Асан замер, всматриваясь в лицо Трибунального Истигатора, после медленно поднял кружку, сделал глоток и, отставив выпивку в сторону, потянулся через стол, пожать руку мага.

— И какова награда? — спросил Асан, хватаясь за ладонь истигатора.

— Больше, чем ты можешь себе вообразить, — улыбнулся Неро. — На кону абсолютно все, Асан, абсолютно все.

Бандит кивнул, будто бы понимал, о чем идет речь.

— Что потребуется? — спросил Асан.

— Мне нужен ты и еще десяток твоих лучших людей, — ответил Неро.

— Когда?

— Через неделю, — ответил маг. — Убедись, чтобы все было надежно. И никто не будет трепаться.

— Иначе и не бывает, — фыркнул Асан.

— А ты перепроверь, — с нажимом сказал Неро, — ты уже знаешь цену ошибки.

— Понял, — кивнул мужчина. — Но мне нужны будут деньги. Для парней.

— Сколько скажешь, — ответил Неро.

Брови Асана удивленно взлетели, но он быстро взял себя в руки. Неро всегда был щедрым заказчиком, но никогда не позволял назначать цену самостоятельно.

— И речь не только о серебре, — продолжил Неро. — Амулеты в том числе.

— Любые? — уточнил Асан.

— Любые, — кивнул Неро. — Кроме красно-желтых.

— Эта мерзость мне ни к чему.

— И правильно.

— Значит, неделя, — задумчиво протянул Асан. — Все будет готово в срок.

— Надеюсь на тебя, Асан, — кивнул Неро.

Бандит поднял свою кружку, осушил ее в два глотка, а после встал из-за стола и исчез в едва приметной боковой двери. Неро посидел еще минут пять, лениво тягая пенное, после чего тоже поднялся и вышел на улицу.

Первый шаг в пропасть он сделал вчера, символически выкупив Кири. Второй шаг — только что. Еще можно было бы отказаться от этой затеи, но чем дальше продвигался истигатор по пути познания своих устремлений, истинных устремлений, тем тяжелее было свернуть.

Он пытался убить Осиора, опасаясь, что Шестой Трибунальный Истигатор помешает грядущему восстанию магов, разгадает их с Малтором замысел. Но вот, истигатора нет в столице, а еретик расплывчато намекал, что Аурантис, Осиор и другие братья Трибунала канули в небытие и более им не угроза. Но сейчас, внезапно для самого себя, Неро осознал, что вперед его толкает именно мораль старого друга и наставника, та мораль, что он отрицал годами, и которая так его бесила, та мораль, в которую Осиор был десятилетия облачен, будто в волшебную броню.

Для самого себя Неро наконец-то понял, почему он так возненавидел Синего Трибунального Истигатора после его поражения в Табии и бегства из Шамограда. Не потому что Осиор бросил его и Виолу, не потому что он отказался от служения. В тот момент Неро показалось, что Осиор предал то, во что всегда верил, а уважал он его именно за веру в Устав и его нерушимость. Нет, Осиор никогда не был прав в своем следовании Закону Магов — он порабощал колдунов Круга, лишал возможностей и свобод, но отказ от служения своим идеалам был намного более серьезным преступлением, чем следование за ложными постулатами Устава. А теперь… Неро едва не повторил ошибку своего друга. Но он был лучше Осиора. Всегда и во всем. Так что в отличие от Шестого, Красный Трибунальный Истигатор вовремя заметил, что его путь ведет куда-то не туда, и сейчас маг исправлял свои ошибки.

И этой ошибкой был Малтор, вне всяких сомнений.

Оплеуха от Витати будто бы вернула меня на землю. После того, как я наконец-то успокоился и взял себя в руки, стали налаживаться и дела. Я вернулся к службе, работе с амулетами, посетил дом Варналов, где меня приняли с особой теплотой.

Тему произошедшего у Хаштов мы старались не поднимать, но барон прямо заявил, что признателен за то, что я спас его старшего сына от увечности, а из глаз Марвина Варнала пропал этот подозрительный холод, который я нет-нет, да и замечал в моменты, когда баронет смотрел на меня. Торис же, как и ожидалось, просто был бесконечно рад, что все обошлось.

Уже позже перед самыми смотрами в гвардию, сидя в кабаке и обедая, друг мне сказал:

— Знаешь, Рей, — начал баронет, цепляя с общей тарелки кусочек сала, — Умберт был куском дерьма.

— Знаю, — кивнул я. — Но все же, не стоило.

— С чего это?

— Витати мне доходчиво это объяснила, — уклончиво ответил я.

Как винефик и обещала, за прошедшую неделю она выбила из меня всю дурь, которой я успел нахвататься. Как говорила сама дочь Келанда, боль очищает разум. Утверждение это было сомнительным, так как боль — это всегда боль, но вот поразмыслить над своим поведением мне пришлось, потому что у Витати была удивительная способность чувствовать сомнения. И пока я сомневался в правильности ее слов — я получал удары палкой.

