Казалось, Фернандо совершенно не принимал действительность, жил какими-то иллюзиями.
Вопрос «рожать или не рожать» я не ставила. Мне было 30, и если Бог дал ребенка, значит надо рожать – думала я.
В голове был только один вопрос: где брать деньги?
Казалось, Фернандо это не особо заботило. Все дни, пока я была на работе, он оставался дома. Занимался спортом, учил русский язык по учебникам, готовил что-нибудь на ужин и ждал меня с работы.
Он прекрасно ко мне относился, у нас были хорошие отношения, но он – иностранец в чужой стране. Было очевидно: вопрос поиска денег лег на мои плечи.
Сначала я думала, что справлюсь сама. Может быть, откладывать какую-то сумму со своей зарплаты несколько месяцев до декрета, чтобы жить на них потом. А к тому времени Фернандо устроится на работу…
Еще можно использовать мою машину для какой-нибудь подработки…
Я все время прокручивала в голове разные варианты, но они все не подходили. Этих денег было недостаточно. Я не знала, где взять сумму на содержание трех человек в течение нескольких лет.
В один из дней я пришла на работу. У меня уже начался ранний токсикоз. Грудь увеличилась и все время болела, живот тоже стал выдаваться.
Это было заметно только мне и можно было легко скрыть одеждой, но меня постоянно тошнило от любых запахов. Я чувствовала себя тяжеловесной и неуклюжей. Настроение все время было на нуле из-за проблемы, решения которой я не видела.
Я тогда работала со строгим, непредсказуемым начальником. Все подчиненные боялись его, заискивали и терпели все его выходки. Но на меня он никогда не повышал голос. Я работала в холдинге четыре года: два года на руководящей должности в одной из его дочерних компаний, и затем два года в головном офисе. Он жил за рубежом и в офисе бывал редко. Но мы были с ним на связи каждый день. А когда он приезжал, я отчитывалась перед ним по всем вопросам.
И вот, он снова приехал в Москву.
Я не знаю, что с ним случилось в тот день. Он позвонил и сорвался на меня в трубку.
В первый раз он кричал на меня так, что я отодвинула телефон от уха.
Я очень сдержанно и спокойно ему отвечала – до этого я уже не раз наблюдала, как он кричал на других. Но мне это было неприятно. Он никогда не позволял этого со мной раньше.
Мы закончили разговор, и я вернулась к работе.
Как вдруг он позвонил снова и стал опять кричать.
Причина была несущественной – речь шла об одном документе, который я составляла для него на английском. Я сделала этот документ сама. Но ему не понравилось, какие формулировки я использовала, и он попросил заказать официальный перевод в бюро переводов.
Я заказала перевод там, где для него всегда их делали. Но теперь он звонил и кричал, что документ стал еще хуже, чем тот, что составила я.
Этого я выдержать уже не могла!
Я никому и никогда не позволю разговаривать с собой по-хамски. Даже если этот человек платит мне деньги.
Я понимала – причина совсем не в документе. Получалось, я сама составила текст лучше, чем сотрудники бюро переводов. Но моего начальника все не устраивало. Он просто цеплялся и цеплялся ко всему.
В тот день ему нужен был кто-то, на кого сорваться. И он выбрал меня.
Я спокойно сказала:
– Я сейчас занесу свое заявление на увольнение.
Он ответил:
– Заноси.
В глубине души я надеялась, что он сейчас успокоится и начнет меня уговаривать остаться. Раньше у нас никогда не было таких ситуаций, и я знала, что он был доволен моей работой.
Но он подписал заявление.
Позже я узнала истинную причину. Его заместитель, которая терпеть меня не могла с первого дня моей работы, в то самое время продвигала на мою должность свою знакомую. И мой начальник встречался с ней незадолго до этого.
Когда я это узнала, было слишком поздно.
Конечно, я могла забрать заявление и сказать, что беременна. Законодательство было на моей стороне. Но это означало бы вступить в войну со всеми – и с начальником, и с его заместителем.
Работать в обстановке, когда тебя хотят уволить, но оставили только из-за твоего положения, мне не хотелось. Это постоянный стресс, новые конфликты и угроза прерывания беременности и выкидыша.
Так я оказалась без работы. Беременной. Со съемной квартирой и иностранцем на иждивении.
И машиной в кредит, за которую еще оставалось выплачивать приличную сумму.
***
Теперь я лишалась машины. Мне нужно было срочно ее продать, чтобы погасить кредит.
Я носилась по городу, беременная в попытках продать машину. По объявлениям никаких откликов не было. Продать быстро можно было только перекупщикам. Я ездила, показывала, они называли цены… Это были копейки – полученной суммы недостаточно даже чтобы покрыть остаток долга.
Мои силы были на исходе.
Приближался последний рабочий день, а денег все еще не было.
Зам. начальника ходила радостная и уже мечтала, как на мою должность выйдет ее подруга.
В последние дни перед увольнением она вдруг стала со мной чрезвычайно любезной, хотя до этого не здоровалась и настраивала против меня весь коллектив. Однажды я даже слышала, как она отчитывала сотрудника своего отдела за то, что он зашел ко мне в кабинет. «Зачем ты туда ходишь? Решай все через меня!» – кричала она на него.
Разумеется, мой начальник ничего не знал об этом… Жаловаться не в моем характере. Я просто молча делала свою работу и продолжала здороваться с ней каждый день.
Я уже совсем отчаялась, когда позвонила своему близкому другу. Ни на что не рассчитывая. Мне просто нужно было с кем-то поговорить.
Я рассказала ему про беременность и про то, в какой ситуации оказалась.
Неожиданно он предложил помочь с деньгами.
Друг дал мне в долг сумму, которую нужно было вернуть за кредит. Мы договорились, что я ему отдам деньги, как только продам машину.
Наступила дата моего увольнения. Я подписала документы, сдала пропуск и уехала домой.
Позже я нашла покупателей и вернула долг другу. Я продала машину.
Впервые за всю мою жизнь я почувствовала себя мужчиной, а не женщиной. С неожиданно свалившейся ответственностью обеспечивать себя, своего мужчину и ребенка. И я оказалась в этой ситуации не по своему выбору.
Моих накоплений хватало лишь на несколько месяцев проживания с арендой.
Я поняла, что продолжать надеяться только на себя бессмысленно. Мне нужна была помощь. Хотя бы, чтобы уехать и жить где-то пару лет, пока ребенок не подрастет, и я не смогу снова выйти на работу.