27 января 1689 г. царица Наталья Кирилловна на семнадцатом году женила сына на дочери окольничего Федора Абрамовича Лопухина Евдокии. Свадьба была сыграна скромно. Венчался Петр в маленькой дворцовой церкви Апостолов Петра и Павла, построенной в 1684 г. Таинство совершал его духовник протопоп Меркурий. К красавице жене Петр не почувствовал никакой склонности. По-видимому, его гораздо более занимали в то время заложенные предыдущим летом в Переяславле корабли. Едва миновал медовый месяц и стали вскрываться реки, Петр летит уже, забыв жену, к любимому озеру. Сохранилось пять писем Петра к матери, писанных из Переяславля весной 1689 г.[91]: «Вселюбезнейшей і паче живота телесного дражайшей моей матушьке, – пишет он в одном из них, – гасударыни царице і великой княгине Наталиі Кириловънѣ; сынишъка твой, в работе пребывающей, Петрушъка, благословения прошу, а о твоем здравиі слышеть желаю. А у нас молитвами твоіми здорово все; а озеро все вскрылось сего 20-го числа, і суды все кромѣ большого коробля в оддѣлъкѣ, тол [ко] за канатами станетъ, і о том милости прошу, чтоп тѣ канат[ы] по семисот сажен ис Пушъкарского приказу не мешкофъ присланы были; а за ними дhло станет, і житье наше продолжитца. По сем паки благословения прошу. Iс Переславъля, апреля 20 д. 1689». Судя по записям Дворцовых разрядов, 23 апреля Петр был уже в Москве. «За три часа до вечерни» в этот день он «изволил с Москвы итить в село Преображенское», 26 апреля из Преображенского он приезжал в Москву на панихиду по царю Федору Алексеевичу и вернулся опять туда же[92]. Проведя конец апреля и май в Преображенском, где также началась постройка потешного корабля, Петр 2 или 3 июня 1689 г. опять примчался в Переяславль. 8 июня он писал матери письмо, опять вводя ее в свои интересы: «Вседража[й]шей моей матушъкѣ недостойноi Петрушка, благословения прося, челомъ бью i за присылъку з дохтуромъ i з Гаврилою (Головкиным), яко Ной иногъда о масличном сукѣ, радуюся i паки челом бью. А у нас все молитвами твоіми здорово, i суды удались всѣ зело хороши. По семъ дай Господь здравия души i тѣлу, якоже азъ желаю. Аминь. Jс Переславъля, іуня в 8 д. А масътеръ корабелной Кортъ (помощник Карстен Бранта) іуня в 2 д. умъре до нашего приезду за дватцать за два часа»[93]. 11 июля видим Петра уже в Москве в Архангельском соборе на панихиде по царю Федору Алексеевичу. Панихида должна была служиться 8 июня на память Федора Стратилата, но была отложена до 11-го, «для того, что государей из походу дожидались»[94].

Петр и Иоанн Гравюра Ф. Жоллена. 1685

В этих забавах проходила юность Петра, и он достиг уже семнадцатилетнего возраста. Если в одиннадцать лет иностранцу, его видевшему, он казался шестнадцатилетним, то понятно, что в семнадцать лет он выглядел совершенно взрослым. Лица, стоявшие близко к Петру, пользовались, конечно, каждым случаем подчеркнуть возмужалость царя и его способность взяться за государственные дела. Передавая толки в московском обществе и, может быть, выдавая предположения и желания за совершившиеся уже факты, шведский резидент в Москве фон Кохен еще в декабре 1687 г. доносил своему правительству, что теперь царя Петра стали ближе знать, так как «первый министр кн. Голицын (Василий Васильевич) обязан ныне докладывать его царскому величеству о всех важных делах, что прежде не делалось; говорят, что в течение наступающего января месяца его царское величество вступит в брак». Брак состоялся ровно на год позже. 10 февраля 1688 г. тот же Кохен доносил, что «его царское величество царь Петр прилежно посещал Думу и, как говорят, недавно ночью секретно рассматривал все приказы»[95]. Нет пока возможности проверить это сообщение; но от марта того же 1688 г. имеется вполне достоверный документ, содержащий известие о посещении Петром Посольского приказа и намек на посещение им Разряда. 16 марта, в четвертом часу ночи, т. е. по нашему счету в десятом часу вечера, Петр, возвращаясь из Архангельского собора с панихиды по царю Алексею Михайловичу, зашел в сопровождении свиты в Посольский приказ, был там в Большой палате, побывал и в другой комнате, так называемой «тайной казенке», где обратил внимание на находившиеся там иконы. Об этом посещении царя приказные дьяки В. Бобинин, И. Волков и Б. Михайлов на следующий день известили князя В.В. Голицына и его сына письмом: «Премилосердным государем нашим князю Василию Васильевичу, князю Алексею Васильевичу здравия и радости и нескончаемых благ непрестанно со усердием желаем. Известно вам, государем, чиним, что сего марта в 16 день великим государем, их царскому величеству, выход был к Архангелу к понахиде, а после того в ночи в четвертом часу пришествие великого государя царя и великого князя Петра Алексеевича (титул) было в государственной Посолской приказ и изволил в большой палате постоять у стола и смотреть росписи колодником и в тайной казенке быть изволил же и смотрел икон. А были при нем, великом государе, князь Борис Алексеевич Голицын, бояря князь Михайло Алегукович Черкасской, князь Михайло Иванович Лыков, князь Иван Борисович Троекуров, окольничей Семен Федоровичь Толочанов, Алексей Иванович Ржевской и иные ближние люди, человек з двадцать. И при нем, великом государе, спрашивал князь Борис Алексеевич: где сидят донские раскольники? И дневальные сказали, что розданы дьяком и подьячим за караул по дворам. И изволил великий государь из государственного Посолского приказу шествовать в Розряд. А иных колодников и ни о чем о ином спрашивать не изволил. А в то, государи, время, как ево государское пришествие было и в приказе дневальные подьячие и сторожи были все и ко входу палату отперли вскоре. И все, государи, в приказе здорово»[96]. Петр, следовательно, заходил в приказ уже в неприсутственное время, когда в нем оставались только дежурные подьячие и сторожа.

