В общем деревенские сначала приняли меня с опаской, потом, когда узнали, что я проживаю на заставе, словно с цепи сорвались, закидывая вопросами, порой неудобными. Кое–как отбившись от взрослых, попал в цепкие ручки подростков и детей, для которых был подобием… не знаю… Дико популярного исполнителя на улице, или, еще лучше, депутата в метро.

После того экспресс допроса, в Лесовке я не был неделю, отходя от ненасытного любопытства и маниакального внимания жителей. Потом, с каждым посещением, вопросы иссякали, а любопытство поутихло. Привыкли, короче.

С некоторыми я свел близкое знакомство. С теми, кто показался мне наиболее умным и адекватным. Таких оказалось всего четверо – три пацана и девушка. Двое парней сыновья местного кузнеца, к которому я часто заглядывал. Классный мужик. Третий офицерский отпрыск, а Тереза – дочь мельника. Последняя, в нашей компании. Вот они были нормальные ребята, веселые, любознательные, и, что самое главное, не озабоченные. Были тут, что очень настойчиво звали меня подсматривать с ними в женские купальни. Хоспаде, ну вот что я там не видел? Вуайеризмом тоже не страдаю, как и повышенным вниманием к женскому полу. О чем я им и сказал. Они не поняли. Решили, что боюсь. Попытались взять на слабо, он… за кого они меня вообще держат?! В последний раз меня брали на слабо в классе шестом, да и то чуть ли не всем классом. А это огромное психологическое давление для детского несформированного разума. Короче я с ними не пошел, а потом узнал, что они попались и получили всей компашкой от хозяйки купален, а это женщина, выдающаяся во всех смыслах. Почти с меня ростом, а шириной как три с половиной, еще и рука тяжелая. Однажды двух мужиков на моих глазах раскидала голыми руками, когда те удумали лезть к ее работницам. В прямом смысле, кстати раскидала. Взяла за шкирку, как нашкодивших котят, а, не обращая совершенно никакого внимания на их сопротивление, просто выкинула вон. Про таких говорят, и коня на… Ну, вы поняли.

– Доброго утра, Вито! – издалека поприветствовал со мной мельник, он же отец Терезы. – Как дела? Ты к Терезе?

– И вам, уважаемый Фиор! – ответил я ему. – Дела отлично. И нет, не к Терезе, но буду рад ее встретить.

– Понятно, а зачем же тогда?

– Просто гуляю.

– Понятно, – снова протянул мужчина. – Ну, бывай!

Фиор пошел по своим делам, а я по своим. Зайду на обычное место встречи нашей честной компании, может кого и встречу.

Не встретил. Около небольшой церквушки местного бога никого не было. Но оно и понятно – утро, все на работе.

Пока шел к реке – моему любимому месту для творчества – размышлял о местной религии. Которая напоминала мне буддизм, по крайней мере, все, что я знаю о буддизме соответствовало местному аналогу: был человек. Он был очень богат, но деньги ему быстро наскучили, и он начал думать. Своими думами он делился с окружающими и в скором времени оброс последователями, основав, по сути, религию. Потом он настолько преисполнился своей мудростью, что ему стало тесно в мирском теле, и поэтому он превратился в высшую сущность. Дальше не вникал, ибо мне это не особо интересно было. Общие понятие есть и ладно. Звали его, кстати, Дипанкара, и он был первым из тринадцати высших сущностей – бодхисатв – которые образую круг праджня – истины, закрытой он непосвященного взгляда. Сложно короче, был бы я теологом – писался бы от радости. Но я не он, так что мне это по барабану. Это, кстати, не единственная религия. Просто самая популярная среди всех. Вторая по популярности – путь вещей. К ней больше маги тяготеют, но обычные люди тоже обращаются. Там че–то вообще дикий мрак. Из того, что объяснял мне Ларион, я понял только что это древнейшая из существующих официально признанных религий. Язычество тут тоже было, но не особо распространенное. Кстати, церквушка, стоящая в деревне, была посвящена как раз–таки двум религиям – местному буддизму и «пути вещей».

Дойдя до речки и немного пройдя вдоль берега, сел под местной липой, сразу же скрывшись от случайных глаз. Достал рукописи и подложив под себя сумку принялся продолжать перевод.