Тренировки с винефиком подействовали на меня отрезвляюще. Ушла эйфория от близости с принцессой, ушли сомнения на счет учителя. Нет, где-то глубоко в сердце обида на Осиора, точнее, на его отъезд, у меня остались, но теперь я перестал винить учителя во всех бедах. Витати напомнила мне, что именно маг спас меня в Нипсе, взял в ученики и привез в Шамоград. Осиору я обязан, наверное, даже более чем загадочному Эдриасу, что сделал меня магом. Ведь Эдриас просто был размытым видением из моих снов, а без наставлений и помощи Осиора я бы просто сгинул. Скорее всего, был бы продан в магическое рабство как маг-дикарь, вот и вся история. Так что, можно сказать, я примирился с собой и вернул здравость суждений и взглядов, апофеозом потери которых стала бойня на дороге.

— Знаешь, я всегда догадывался, что твои эти режущие щиты — страшная вещь, но мне тут такого рассказали… — продолжил Торис. — Это все техники келандцев? Все эти рубящие удары, будто огромным лезвием…

— Винефиков. Это техники охотников на магов, — нехотя ответил я. — И тренировалось все это, чтобы сражаться с магами.

— А тебя не смущает то, что Витати учит тебя убивать именно колдунов? — спросил Торис.

— Это логично, — пожал я плечами, отпивая эля. — На поле боя маги всегда ищут других колдунов, чтобы обезопасить своих союзников. Так сказать, равные с равными. Ты, кстати, поучился бы у брата, эту науку и Марвин знает.

— Ты о чем? — удивился Торис.

Я рассказал другу маленькую деталь нашего с Марвином столкновения в кругу во время тренировки.

— Мы с Витати потом отдельно разбирали этот прием. Когда кончик меча упирается в щит и просто пробивается огромным давлением… Опасный выпад, я вот такого не ожидал. Тем более, палач в Нипсе пытался пробиться ко мне кувалдой. Тебя такому не учили?

Торис только покачал головой.

— У Марвина были лучшие наставники, не чета моим, — сказал друг. — Оно и понятно, он старший. Так что нет, не учили. Я слышал, что есть мастера, которые умеют прорываться через магические щиты, не очень сильные, но все же. Но вот как именно это делается…

— Если мы будем служить вместе, тебе стоит подтянуть кулачный бой, — сказал внезапно я. — Ведь чуть что, первым делом я закрываю принцессу, а потом накину щиты на тебя.

— Ты про эти ударные браслеты? — уточнил Торис.

— Да, про них. Ты неплохо тогда поработал, у мастеровых.

Торис довольно хмыкнул, я же понял, что наша эта беседа — подъем всех возможных и ранее запретных тем, которых мы упорно избегали.

— А у Хаштов… — начал Торис, но я только хмуро посмотрел на друга из-за кружки эля.

— Слушай, но я должен знать! — воскликнул баронет, а потом, уже понизив голос, продолжил, — так что случилось в поместье? Куда ты пропал?

— Да все ты знаешь, — недовольно ответил я.

— Так-то слухи, а ты мне сам расскажи, — настаивал Торис.

Я только мотнул головой, отгоняя непрошеные воспоминания, после чего перевел разговор на другую тему.

Наедине с Отавией мы более не виделись. Принцесса будто бы держала между нами дистанцию, резко охладев после истории с виконтом Умбертом. Маркиза Хашт так и вовсе, время от времени бросала на меня уничтожающие взгляды. Я понимал, что натворил бед, но то, что принцесса так восприняла произошедшее… Наверное, гаже всего мне было от того, что причиной этого похолодания стал именно этот паршивец, виконт. Я бы мог понять, если бы Отавия отвернулась от меня за расправу над кем угодно другим, но Дик в моих глазах все еще был опасным и неуправляемым идиотом и садистом, насмешкою судьбы родившемся в именитой семье. Был бы он из простолюдинов — мучал бы кошек и собак, да потом поколачивал свою жену и престарелых родителей. Но именно эта мерзость была облечена властью и силой, а насмотрелся я за последний год много чего. И как он бил пажей, целя в живот и промеж ног, и как доводил до слез и истерик дворцовых служанок. Мне казалось, что на Замковой горе нет и не могло быть человека, кто оплакивал бы смерть виконта, а в момент, когда мои щиты отделили его больную голову от туловища, мне вовсе виделось, что я оказываю Шамограду, да и всей Дагерии, огромную услугу. Потому что таких, как Дик Умберт, стоило бы душить если не в колыбели, то уж точно не давать доживать до половозрелости. И это касается только тех деяний виконта, коим свидетелем был я лично! А уж что поговаривали про его выходки в публичных домах и что он творил с рабами и слугами в родном поместье…