То обстоятельство, что Петр постоял несколько времени у стола в Большой палате Посольского приказа и посмотрел на иконы в тайной казенке, не дает еще возможности заключать о его стремлении взяться за государственные дела, сколь ни оригинально было это посещение царем приказа, прецедента которому нельзя, вероятно, найти в истории XVII в. Но Софья и ее приверженцы могли истолковать это неожиданное происшествие как один из признаков желания приближенных Петра знакомить царя с государственными учреждениями и вводить его в работу государственной машины. Разговоры о переходе власти к Петру не прекращались в Москве всю весну 1688 г.

«Самое правительство, – пишет тот же Кохен от 6 апреля, – находится in statu quo ante, и потому известие из Польши о происшедшей перемене правительства есть пустой вымысел. Если бы что произошло, то я по обязанности не преминул бы тотчас уведомить о том». Но 11 мая он уже сообщает: «Кажется, что любимцы и сторонники царя Петра отныне тоже примут участие в управлении государством. Несколько дней тому назад брат матери его, Лев Кириллович Нарышкин, пожалован в бояре»[97]. В январе 1689 г. произошло событие, окончательно уже свидетельствовавшее о совершеннолетии Петра: он женился. Положение правительницы Софьи становилось поэтому неловким: ей предстояло удалиться.

Софья прекрасно понимала это и давно уже стала заботиться о том, чтобы упрочить свое положение, придав своей власти более постоянную форму. После заключения вечного мира с Польшей 26 апреля 1686 г., по которому Киев оставался навсегда за Московским государством и который справедливо мог считаться крупнейшим успехом ее правления, Софья стала именовать себя в грамотах рядом с именами царей. Указ об этом именовании царевны вышел 8 января 1687 г. В грамотах и других официальных актах титул государей стали писать таким образом: «Великие государи цари и великие князи Иоанн Алексеевич, Петр Алексеевич и великая государыня благоверная царевна и великая княжна София Алексеевна, всея Великие и Малые и Белые России самодержцы». С того же времени царевна стала появляться вместе с царями на дворцовых церемониях и на выходах к церковным торжествам, приучая общество видеть себя неразлучной с царями. Но всего этого было недостаточно. У Софьи созревает мысль о венчании царским венцом. В августе 1687 г. Софья поручила своему второму фавориту, Шакловитому, без шума разведать, как примут эту мысль стрельцы и поддержат ли ее намерение. Шакловитый созвал к себе на дом 30 стрелецких урядников и предложил им написать челобитную с просьбой, чтобы царевна венчалась царским венцом. Урядники отнеслись к предложению холодно, заявив, что челобитной писать не умеют и опасаются, примет ли ее царь Петр Алексеевич. «Если не послушает, – возразил Шакловитый, – схватите боярина Льва Кирилловича Нарышкина и кравчего Бориса Алексеевича Голицына: тогда примет челобитье». – «А патриарх и бояре?» – спрашивают неохотно стрельцы. «Патриарха можно переменить, – горячится Шакловитый, – а бояре – отпадшее, зяблое дерево; разве постоит до поры до времени один князь Василий Васильевич Голицын». Так передавался этот разговор позднее на следствии по делу Шакловитого, осенью 1689 г. Из этой беседы Софья поняла, что стрельцы не будут ее поддерживать особенно усердно, раз надо было прибегать к таким насильственным мерам, как захват близких к царю людей и смена патриарха. На время она решила отложить свое намерение, однако не совсем отказалась от него. Для более постепенного приготовления умов к замышляемому перевороту был отпечатан ее портрет в царском облачении, в короне и со скипетром в руках. Ее окружают семь аллегорических изображений, представляющих семь ее добродетелей («разум, благочестие, щедрота, великодушие, надежда божественная, правда, целомудрие»). Сильвестр Медведев написал к портрету вирши, прославляющие царевну за эти добродетели. На овальном ободке портрета прописан был полный царский титул царевны с обычным перечислением всех земель, входящих в состав Московского государства. Такое же изображение с надписями на латинском языке было заказано в Голландии для распространения за границей, для подготовки иностранных дворов к московским переменам.