– Только повторять осталось – пара слов, какая малость… Просыпайся, королевна, надевай–ка оперенье… М–м…

Тихо шуршал карандаш по бумаге, вторя нежному журчанию реки, липа подпевала им, шелестя листьями, в которых весело гулял легкий ветерок. Мне в глаза то и дело попадали блики, отражавшееся в воде. Солнце светило ярко, но уже чувствовалось, что тепло в нем угасает и скоро ударят первые морозы. А пока надо наслаждаться последними днями бабьего лета. Вдохнув прохладный речной воздух, почесал карандашом лоб, мельком глянув на противоположный берег. Оттуда доносился неясный шум, который раздражал ухо. Источником шума оказались сильфианитские разведчики, вышедшие к реке набрать воды. Их неблагозвучная гортанная речь, вкупе с неприятными хриплыми голосами, резала слух. Я не обратил на них никакого внимания, полностью поглощенный переводом. Вышли и вышли, там их территория, а река является границей. Да, нагловато с их стороны, но что мне сделать? Сделать им замечание? Так они меня стрелами нашпигуют и гуляй Вася.

Сильфы, набрав воды в бурдюки, ушли, перестав раздражать меня. Я же спокойно закончил перевод. Перечитав пару раз получившийся текст и поправив некоторые помарки, переписал его начисто и, отложив в сторону, потянулся. Настал черед музыки. Однако я вообще без понятия, как ее написать. Точнее, написать–то знаю, как – какие–никакие музыкальные знания у меня есть, но распространятся ли они на местные музыкальные инструменты? На гитаре я ее наиграю, на пианино тоже, наверное, смогу. Надо расспросить Лариона или Лукину насчет этого, надеюсь, тут есть нечто похожее на гитару…

Встав и собрав листки в сумку, неторопливо пошел назад, наслаждаясь прогулкой.

– Эй, ты! – закричал кто–то, прервав мои размышления по поводу параллельности миров. – Я к тебе обращаюсь, длинноволосая дылда!

«Это он мне, что ли?» – под понятие «длинноволосая дылда» в округе подходил только я, так что обернувшись на голос увидел паренька лет двенадцати в цветастой одежде, чем он очень напоминал попугая, даже лицо похожее – мясистый нос, с мелкими глазками на пухлой овальной физиономии. Вкуса у пацана, по–видимому нет… Ну, вот кто в наше время напялит коричневые штаны, с красно–зеленой курткой? Под ней виднелась черная рубашка, а на башке у этого недоразумения была желтая шляпа, а–ля, Робин Гуд, только без пера.

– Подойди сюда! – приказал пацаненок высокомерно.

Сейчас меня одолевали несколько противоречивые чувства: благоразумие, ярость, благоразумный гнев. Первое говорило: «Не быкуй. Просто подойди и выслушай. Пацан не прост, судя по одежке. Разозлишь его и станешь короче на голову». Второе орало: «#8*#% этого #8&3*#», третье увещевало: «Подойди, так спокойненько, потом осмотрись, чтоб свидетелей не было, уведи в лесочек, там прикопай. Если будут спрашивать – включай дурачка». Был соблазн поддаться последнему, но победило все же первое, и я, тщательно скрывая эмоции, подошел.

– Знаешь, где поместье Валентия? – спросил он, с презрением во взгляде осматривая мою одежду.

– Да, – выдавил я. И че он до моей одежды докопался? Нормально я выгляжу, специально подбирал, по моде моего мира. Здешняя, если судить по пацану, поехавшая.

– Проведи! – приказным тоном выдал тот.

Мля… Ларион меня прибьет, если узнает, что я ушел. Ладно, либо Ларион, либо этот неизвестный клоун.

– Хорошо… мэтр, – через силу поклонился я. – Идемте за мной.

Путь много времени не занял и все это время я слушал пустую трескотню о том, как он устал, когда мы уже дойдем и какой из меня плохой проводник.

– Мы на месте… мэтр, – остановившись около ворот в усадьбу, вымолвил я. Солдаты стражи, стоящие по обе стороны, с удивлением уставились на меня и пацана.

– Нет уж, веди к мэтру Валентия! – заканючил в ответ попугай.

– Такому как я запрещен доступ в поместье и уж тем более к мэтру Лариону, – лица солдат вытянулись, а глаза стали блюдцами.