палата с миниатюрами, – кивнула Джоанна.

Наверное, Ник потратил уйму времени, чтобы описать все интересные предметы. Это работа предназначалась для двоих, а он делал ее в одиночку. Неудивительно, что он так устал. Почувствовав себя виноватой, Джоанна опустила глаза. Раскаяние, как живое существо, грызло ее изнутри. Вчера – мистер Солт. Сегодня – Ник. Кому она причинит боль завтра? Пусть это и произошло ненамеренно, но лучше от этого не становилось. Так поступали все монстры?

По мере ничего не значащей беседы напряжение из-за невысказанных вопросов между ними нарастало. Казалось, непроизнесенные слова звучат громче тех, что слетали сейчас с языков.

Джоанна подтянула колени к груди и обняла их. В Холланд-Хаусе становилось все тише и тише, пока даже паркет не прекратил скрипеть. Во всем музее теперь находились только они двое.

Вечернее солнце заливало лучами наполовину избавленную от пыли картину на противоположной стене.

– Мы так и не закончили уборку, – заметила Джоанна. Работы оставалось максимум минут на тридцать. – Я все доделаю, перед тем как уйти.

– Подождет до завтра, – тихо проговорил Ник.

Завтра. Джоанна не знала, что будет завтра. Она с трудом могла думать о сегодняшнем вечере, поэтому сейчас выкинула все мысли из головы и откинулась на стену. Пыльная картина размером была почти в натуральную величину, но отсюда выглядела как одна из миниатюр. На портрете мужчина в охотничьем костюме эпохи Регентства стоял под дубом, надменно приподняв подбородок.

Ник проследил за взглядом Джоанны и улыбнулся.

– Астрид называет этого пижона писаным красавцем. Поспорить сложно, он и правда написан маслом.

К своему собственному удивлению, Джоанна рассмеялась. Ей самой всегда казалось, что изображенный на картине мужчина скорее жестокий. Он попирал сапогом распростертый у ног труп убитой лисицы. Художник придал глазам охотника выражение холодного торжества, как у настоящего хищника.

– Говорят, когда-то Холланд-Хаус принадлежал ему, – добавил Ник.

– Можешь себе представить, каково было здесь жить всего одной семье? – протянула Джоанна, вспомнив количество пустовавших сейчас комнат. – Такое огромное пространство.

– Не могу вообразить свое детство в подобном месте, – Ник поднял взгляд к потолочному окну, где на фоне вечернего неба уже проступали серебряные звезды. – Мы с братьями и сестрами росли в крошечной двухкомнатной квартирке. Для восьмерых она была слегка тесновата. – Эти слова прозвучали уже спокойно, больше похоже на привычные беседы.

– Восьмерых? – с изумлением переспросила Джоанна, которая хоть и знала о наличии у Ника братьев и сестер, все же не представляла, что их окажется так много.

– Трое братьев и две сестры, – кивнул он. – Все мальчишки спали в гостиной до тех пор, пока мне не исполнилось семь лет. Но мы не возражали. Было даже уютно, ну, знаешь как бывает?

– Ага, – вздохнула Джоанна, вспоминая летние каникулы с семейством Хант. Она любила спокойствие и безмятежность их с отцом дома, но и гостить у бабушки тоже обожала. Раньше, во всяком случае. Сейчас же не могла понять, как к этому относиться. От этой мысли на глаза навернулись слезы, и она зажмурилась, чтобы их отогнать. – Знаю.

Ник поколебался, явно желая что-то спросить, и Джоанна затаила дыхание, представляя, что именно, и с ужасом ожидая его слов, но он просто придвинулся ближе. Теперь их руки соприкасались.

Они сидели так некоторое время, пока Джоанна пыталась справиться с эмоциями. Затем она сумела выдавить:

– Расскажи о своей семье.

Ник снова замялся, пристально глядя на собеседницу, но в конце концов все же принялся рассказывать:

– Пока я рос, у нас почти ничего не было, кроме друг друга. Родители учили нас заботиться об остальных, помогать тем, кто нуждается. Я до сих пор верю, что это правильно: относиться по-доброму к окружающим.

Кто-нибудь другой мог произнести эти слова насмешливо, чтобы продемонстрировать «крутизну», чтобы выразить скептицизм насчет наивности родительских наставлений. Но Ник говорил просто и серьезно. Так, будто действительно верил в сказанное.